Не в себе. Как живут украинские трансгендеры
Быть не в себе — для многих украинцев это не просто образное выражение, а серьезное внутреннее ощущение. Они трансгендеры — люди, чья идентичность не совпадает с их биологическим полом.
Корреспондент Радио НВ Богдан Амосов записал истории таких украинцев.
Часть I. Анастасия
Трансгендерность — это состояние человека, когда он не может принять свой биологический пол, то есть когда биологическая женщина чувствует себя мужчиной (или биологический мужчина чувствует себя женщиной). Почему возникает такое ощущение — точно неизвестно. В последней версии Международной классификации болезней трансгендерность была перемещена из раздела о психических расстройствах в раздел о сексуальном здоровье.
Людей, родившихся в этом состоянии на Земле не много, но и не мало. Чаще они долгое время скрывают от других свою особенность, а раскрыв ее людям, обычно становятся объектами насмешек, травли и даже насилия. Я попытался узнать, что такое — родиться в чужом теле.
При рождении Анастасия получила мужское имя. Это сейчас она — Анастасия Ева Домани, а биологически родилась мальчиком, однако уже в раннем детстве, еще с первого класса, начала чувствовать, что ей нравится мамина одежда. Сначала большой тревоги это у нее не вызвало.
— Казалось, что это что-то временное — или фетиш, или детское увлечение: когда ты хочешь поиграться, поносить, «поюзать», допустим, мамину одежду, косметику, обувь… Серьезного значения я этому не придавала, но оно [влечение к женской одежде, — Ред.] все равно продолжалось каждый год.
На планете людей, которые рождаются в другом теле, по меньшей мере один процент — то есть каждый сотый. Почему так случается, специалистам до сих пор неизвестно:
— Есть теории, которые говорят, что это на этапе эмбрионального развития что-то пошло не так, — рассказывает врач-психиатр Елена Тараненко. — Есть теории, которые говорят, что человек уже после рождения впитывает какие-то моменты [мужского или женского поведения], до конца тяжело сказать.
В разговоре со мной психолог Марина Диденко отмечает:
— Была одна теория, что это [зависит] от строения мозга, но и она уже опровергнута, так как доказано, что строение мозга зависит от того, какой деятельностью занимается человек, а не от того, мужчина это или женщина. Вторая теория — поведенческая или теория среды, когда говорили, что человека можно воспитать так, как хочешь: либо воспитать мальчика, либо воспитать девочку. Она тоже опровергнута. Был проведен очень жестокий эксперимент, когда в детстве было два мальчика, в результате медицинской ошибки произошла определенная операция, и решили из одного мальчика сделать девочку, и этого мальчика воспитывали как девочку.
Речь идет о случае с Брюсом Рейнером, который родился в Канаде в 1965 году. Когда в восьмимесячном возрасте мальчику делали обрезание, то серьезно повредили половые органы. Через некоторое время родители парня встретили психолога Джона Мани, который утверждал, что дети способны адаптироваться к другому полу.
— Психолог этот предложил такой выход: «Давайте сделаем — хирургически исправим — девочку и будем воспитывать как девочку».
Брюса назвали Брендой, одевали, как девочку, и покупали девичьи игрушки.
— Но ребенок постоянно рос и чувствовал себя не в своем теле, хотел играть другими игрушками. Он с подросткового возраста [был] в депрессиях, и было несколько попыток самоубийства.
Родители открыли парню правду только в подростковом возрасте, что стало для него настоящим шоком. После затяжной депрессии он снова прошел через гормональную терапию и перенес операцию по восстановлению первичных мужских половых признаков, женился и усыновил троих детей. Психолог Марина Диденко отмечает:
— Воспитание не играет роли. Вот был проведен этот жестокий эксперимент, который на самом деле был очень неэтичным, но он доказал, что нельзя воспитать мальчика или девочку. Это внутреннее ощущение человека, кто он — мужчина или женщина.
Анастасия делится со мной своими тогдашними чувствами:
— Я не знала, почему я это чувствую, почему я это делаю, я не могла себе это объяснить. Я думала, что, возможно, к какому-то возрасту это уйдет — я думала, это будет тогда, когда уже появится девушка, отношения (а может, даже и брак, совместная семейная жизнь). Но это никак не проходило.
Будучи парнем, но чувствуя себя девушкой, Анастасия тщательно скрывала это от окружающих. В школе у ребенка были проблемы со сверстниками, но скорее не из-за «инаковости», а из-за физической слабости.
Тогда Анастасия занялась собой, стала играть в футбол, вставала на ежедневные утренние пробежки — и вскоре стала сильнее. К ней больше не цеплялись, а в армреслинге она могла одолеть любого в школе. Однако желание быть женщиной у биологического парня все равно никуда не исчезало.
— Я думала: как это так, я занимаюсь спортом, столько силы во мне, а в голове продолжаются вот эти [мысли]; вот будет возможность, я обязательно этим воспользуюсь, когда родителей не будет дома — свои мечты опять реализовать.
И когда родители уходили из дома на работу или по делам, она наконец одевалась в женское. Сначала — в мамины вещи, но затем постепенно начали появляться и свои.
— У меня уже потихонечку свой гардероб появлялся, я уже делала покупки. Сложно было тогда финансово, конечно, ты не можешь покупать новые вещи. И тогда, кстати, я вообще была далека от полного образа: меня не интересовали обувь, верхняя одежда, какие-то аксессуары, а более что-то такое вызывающее, феминное что-то.
Скрывая свою страсть от родных, Анастасия боялась, что потеряет их доверие и будет отвергнута. Впрочем, скрыть от родителей все не удавалось.
— Помада на губах, — если ты ее очень редко используешь, то забываешь, что ее нанесла. Кто-то приходит, и она остается — нет еще практики смывать, она оказалась слишком стойкой. Мама видела, на вопрос «что это такое, почему ты красишься?» у меня не было ответа в режиме онлайн, я могла «выстрелить» только чем-то несуразным, потому что ответ ты не заготавливаешь.
Со временем хранить тайну дома стало опасным. Женской одежды становилось больше и прятать ее было тяжело. В конце концов Анастасия начала искать тайники на улице.
— Были провалы, когда я меняла по разным причинам свои «нычки» (это было на улице, их находили). Очень обидно было потерять [вещи], потому что ты долго это копишь, собираешь — и «бац», нет этого гардероба. Понимаешь, что тебе нужно все с самого начала собирать, покупать, копить обязательно… Блин… Очень обидно, конечно. <…> Однажды был такой серьёзный прокол, я никогда не забуду, когда приехал спецназ — человек десять. Именно спецназ. То ли бабушка, то ли какой-то водитель (там гаражи рядом были), может, увидели, что я часто хожу что-то прячу. Тогда это серьезно было, конечно — такие «космонавты» приехали. Наверное, думаю, будут «паковать» меня; наверное, я какой-то опасный человек. Но нет, все нормально — «пробили по базе», я так понимаю, и оставили. Но это был стресс, конечно, глубокого уровня.
Непросто было и покупать одежду. Когда мужчина заходит в женский магазин и выбирает женскую блузку или юбку, придумать для консультантки историю о подарке сестре или матери еще можно.
Впрочем, когда мужчина отправляется с выбранной одеждой в примерочную, у подавляющего большинства людей это вызывает вопросы и неоднозначную реакцию.
— Были некоторые моменты, когда ты идешь в примерочную, и вызывали полицию или охрану…
— И что? По какому обвинению вызвать полицию в данном случае?
— Конечно, это глупо с их стороны. Это говорит о том, что у людей такие стереотипы, что если ты идешь с женской рубашкой (или блузкой, или кофтой) в примерочную, то, значит, все, это уже что-то на уровне криминала — «маньяк», «извращенец». Ну, что-то в этом роде могло звучать, но они, наверное, думали, что ты сейчас будешь выбегать и показывать что-то, крутить торсом, может быть. Мне ничего это не нужно было. Мне нужно было быстро примерить, посмотреть размеры — и все; купить, если подходит, и свалить из этого магазина. <…> Потом боишься какое-то время посещать магазины. У некоторых такие психологические проблемы, что ступор может быть надолго, на годы. Я приходила и говорила, что я ничего не нарушаю… Смешно даже говорить такие слова — «не нарушаю»…
Пока у человека с трансгендерностю происходит процесс осознания своей сущности, он переживает тяжелое психологическое давление, рассказывает психолог Марина Диденко.
И если сегодня есть доступ к информации об этом явлении в Интернете, то в доцифровую эпоху такой человек вообще не понимал, что с ним происходит, хотя в период осознания себя трансгендер, возможно, больше всего нуждается в поддержке. Психолог объясняет:
— Когда они проходят этап принятия себя, осознания, он может очень долго длиться, и в этот момент нужна помощь, чтобы с кем-то поговорить, проговорить и узнать, действительно ли это так. «Я себя не так чувствую в своем теле» — это вопрос трансгендерности, или это какие-то другие проблемы, психические или психиатрические, связанные со здоровьем? [Нужно] выяснить симптом. Другой момент, почему нужен психолог — из-за той дискриминации и давления социума, оказываемого на трансгендерных людей. «И тогда я чувствую эту дискриминацию, и мне нужна помощь психолога, чтобы принять себя, поднять самооценку, справиться с этим социальным давлением».
Психолог приводит еще одну сферу, в которой специалист может помочь трансгендерному человеку:
— Третий момент — это семейная сфера, когда «у меня же есть проблемы с родителями, с друзьями, когда от меня отказывается все мое социальное окружение; я 20 или 30 лет выглядел (или выглядела) одним образом, а тут я понимаю, что все-таки я трансгендерная личность, я планирую переход, я начинаю этот переход, начинает меняться мой внешний вид». Это очень трудно объяснить окружающим, и не всегда [человек] хочет объяснять. И соседи видят, что рядом с ними жил мужчина, а теперь живет женщина, и они понимают, что это один и тот же человек, и начинается дискриминация, давление, иногда агрессия, обиды. Или просто даже начинают шептаться за спиной, а это тоже очень неприятно — тем более ты понимаешь, почему они это делают.
Чем взрослее становилась Анастасия, тем больше ей хотелось чувствовать себя полноценной женщиной, а не только краситься дома перед зеркалом и исподтишка примерять женскую одежду в примерочных магазинов.
— Сначала можно было дома, в помещении одеваться, а потом хотелось пройтись. Публично. Вот это страх был — первый прохожий, встречный… Ох, трусишься просто. Потом ты видишь людей. Со стороны это, наверное, было страшно убого. Я думаю, что было видно парик, это раз. Наверное, тогда было не самое лучшее умение в выборе одежды, стиля. Пожалуй, было желание феминности, причем вызывающей феминности, что женщины редко надевают в повседневной жизни: непрактичная одежда и обувь, как правило, и так ходить — пусть даже не в центре, не в городе, а где-то у себя в частном секторе. <…> Потом мне хотелось вообще чего-то большего — прожить не часы, а дни. 24 часа [в сутки] хотелось. Когда уже постарше стала, появилась работа и появились командировки. Когда ты в другом городе и тебя там точно никто не знает, у тебя есть средства, и ты можешь там побыть, погулять по городу. И чем старше ты становишься, тем более умно ты формируешь свой образ.
Часть II. Переход
Впрочем, Анастасия все еще пыталась вписаться в пределы окружающего мира. Будучи биологическим мужчиной, она вышла замуж, и супруги родили ребенка. Анастасия, возможно, так и осталась бы в не своем, мужском теле, однако решилась на переход. Трансгендерный переход — это процесс приведения гендерной роли человека и его тела в соответствии с его гендерным самоощущением, однако это не обязательно хирургическое вмешательство. Психолог Марина Диденко рассказывает:
— Не всем трансгендерам нужен переход. Вообще вопрос трансгендерной или гендерной идентичности возникает где-то у 1−1,5% людей на Земле; из них тоже не все хотят делать переход или полный переход. Кто-то просто меняет внешний вид, чтобы выглядеть максимально гендерно нейтрально, кто-то начинает принимать гормонотерапию, чтобы внешний вид еще больше изменился, кто-то совершает хирургическое вмешательство — или верхнюю, или нижнюю операцию, или обе, потом делает пластику. Все зависит от финансовых возможностей людей, условий, в которых они живут, и желания целом. Потому что иногда вообще [бывает] просто принятие того, что «я трансгендер, но я ничего не хочу менять».
Анастасия продолжала жить двойной жизнью. Одна — обычная жизнь мужчины, с женой и ребенком. А остальное очень отличалось:
— Я не хотела ломать то, что у меня было: хорошие отношения с родителями, мой брак; то, что у меня был ребенок. Начать переход, со всем этим покончить, уехать от них, порвать связи, не общаться — это можно было, но это был не мой путь, я это точно знала. Очень хотелось, чтобы была семья и ребенок чтобы появился. <…> Мой брак еще с 2006 года, сейчас он еще официально действителен, мы не разрывали его.
— Значит, у вас формально однополый брак?
— По бумагам еще нет, но если брать текущие документы родителей, двух людей в браке, то они уже без малого год, получается, как однополые отношения (по бумаге). Отношений как таковых нету, они более приятельские сейчас.
Сначала жена не догадывалась о трансгендерности своего мужа. Однажды она нашла женский гардероб и устроила скандал из-за якобы супружеской измены. Пришлось объяснять, что это, мол, для разнообразия интимной жизни.
Но с тех пор в семье воцарилась атмосфера недоверия, а впоследствии жена увидела фотографии в персональном компьютере и, пожалуй, все поняла, но устраивать скандал не стала. Истина открылась во время одной из бытовых ссор, рассказывает Анастасия:
— Это был удар резкий, из-за угла, ты не можешь оправиться — нокдаун. Думаю: капец! Ты же думаешь, что у тебя все отлично, никто ничего не знает, твои заметания следов идеальны. Но потом я уже особо и не пряталась. Думаю: ничего не скроешь. Когда человек уже знает, и даже если ты ничего не будешь проводить, он будет думать: «А! Вот тебя нет день, — а это была командировка на самом деле, — ты там какой-то девичник организовала». Ты можешь вообще быть далека от этого, ты на самом деле уехала в командировку, на работу.
Отношения в семье продолжили портиться, а Анастасия постепенно перестала отрицать свою трансгендерность в семье. Однако жена не хотела относиться серьезно к тому, что живет с трансгендерным человеком.
— Знать, читать про трансгендерность, про таких людей (может, даже про каких-то успешных людей) она не хотела.
К тому времени Анастасия уже начала понемногу публично заявлять о своей трансгендерности, давать интервью, появляться в медиа и заниматься общественной деятельностью.
— Я решила: увидят меня где-нибудь по телевизору или в интернете, или кто-то подскажет им посмотреть, даст им какую-то ссылочку или перескажет — значит, так и будет.
В итоге она решила начать переход. Решиться на это ей помог положительный опыт трансгендерных подруг:
— Сначала я думала, что это далеко, что я переход не начну. Потом я все больше и больше слушала, начались колебания у меня, думала — может, действительно [попробовать]? Вот же люди — живой пример. Начали, уже меняются, я вижу — уже и внешность меняется, какое-то движение вперед есть. Можно сказать, что они повлияли на мое решение.
Анастасия обратилась к гормонотерапии и начала меняться. Позже жена об этом узнала. Наконец, в прошлом году жена забрала ребенка и ушла, хотя общение они до сих пор поддерживают.
— Когда они уехали, у меня был большой стресс — остаешься один в квартире, в которой до этого постоянно были люди. Гости приходили, соседи, а тут «бац» — и никого нет, одиночество, стены… Это так резко… Было очень тяжело — наверное, самый сложный момент в жизни. И я просто ударилась в активизм по уши — так, чтобы мне было легче морально, не было времени даже подумать, что тебя никто не ждет, что не буду играть с ребенком на улице.
Медицинская и юридическая процедура перехода всегда была непростая — еще до 2016-го года, когда она регулировалась протоколом, рассказывает врач-психиатр Елена Тараненко:
— Раньше создавалась комиссия, которая собиралась раз в какое-то непонятное количество времени, в которую входили врач-психиатр, эндрокринолог, сексопатолог, еще каике-то терапевты; и они оценивали, насколько необходимо человеку это сделать.
Комиссия должна установить диагноз и выдать документы, необходимые для юридического основания смены пола. Например, переход не позволяли делать из-за ряда медицинских и даже социальных противопоказаний. А чтобы поменять паспорт, нужно было обязательно хирургически изменить пол и «пролежать» месяц в психиатрической больнице.
Сейчас новый протокол, и он более лоялен, однако смена пола так же непроста. Трансгендерному человеку надо так же пройти ряд обследований и анализов. Врач-психиатр перечисляет:
— Терапия, эндокринолог, невропатолог, нам надо исключить всяческие сопутствующие патологии. Потому что, если человек потом захочет, он будет принимать гормональную терапию, это достаточно серьезный стресс для организма. Мы обследуем для постановки диагноза, анализы крови сдаются, кардиограмма и так далее.
— Трансгендерность — это вариант нормы, никаких психических проблем у человека нет, — говорит психолог Марина Диденко. — То есть психиатр нужен для того, чтобы понять, что у человека именно вопросы гендерной дисфории, принятия-непринятия своего тела, осознания другого человека [по ощущениям], чем он выглядит, а не какие-то другие психические расстройства. Поэтому важно, чтобы не только психологи работали с этим вопросом, а было комплексное обследование. Я всегда клиентам рекомендую сходить к психиатру, чтобы исключить психический момент.
Сейчас, чтобы получить все необходимые медицинские документы и начать юридическое оформление смены пола, надо два года наблюдаться у психиатра. Процедуру возможно ускорить, однако для этого всеже придется некоторое время лежать на стационаре в психиатрической больнице. Анастасия Ева Домани в разговоре со мной рассказывает:
— Так получилось, что транс-люди не намерены ждать двух лет и стараются различными способами, обходными маневрами как можно быстрее добиться этого диагноза. Например, готовы даже лечь на стационар на какое-то количество дней — на 10−12, кто-то на меньше.
Те, кто решается на этот шаг, обычно уже начали переход — то есть принимают гормоны и одеваются в соответствии со своим гендером. Однако по паспорту они продолжают оставаться биологическими мужчинами или биологическими женщинами, и в психиатрической больнице их кладут в отделение согласно строке в паспорте:
— Там очень давят на тебя (я имею в виду пациентов) те, которые действительно больны, с шизофрений. Кладут в палату согласно документам: феминную красивую девушку — к мужчинам; бородатого, волосатого мужчину — к женщинам в палату. У них же паспорт еще не изменен, они же только ради этого и начинают эту процедуру. Проживание, условия жизни [неудовлетворительны], там очень сильно давят психологически, и ты не можешь быть в своей тарелке, все время ждешь какого-то подвоха. Они и без того бывают — где-то в общих помещениях, в туалетах, в столовой, там персонал очень плохо относится. Там в принципе, естественно, за человека вообще не считают (за здорового уж точно). Могут заставить, сказать «посидите здесь» и два-три часа не приходить за тобой.
Врач-психиатр Елена Тараненко комментирует:
— Наверное, было бы проще для всех, если бы у нас как-то более толерантно относились [к трансгендерам] и медработники, и общество в целом. А так, получается, человек приходит, он такой есть, а ему еще и доказать надо, что он такой есть. Естественно, это обидно, дискомфортно и стрессово.
После получения выписки от психиатра трансгендерный человек обращается к эндокринологу, который проводит консультацию по гормональной терапии. Анастасия Домани, которая, пройдя все бюрократические круги по изменению пола, теперь консультирует и помогает трансгендерам, рассказывает, что очень мало эндокринологов в Украине разбираются в тонкостях гормонотерапии:
— Часто очень бесполезно об этом спрашивать, потому что часто они сами ничего не знают. Совет они не могут дать, по умолчанию они дают самую минимальную дозировку, чтобы не было такого, что прописала две таблетки в день или какой-то там укол, человеку станет плохо и он умрет, а в справке будет ее [врача, — Ред.] фамилия.
Психолог Марина Диденко подтверждает сложность поисков врача, специализирующегося на консультировании трансгендеров:
— Если какой-то врач был готов работать с трансгендером, то его координаты передавались из рук в руки, по секрету, по всей Украине. И трансгендерные люди из одного города готовы были ехать в другой город для того, чтобы просто пройти общее обследование или даже сходить к семейному врачу.
Анастасия Домани рассказывает:
— Человеку очень важно пойти в военкомат и сняться с учета по причине наличия психиатрического диагноза «транссексуализм». Предоставляешь все документы, проходишь пару собеседований, много любопытных вопросов, конечно, задается — я думаю, чуть ли не впервые они в военкомате такое видят. Я вообще боялась туда идти, думала, что там сотни парней будут думать, что я вообще делала в этой очереди, все рассматривать тебя будут.
Трансгендерных людей не призывают на службу в армию, однако они могут заключить соглашение и нести службу по контракту.
Трансгендер Августин [имя изменено по просьбе героя, — Ред.] Поехал в АТО волонтером. На передовую ездил тайком от родных.
— Я приезжал туда помогать — сначала как волонтер, потом как парамедик. Потом мне давали различные задания: узнать какую-то информацию и тому подобное. Да, на моих глазах умирали люди; да у меня погибло много знакомых — друзья, одноклассники, — но моей задачей было помогать.
Во время первых поездок в АТО Августин еще был биологической женщиной, хотя с детства чувствовал себя мужчиной.
— Когда я первый раз приехал в часть и ко мне полезли несколько человек, я им очень мягко сказал «не надо» — зачем, если меня это не интересует? И они распустили по части слухи, что у меня было три беременности и трое родов. В смысле? Что за бред? На тот момент я там пробыл буквально два часа, и уже такие слухи пошли.
Однако по-настоящему его задело то, что большинство из его окружения не воспринимали ЛГБТ-людей.
— Мне стало непонятно, почему очень многие военнослужащие, которые были в зоне АТО, настолько агрессивно относятся к ЛГБТ-людям (хотя их достаточно много также служит в АТО), почему люди позволяют себе приезжать в обычные мирные города и вести себя непонятно как, кичиться тем, что они участники боевых действий, хотя на самом деле они, возможно, сами даже вообще никогда не были в АТО, либо же не принимали участие в боевых действиях. <…> Когда они приезжают обратно, многие нападают на ЛГБТ-сообщество, хотя многие из представителей ЛГБТ им помогали, приезжали и служили вместе с ними. <…> Конечно же, есть нормальные, есть достаточно нормальных людей, но не все из них видимы.
Часть III. Августин
Августин (напомню, имя героя изменено по его просьбе) родился девушкой. Он рассказывает мне свою историю:
— Первые непонятки у меня появились в детстве, насколько я помню, где-то с пяти лет. Было понимание, что что-то во мне отваливается. «И почему мое тело не такое, как у мальчиков?». Меня это настораживало, но я занял такую позицию наблюдателя — «посмотрим, что будет дальше». Я родителям не говорил (точнее, у меня была только мама и отчим). И отчиму на меня было плевать, он очень сильно пил, и мы с ним как-то особо не контактировали.
В детстве, когда никого не было дома, он надевал вещи отчима, носил их, пока взрослые не дома, и смотрел на себя в зеркало.
— И мне это нравилось. То есть я не брал одежду мамы, не брал ее косметику, меня это вообще не интересовало. Девочка мне вообще первый раз в шесть лет понравилась, для меня это было нормально (причем понравилась по-взрослому, с ревностью, как положено). Сложно было, потому что было непонимание: я видел, как ведут себя мальчики, и мне тоже хотелось так себя вести, а я так себя вести не могу. И плюс меня еще заставляли надевать юбки-платья, меня это отворачивало. Это были дикие скандалы, сопли-слюни-слезы, мама на меня кричала, потому что я не хотел это делать.
Когда Августин пошел в школу, то почувствовал, что его одноклассники что-то подозревают. Ему было сложно переодеваться перед физкультурой вместе с девочками, а на уроках труда он просился, чтобы его перевели из девичьей группы в мальчишескую.
Из-за своей инаковости он испытывал издевательства со стороны одноклассников. Однажды дошло до того, что школу пришлось сменить. Хотя и на новом месте тоже было не все гладко: с новыми одноклассниками Августин не общался, и завести друзей, будучи парнем в теле девушки, не удалось.
— В основном это были словесные оскорбления, особенно по поводу одежды, по поводу внешности. С внешностью мне тоже не особо повезло до начала гормональной терапии, на улице тоже не особо гулял, было несколько друзей, мы с ними встречались, виделись. Они ни о чем не подозревали, поэтому вопросов не было.
Из-за осознания себя мужчиной, а не женщиной, в своем теле Августин постоянно находился в стрессе. Он замыкался в себе, пытался погрузиться в книги, кино и музыку. Из-за этого он немного помнит о своем детстве. Быть биологически девушкой, а по сути — парнем, было для него невыносимым.
— Я был довольно закрытым человеком. У меня были попытки суицида, мне было очень плохо, потому что я видел, что мое тело меняется — и меняется не в ту сторону, в которую надо. Порой мне хотелось просто проснуться в другом теле, вот как в фильме: будто бы я ложусь спать, а потом, как по волшебству, на утро просыпаюсь с нормальным телом, с тем, которое мне нужно. Но это было мечтой, фантазией, для меня это было недостижимо, потому что у меня не было понимания, что со мной происходит. Мне казалось, что у меня просто гомосексуальная ориентация и что нормально так себя чувствовать.
Впрочем, в подростковом возрасте Августин нашел ответ на вопрос, что с ним не так:
— Информация об этом у меня появилась лет в 16. У меня были непонятные ощущения, что со мной происходит. Когда появился интернет, когда появился компьютер, стало немного проще — я просто вбивал в интернете запросы «почему человек может чувствовать себя другим полом?» и тому подобное. И когда увидел, что это может быть трансгендерность, то для меня стало все ясно.
Процедура изменения пола на тот момент была сложнейшая. Сделав несколько усилий побороть медико-бюрократическую процедуру, Августин оставил попытки и стал больше уделять внимание обучению и планированию карьеры.
Однако с наступлением 21-го года самочувствие ухудшилось и стало вообще невыносимо — участились мысли о суициде. Тогда Августин решился на трансформацию и начал гормональную терапию.
— Поиск врачей у меня занял примерно год, некоторых врачей пришлось искать 1,5−2 года. Было проблематично, но в итоге, когда я всех нашел, все как-то быстро сложилось, и мне все сделали буквально за месяц. <…> Мне стало намного-намного лучше. Потом уже была смена документов, довольно сложный процесс был (в принципе, у других людей бывает и сложнее). В моем случае достаточно быстро все делали. Хирургических изменений у меня не было, но будут. Я сейчас работаю в другой стране, зарабатываю деньги; приеду — буду делать первую операцию, мастэктомию, потом буду делать гистерэктомию и, наконец, составлю уже коррекцию половых органов.
Далеко не все трансгендеры делают себе хирургические операции — кому-то комфортно и без них, и они ограничиваются гормональной терапией. К тому же хирургическая коррекция — дело не из дешевых.
Чтобы превратиться из женщины в мужчину, надо сделать ряд хирургических вмешательств. Мастэктомия — удаление молочных желез — стоит в Украине около 60−75 тысяч гривен; удаление матки и яичников — гистерэктомия — 10−20 тысяч гривен; а коррекция половых органов — от $3 тысяч.
Что касается трансгендеров, которые с помощью хирургов корректируют тело с мужского на женское, процедуры тоже дорогие, и многие едут делать их в Азию или в Россию, где такие операции дешевле. В Таиланде трансформация может стоить $13−15 тысяч — зависит от количества операций, клиники и опыта хирурга, а также от того, делаются ли все операции за один день или по очереди.
Делать все одновременно очень утомительно, и надо иметь очень крепкое здоровье, чтобы перенести такой стресс. После этого пациентка еще месяц лежит в больнице, соблюдая постельный режим, и только со временем постепенно начинает ходить.
Тяжесть положения трансгендерных людей в Украине заключается в том, что, живя с тем полом, которым они себя не чувствуют, эти люди испытывают психические страдания. Но решившись трансформироваться или просто вести себя так, как себя чувствуют, они начинают испытывать давление со стороны общества. Августин рассказывает:
— Пару раз бывало, что мне в полиции не помогали, потому что я транс-человек. Бывало такое, что мне в больнице не помогали, потому что моя внешность отличалась от паспорта, не оказывали достаточное количество медицинских услуг либо же более качественную медицинскую помощь.
— Мне рассказывали, как человек раньше приходил на работу и говорил: «Я не могу приходить на работу, потому что, как только я показываю паспорт, у всех сбиваются шаблоны, — говорит врач-психиатр Елена Тараненко. — Банально паспортный контроль, — когда кто-то куда-то летит, то сразу целая процедура начинается — «а почем у вас то, а выглядите вы вот так?».
В прошлом году в Киеве был организован первый в Украине Марш трансгендеров. Шествие разогнали правые, от распыления газового баллончика пострадали два человека. Однако благодаря своевременному вмешательству полиции большого конфликта удалось избежать.
— Они [другие люди, — Ред.] привыкли к стереотипам, к тому, что ЛГБТ-сообщество — «это извращенцы, это педофилы, это ВИЧ-инфицированные люди». Думают, что, например, трансгендеры мало живут, что это травматичные операции во время перехода, не улучшающие качество жизни, считают, что это травма, что сексуальную ориентацию можно выбирать, что религия против (хотя это очень спорный момент). Просто элементарное незнание, — рассказывает мне Августин.
И хотя общество до сих пор воспринимает трансгендерных людей враждебно, правозащитники и специалисты отмечают, что ситуация с толерантностью понемногу меняется. Психолог Марина Диденко говорит:
— Сейчас все больше и больше врачей становятся дружественными и толерантными к трансгендерам, проект Дружественный врач Точки опоры [Украинская ЛГБТ-организация, — ред.] это доказывает. Мы в свою сеть подключаем все больше специалистов, которые в принципе готовы вообще работать с ЛГБТ-сообществом: геями, лесбиянками, бисексуалами, трансгендерами. И появляются специалисты, которые едут на специальное обучение за границу, получают образование. Появляются лекарственные протоколы, которые разъясняют, как в принципе работать с этими пациентами. То есть в этой сфере ситуация меняется.
Продолжаю свой разговор с Августином:
— Украинское общество становится — пусть очень медленно, — но более толерантным, больше воспринимает информацию о представителях сообщества. Все зависит от самих людей, — как мы будем себя вести, как мы будем подавать информацию, какие образовательные мероприятия мы будем проводить, насколько мы будем видимыми, как мы будем давить на правительство, на законодательство. <…> Очень многие люди, которые раньше боялись или как-то негативно относились [к ЛГБТ], после общения со мной становятся более толерантны, потому что они видят нормального, адекватного человека, который, несмотря на возраст, имеет довольно серьезный жизненный опыт, который может нормально, адекватно разговаривать, а не «выпрыгивать из кустов», «кусать» их и «делать ЛГБТ-сообществом» (как многие думают, что мы неадекватные или можно «заразиться» от нас).
Что же касается самого перехода, трансгендерные люди признаются, что после него чувствуют себя совершенно иначе. Анастасия Домани делится:
— Когда входишь в женский образ, [ощущаешь] какую-то радость, счастье. Незабываемые ощущения себя, что наконец-то есть какое-то время, когда ты можешь почувствовать себя согласно своему, наверное, второму «я» в себе. <…> Мне стало интереснее жить, я вижу перспективы. Во-первых, я хочу помочь транс-людям, а с другой стороны, как можно больше раскрыть суть для простых людей, кто такие трансгендерные люди. Я хочу, чтобы [другие] просто были проинформированы, кто такие транс-люди, как их можно принимать, чтобы не было агрессии или игнора.
Психолог Марина Диденко рассказывает, как меняется самочувствие и самооценка транс-людей после осуществления перехода:
— Снижается тревожность, повышается самооценка и снижается уровень депрессивности, когда переход осуществлен. Я не могу поставить диагноз «депрессия» как психолог, но я вижу, человек подавлен - ему трудно завязать отношения, трудно найти работу, трудно социализироваться. И с переходом (по крайней мере с теми людьми, с которыми я общалась) они менялись. Это тот же самый человек, но почему-то он начинает общаться активнее, ему легче проявлять себя, легче заявлять о себе, начинает устраивать свою жизнь, находит работу, заводит отношения, занимается собой. Я видела, как человек становится увереннее и даже счастливее.
Напоследок спрашиваю у Анастасии о ее эмоциях и чувствах сейчас:
— Я часто задаю себе вопрос, как я себя чувствую. Каждый раз один ответ: да, это что-то наподобие счастья. Не надо бояться это произносить. Есть какие-то ежедневные сложности, но если в целом их отбросить, это же обязательное сопровождение твоей жизни. Все, что происходит, это классно.
