К 40-му гей-параду в Берлине ostpol.de попросил 12 журналистов из Центральной Азии и Восточной Европы рассказать истории активистов и ЛГБТК-людей из их стран.
Сегодня 40-й берлинский гей-парад. Для меня он будет первым в жизни. Я хочу, чтобы это был еще один мой День рождения. Хочу запомнить этот день навсегда, что-то новое открыть для себя, что-то личное найти, теплое, родное. Со мной будет много таких же, как я, но непохожих друг на друга. Все мы будем знать, что мы не одиноки, мы не брошены, мы вместе. У нас есть голоса и право заявить о себе.
А людей, которые хотят быть с нами или так же праздновать, — много. Больше, чем нам кажется. Эти люди живут в разных странах. Они по-разному выглядят и одеваются. Среди них есть мужчины, женщины, транс- и агендерные люди. Геи, би-, пан- и даже гетеросексуалы. В общем, они такие же непохожие друг на друга, как мы.
Но они не могут быть самими собой, им этого не позволяют. Многие из них борются, чтобы их просто не унижали, не били, не убивали. Чтобы они могли просто быть и быть собой.
Когда я в Европе рассказываю про ЛГБТК-людей из Центральной Азии, многие мне отвечают, что они знают — знают, что там плохо, что там опасно. Что значит «плохо»? Как выглядит это «плохо» в разных странах?
Все, что связано с сексуальной ориентацией и гендерной идентификацией, во многих странах Центральной Азии и Восточной Европы является табу.
Хрупкое положение ЛГБТК-людей в этих странах привлекает внимание общества только в критических случаях — например, когда узнают о преследованиях и убийствах геев в Чечне или массовых арестах геев и транс-людей в Азербайджане. В остальное время эта проблема остается вне поле зрения. Тем временем журналисты, которые пишут о ЛГБТК-сообществе и нарушают это табу, находятся под угрозой, как и их герои. Но продолжают работать.
Мы попросили 12 журналистов поговорить с ЛГБТК-активистами из России, Украины, Киргизии, Узбекистана, Беларуси, Таджикистана, Грузии, Азербайджана, Казахстана и Молдовы. Их истории дают понять, как общество и государство в постсоветских странах относятся к ЛГБТК-людям сегодня, узнать, какие цели ставят перед собой активисты, с какими препятствиями они встречаются и что помогает им в работе.
Это первая публикация международной сети пишущих о ЛГБТК журналистов, которую я намерен развивать вместе с n-ost. Поддержите нас пожертвованием и поделитесь этой публикацией с друзьями!
С любовью,
Али Феруз
«Часто нам приходится охранять мой клуб от нападений. Это единственный клуб для ЛГБТ в Кыргызстане. Бывает, что в соцсетях люди договариваются собраться вместе и напасть на нас. Или приходят жители соседних домов. Тогда мы усиливаем охрану. В этом помогают люди из организаций, просто активисты — они приезжают, чтобы вместе с нами предотвратить атаки. Но это заканчивается угрозами, а не насилием.
Большим успехом для нас было упрощение смены гендерного маркера в документах для транс-людей, которого удалось добиться одной из ЛГБТ-организаций. Но их работа, в отличие от моей, остается невидимой, потому что они действуют в поле юридической защиты и законотворчества, а любое публичное упоминание о ЛГБТ сразу вызывает обсуждения, вплоть до парламента. Вновь вытаскивают скопированный с российского закон о «гей-пропаганде». Часто сами ЛГБТ боятся и противятся активизму. Поэтому многие активисты выгорают.
На мой взгляд, в Кыргызстане два главных источника нетерпимости: российская пропаганда и исламизация. Но за годы работы я поняла, что это разные виды гомофобии. С мусульманами при личной встрече возможен диалог — пусть они и хотят тебя исправить, привести к богу. С пропутинскими гомофобами все совсем иначе.
Я думаю, что чем больше людей будут иметь хотя бы одного друга, подругу, родственника ЛГБТ (и знать об этом), тем быстрее эта аббревиатура перестанет быть чем-то непонятным, а обретет человеческий образ, образ близкого человека. Как раз этот «невидимый» активизм и несет самые значимые изменения. Я наблюдаю даже по милиционерам!»
Записала Регина Им, журналист/консультант по вопросам освещения тем ЛГБТ.
«Я занимаюсь экспериментальной физикой. Активизм для меня — тоже своеобразный многолетний эксперимент. Я придумываю акции, подсказываю идеи, снимаю репортажи и вместе с другими активистами организую в Петербурге ежегодные «Радужные Первомаи» и прайды. Активизм для меня начался с московского прайда в 2006 году. Я поехал туда, никого не зная, просто по зову сердца. А рядом увидел толпы протестующих с иконами и «зиговатых» молодчиков. Этот опыт я решил применить дома, в Петербурге.
В 2010-м мы с группой активистов впервые присоединились к первомайской демонстрации. Закончилось тем, что всю демократическую колонну заблокировали под дождем. Представителей ЛГБТ было менее восьми человек, с единственным радужным флагом. Участники демократического шествия тогда устроили импровизированный митинг с мегафоном в окружении ОМОНа. Так начался «Радужный Первомай». А в июне того же года мы провели в Петербурге первый прайд — силами буквально нескольких неравнодушных людей. Четвертого августа будет уже девятый. В связи с запретами со стороны государства мы еще ни разу не провели его как шествие. И только от нас зависит, каким он будет в этом году.
Ты либо участвуешь в развитии общества, либо просто наблюдаешь и ждешь. Хочется не ждать всю жизнь. Я верю, что через 5-10 лет в России произойдут серьезные изменения, в том числе и в плане признания прав ЛГБТ-людей».
Записал Аlek Naza, репортер, режиссер-документалист студии Galetki, ЛГБТ-активист.
«Я врач, в 90-х изучала психиатрию и видела, как лечат людей с гомосексуальностью. А в 2009-м мне пришлось месяц провести дома, дни напролет я сидела в интернете. Выяснила, что гомосексуальность уже не болезнь и ЛГБТ во всем мире борются за свои права. Вместе с подругой мы прошли школу активистов в Кыргызстане и стали собирать ЛГБТ-людей вместе, изучать их нужды и потребности. Затем начали документировать нарушения прав ЛГБТ в Узбекистане и готовить отчеты для международных организаций. В 2010 году мы создали инициативную группу, но официально она не зарегистрирована.
Наши задачи — мобилизация, информирование, поддержка и соблюдение прав ЛГБТ-людей, улучшение качества их жизни и положения в обществе. Декриминализация добровольного секса между мужчинами (сейчас за это грозит до трех лет тюрьмы). Мы расширяем аудиторию толерантных ЛГБТ людей с помощью информирования в соцсетях, разрушаем мифы.
В Узбекистане ЛГБТ не знают своих прав и из-за этого подвергаются насилию. Они разрозненны и не могут защищаться сообща. В маленьких городах каждый житель у всех на виду и просто не может быть открытым. А для людей старше 35 открытая жизнь невозможна из-за внутренней гомофобии, воспитанной в советское время.
25 лет Узбекистан был страной с очень жестким авторитарным режимом, права человека нарушались регулярно и повсеместно. Со смертью диктатора Ислама Каримова в 2016-м появилась надежда на оттепель. Но ситуация осталась практически прежней: продолжаются неправомерные задержания, применяются пытки, ситуация с правами человека не улучшается».
Записала Гули Рахмонова (псевдоним), основательница ЛГБТ-инициативной группы Vertae в Узбекистане.
«25 мая 2014 года Дмитрий Лукашевич жестоко избил 35-летнего Михаила Пищевского у входа на ЛГБТ-вечеринку в минском ночном клубе. После года комы Михаил умер. Убийца провел в заключении полтора года из трех и был освобожден.
Как и Дмитрий, я не знал Мишу лично до нападения. После его смерти я организовал кампанию «Дело Пи_». Название отсылает к слову «пидор» — именно его Лукашевич выкрикивал в адрес выходящих из клуба ребят в ту ночь. В рамках кампании я призвал ЛГБТ-сообщество забрать это слово себе и открыть глаза на систему насилия и угнетения по отношению к нам в Беларуси. Гомосексуальные отношения декриминализированы с 1994-го, ненависть к социальным группам относится к отягчающим обстоятельствам, но суд квалифицировал гомофобию как вражду к социальной группе впервые только в 2015 году.
ЛГБТ-люди в Беларуси, общество в целом и государство отрицают проблемы, с которыми мы сталкиваемся. Пока закон, который защищает нас, не работает, мы все находимся в опасности. Чаще всего пострадавшие даже не обращаются в милицию — в том числе потому, что правоохранители могут быть идейными союзниками правонарушителей: «Сам виноват, веди себя как нормальный мужик!». В мае 2018 года министр внутренних дел назвал ЛГБТ-сообщество «подделкой» и пообещал: «они не пройдут». Открытость для нас сопряжена со страхом осуждения и неприятия, дискриминации в трудовой сфере и насилия, поэтому публичных ЛГБТ-людей мало.
Я надеюсь, что в Беларуси будут приняты реальные меры по предотвращению преступлений на почве ненависти. А сейчас рассчитывать мы можем только на себя. И главное, к чему мы стремимся, — разрушить систему замалчивания и изоляции, в которой ЛГБТ находятся сейчас в Беларуси».
Записала журналистка Фаина Фрек (псевдоним).
«Я жила в Москве, там начала встречаться с девушкой из Кыргызстана. Вместе с ней переехала в Бишкек. Там я откликнулась на вакансию ЛГБТ-организации «Лабрис». На собеседовании про ЛГБТ-людей говорила не «мы», а «они». На тот момент я еще не понимала, что ЛГБТ — это нормально. Четыре года я работала в «Лабрисе», а в 2014-м мне понадобилось вернуться в Россию, и я переехала в Питер: тут вся российская ЛГБТ-тусовка. С тех пор я связана с «Выходом». Сейчас активизм для меня — основная профессиональная деятельность. Моя цель — чтобы в постсоветском регионе изменилось отношение к человеку, к любому — будь то ЛГБТ, пожилые или люди с инвалидностью. Чтобы здесь научились видеть людей в других людях. Главная наша задача — просвещение и общение. Нужно создавать площадки, где ЛГБТ-люди перемешиваются и общаются с другими.
Одна из главных проблем ЛГБТ в России — то, что происходит с подростками. Они не получают поддержки, растут в ощущении, что их идентичность и сексуальность ненормальна и должна преследоваться. Если бы не дискриминирующие законы, ситуация бы в корне изменилась. Гомофобию можно уменьшить в разы, но здесь все зависит от государства и от дискурса, который оно создает в информационном пространстве. В Кыргызстане мы успешно боролись с законопроектом о запрете «гей-пропаганды». А в России нельзя достучаться до власти, ты ни на что сильно повлиять не можешь».
Записал Ирек ван ВР, журналист, блогер и художник.
«Волонтерской деятельностью я начала заниматься в 2003-м, параллельно работая в университете преподавателем. Сейчас я возглавляю организацию «Инсайт», которая занимается психологической и юридической помощью ЛГБТ. Мы проводим правозащитные и просветительские акции и работаем над законопроектами для улучшения гендерного равенства в Украине.
Раньше о гомофобии, мизогинии, сексизме и ксенофобии в Украине молчали, для многих их не существовало. Теперь мы говорим об этом открыто. В этом году я стала организатороммарша за права женщин, который прошел в нескольких украинских городах. Несколько тысяч его участников и участниц пришли, чтобы напомнить: женщины в Украине по-прежнему сталкиваются с дискриминацией. Теперь в Украине все больше людей приходят и на марши равенства, чтобы поддержать представителей ЛГБТ. В то же время появляется все больше анти-ЛГБТ и анти-гендерных движений, которые пытаются вернуть консервативную повестку. Хотя после марша за права женщин на нас напали представители ультраправых организаций, я не боюсь дискутировать с их представителями публично».
Записала Юлиана Скибицкая, журналистка Hromadske.ua, сотрудничает с Meduza.io, «Украинской Правдой», «Забороной».
«Я не активист. О том, что я гей, не знают даже в семье. Пару лет назад я вырвался из Душанбе в Москву. Там случился первый поход в гей-клуб, первая большая любовь. Сначала я стеснялся и себя, и всех вокруг. Было страшно, что сейчас придет кто-нибудь из «обычных» парней и начнется. Когда страх отпустил, я стал танцевать, и меня даже пригласили на работу в этот клуб. Появились первые серьезные отношения, я стал жить со своим партнером.
А потом поехал на родину повидаться с мамой. Когда возвращался, оказалось, что въезд в Россию мне запрещен. Обычно это приговор, для меня — почти смерть. Только в России я могу быть собой и жить как я хочу.
Душанбе — город маленький, информация быстро расползается по всей столице. Жизни не будет никакой, тебя уничтожат твои же родственники. А для ментов каждый гей — лакомый кусок, потому что его можно взять в разработку, подложить под чиновника и потом кормиться с него. Единственная организация, которая занимается вопросами ЛГБТ-людей, пользуется плохой репутацией. У них выхода нет, им приходится работать с органами (спецслужбами — прим.ред.).
Сейчас уже немного отпустило, и времени до конца запрета осталось меньше. Со мной жутких историй не приключалось. Хотя в последнее время в соцсетях с фейковых аккаунтов пытаются познакомиться, пишут комплименты. Но я очень осторожный.
В Таджикистане геи боятся общаться с журналистами. Почему я согласился встретиться с тобой? Кто-то же должен об этом рассказывать».
Записала Лола Ходжаева (псевдоним), независимый журналист, занимается освещением проблем ЛГБТ-сообщества в регионе Центральной Азии.
«В 2012 году в Международный день борьбы с гомофобией в Тбилиси было разогнано шествие ЛГБТ-активистов. Я присутствовала на акции как журналистка и должна была сохранять нейтральную позицию, но поняла, что хочу быть со своими. Подружилась с разными людьми, вступала в организации, посещала различные встречи. Через год я участвовала в шествии уже вместе с другими активистами. Акцию жестоко подавили неонацистские группировки, священнослужители и религиозные активисты. Именно тогда Грузия появилась на карте ЛГБТ-сообщества, об ЛГБТ начали говорить и внутри страны.
Сейчас виден большой прогресс. Появилось много движений и организаций, которые борются за права женщин. Больше стало открытых трансгендерных женщин. Грузинскому обществу необходимо больше видеть каминг-ауты ЛГБТ-людей. Каминг-аут дает большой потенциал для дальнейшей жизни, а в сложной ситуации всегда можно найти поддержку. Сегодня усилия надо направить на повышение уровня знаний внутри ЛГБТ-сообщества и на борьбу со стереотипами, которые мы получили от патриархального общества.
Люди, которые хотят реализовать себя и идти вперед, должны быть собой. Я не хочу под кого-то подстраиваться, чтобы дальше у меня было типа все хорошо. Чтоб меня по головочке гладили, а не били, говорили: «какой хороший мальчик». Нет, я не хороший мальчик, я хорошая девочка. И я буду бороться за эту хорошую девочку, чтобы быть этой хорошей девочкой. Кто меня не понимает — я их тоже буду уважать».
Записала Нина Соловьева, журналистка, ЛГБТ+-активистка.
«Я родился в Баку. Еще с университетских лет был социально активным, несколько раз ходил на политические митинги. C 2014-го начал заниматься правами ЛГБТ-людей.
В подобных Азербайджану странах активизмом занимаются те, кто недоволен системой, параллельно к своей основной деятельности. Я помогаю людям с ущемленными правами — перенаправляю их к юристам, провожу с ними тренинги, держу связь с международными организациями. ЛГБТ сталкиваются с проблемами на работе, в образовании, в медицине, — абсолютно во всех сферах жизни. Общество не может принять ЛГБТ, это все еще считается табу. Равнодушие людей к проблемам ЛГБТ усиливает нашу ответственность и мотивирует. В нашей деятельности много препятствий, которые создает современный режим, в том числе отсутствие личной свободы и свободных медиа. Быть активистом считается опасным еще и потому, что иногда нас воспринимают как шпионов, иностранных агентов.
Моя семья не вмешивается в мою деятельность, а порой даже поддерживает. Однако я не нахожусь на связи с родственниками и считаю, что им мой активизм абсолютно не нравится».
Записал Самад Исмаилов, ЛГБТ-активист, журналист, работает в онлайн-журнале для ЛГБТ “Minority” в Азербайджане.
«Я вырос в консервативной Караганде. При этом там сильна андеграундная культура маргинальных групп, преимущественно художников и неформалов. Будучи геем, а значит и маргиналом, я жадно вбирал в себя дух свободы, который царил в этих группах. Уже в Алматы я оказался в кругу людей, которые работали над повышением открытости и улучшением качества жизни ЛГБТ. Тогда я и понял, что готов заниматься именно этим.
В Казахстане ЛГБТ слабо защищены, несмотря на запрет дискриминации в Конституции. Суды апеллируют к тому, что сексуальная ориентация и гендерная идентичность не прописаны напрямую в законах. Однополые браки запрещены, как и усыновление или удочерение [ЛГБТК-людьми] и суррогатное материнство. Трансгендерных людей для получения удостоверения личности обязывают к операции по коррекции пола. Фактически это значит обязательную стерилизацию и хирургическое вмешательство. Государство не предпринимает мер для снижения гомофобии и трансфобии в обществе. Сам я не сталкивался с угрозой для жизни, но получал угрозы в соцсетях».
Записала Дана Круглова, журналистка, активистка, феминистка
«Я начала заниматься и ЛГБТ-активизмом самостоятельно, в соцсетях. Там я вышла на организацию Quarteera e.V и приняла участие в «Школе активистов» — международном слете ЛГБТ-активисток и активистов из стран СНГ. Вернувшись в Молдову, я стала волонтеркой в единственной организации, работающей с ЛГБТ, — Гендердок-М. Через полгода меня взяли на работу аутричеркой для лесбиянок и бисексуальных женщин. Я поддерживаю постоянный контакт с ЛБ-женщинами, рассказываю о мероприятиях организации, направляю их к другим специалистам и ищу людей, которым нужна помощь. Сегодня мы сосредоточены на противодействии речам ненависти и призывам к дискриминации в высказываниях политиков, включая президента, и религиозных лидеров. Мы работаем и над повышением эмпатии к ЛГБТ: стараемся говорить с обществом на понятном языке, давать людям не из сообщества проявлять солидарность и противодействовать гомофобной пропаганде. ЛГБТ-движение в Молдове прогрессирует с каждым годом. К примеру, в этом году наш прайд впервые прошел без преждевременной эвакуации!».
Записала Марина Шупак, репортер в “Newsmaker”, активистка.
«В 2015-м году в Армении 90% людей выступали за возврат криминализации однополых отношений. Как раз тогда я стал участвовать в событиях организации “Pink Armenia” и позднее стал там работать. Я занимаюсь образованием ЛГБТ-людей и провожу беседы с их родителями.
До революции этого года я готовился к борьбе с правительством, которое не хотело признавать ЛГБТ-сообщество. Теперь ситуация в стране стала намного благоприятней.
Во время революции мы очень боялись, что людское негодование может вылиться на нас. Я участвовал в протестах со своими друзьями, наша принадлежность к сексуальным меньшинствам бросалась в глаза, но гомофобных высказываний в наш адрес было крайне мало. Люди словно отказались от гомофобии, потому что мы имели общего врага. Мы убедились, что есть общие темы, которые мы можем обсуждать, общие войны, в которых мы можем сражаться вместе. Наша уверенность в том, что общество пока не готово общаться с ЛГБТ-людьми, сломалась.
Наши соц. работники в регионах заметили, что теперь значительно реже родители после каминг-аута выгоняют детей из дома. А новое правительство дает надежду, что в школах появятся уроки сексуального здоровья и гендерности.
До революции правозащита стояла на месте, достучаться до властей можно было только через международные организации. Сейчас мы можем говорить с правительством напрямую. За последние два месяца у нас не было громких нападений на ЛГБТ-людей, их число в целом уменьшилось в разы».
