Яна Угрехелидзе: «В Тбилиси есть ЛГБТ-френдли-островки. Но это не показатель того, как квир-люди живут на самом деле»
Режиссерка документального фильма «Инструкции по выживанию» — об инаковости, уличных съемках и изнанке туристической сказки.
Главного героя «Инструкций по выживанию» зовут Саша. Он трансгендерный мужчина. Он живет — или, точнее, выживает — в Тбилиси и мечтает уехать из страны вместе со своей девушкой Мари. Однако сделать это непросто: для государства Саши не существует. Режиссер Яна Угрехелидзе (уроженка Грузии, давно работающая в Германии) деликатно фиксирует мучительный путь пары к исполнению заветной мечты.
На летних показах Берлинского кинофестиваля фильм получил приз жюри премии «Тедди». Ксения Реутова поговорила с Яной Угрехелидзе о том, как создавалась эта картина.
— Как вы нашли своих героев?
— С Сашей я была знакома давно. Я знала его еще до гормональной терапии. Героем фильма он становиться не собирался. Ни у него, ни у Мари не было таких амбиций. Я тоже не собиралась пробовать себя в документальном кино. Я вообще из другой кинематографической сферы, я аниматор. Но в какой-то момент я осознала, что в их истории присутствует множество самых разных тем. Жизнь представителей ЛГБТК-сообщества в Грузии и на постсоветском пространстве. Суррогатное материнство. Неприятие семьи, которая отторгает своего ребенка. И много чего еще. Когда все эти темы сошлись в одной точке, мы поняли, что нужно снимать об этом фильм, нужно как-то все это обозначить.
— А не было мысли сделать о тех же героях анимационную картину? Существует же жанр документальной анимации.
— Конечно, такая мысль была. Но анимация — это не быстро. Когда я узнала, что ребята собираются делать, к каким средствам они намерены прибегнуть, чтобы уехать из Грузии, Мари была уже, кажется, на четвертом месяце беременности. Не было времени сидеть и ждать, чем закончатся эти события. Мы спонтанно решили взять камеру и начать снимать. Мы буквально кожей ощущали, что это нужно сделать. Чтобы, возможно, в будущем хоть где-то что-то поменялось.
При этом я думаю, что «Инструкции по выживанию» — мой первый и последний документальный фильм. Его съемки были огромным стрессом. Мне кажется, чтобы снимать документальное кино, нужно быть человеком определенного типа. Это же полет в никуда. У тебя нет никакого плана, никакой разбивки сцен. Ты до конца не знаешь, что ты снимешь. Получится или нет. В анимации, например, все четко. Каждая сцена длится определенное количество секунд, ты всегда понимаешь, что будет в ней происходить. У тебя все под контролем. А в документалистике сплошные риски.
— Что вы знали о жизни транс-сообщества или шире — ЛГБТК-сообщества в Грузии? Саша был вашим проводником?
— Нет, и он вряд ли мог им быть, потому что сам он не активист. Но у меня было много друзей из сообщества еще до нашего знакомства. Эта тема близка моему сердцу.
— Сколько времени вы провели с героями? Как проходил сам процесс съемок?
— Мы начали работать в декабре 2018-го. Встретили с ребятами Новый год. Мари уже была в положении. Потом в течение шести месяцев я еще раза четыре приезжала в Грузию с операторшей Юле Крамер. Мы оставались на неделю-две, сопровождали наших героев. Под конец грузинских съемок мы выезжали из Тбилиси вместе с ними.
То, что мы друг друга хорошо знали и полностью друг другу доверяли, очень помогло. В ином случае фильма бы просто не было. В самом начале мы еще пытались что-то выстроить, заранее обговорить какие-то моменты. Но по мере того, как развивались события, напряжение настолько выросло, что уже никто не думал о технической стороне. Мы работали интуитивно.
— Легко ли снимать в Грузии на улицах? Как люди реагируют на камеру? В фильме есть потрясающая сцена в метро, где к Саше пристает с разговорами незнакомый мужчина. Как вы ловили такие эпизоды?
— На улицах в Грузии снимать очень сложно. Причем наша группа состояла всего из двух человек: операторши Юле Крамер и меня. Юле держала камеру, а я — огромный монструозный микрофон. Но даже в таком крохотном составе нам было нелегко. На улицах мы успели поснимать всего два дня, после чего нам пришлось от этого отказаться, потому что все кому не лень подходили к нам, останавливали, задавали вопросы. «Вы откуда, с телевидения? А кого вы снимаете? Вот этого парня? А почему? Он что, звезда?» В метро нужно было, естественно, разрешение на съемку, но у нас его не было. И я просто стояла с микрофоном и делала вид, что это швабра какая-то. (Смеется.) А Юле в этот момент пыталась что-то заснять.
— Что вы отвечали людям в Тбилиси на вопрос о съемках?
— Что мы студенты, снимаем документальное кино о Грузии, об обычной жизни. Мы точно не могли сказать, что снимаем фильм о представителе ЛГБТК-сообщества.
— Не пытались ли вы отдельно связаться с семьей Саши? С теми, кто его отверг?
— Нет. Это слишком болезненная для него тема. И ведь такое происходит не только в бывших республиках СССР, где многие замкнуты в своих предубеждениях, не только в Грузии, где огромную силу и влияние имеет церковь. Я сейчас нахожусь на фестивале в Женеве. И буквально на днях я познакомилась тут с прекрасной трансгендерной женщиной. Она живет в центре Европы, но у нее та же проблема. Ее отвергли родители, братья, сестры. Никто из семьи с ней не общается. Я много думала о том, насколько близким тебе должен быть человек, чтобы ты его принял. Ведь речь идет именно об этом — о принятии. И я прихожу к выводу, что никакой уровень близости не работает, если у тебя нет этой внутренней программы, которая позволяет уважать другого, признавать, что он такой же, как ты. Матери и отцы отказываются от своих детей, дяди и тети — от племянников, друзья — от друзей. Происходит страшный разрыв.
— Это очень эмоциональная история. Но вы подаете ее максимально деликатно и никогда не нарушаете личных границ героев. Кроме того, вы не даете никаких оценок, хотя поводов для этого в фильме предостаточно. Не было ли в процессе создания картины борьбы между вами как режиссером-документалистом и вами как обычным человеком?
— Нет. И не только потому, что я ребят знала и хорошо понимала, как больно им проходить этот путь. Их историю с суррогатным материнством, да и со всеми шагами, которые они предприняли для отъезда, нельзя делить на черное и белое, на «плохо» и «хорошо». Это разделение возможно лишь в том случае, когда у человека есть свободный выбор. А Саша и Мари для меня — как герои греческой трагедии. У них этого выбора нет. Все вокруг них выстроено таким образом, что по-другому они действовать не могут. Трансгендерные люди в Грузии попадают в замкнутый круг, который никак не разорвать. Ты не можешь легально найти работу, потому что в паспорте указан твой акушерский пол. Ты не можешь пойти к врачу. Тебя отрицает государство, тебя не признает семья. В фильме я как раз и хотела показать, на какие жертвы приходится идти людям, чтобы просто свободно дышать, свободно передвигаться и быть собой.
— Как у Саши и Мари дела сейчас? Вы поддерживаете связь?
— Сейчас у них статус обычных беженцев, которые находятся в ожидании получения документов. Они понимают, что это долгий процесс. Они посещают языковые курсы. Но, конечно, когда ты прожил почти всю жизнь, скрывая свою идентичность, примерить на себя новую роль — свободного человека — очень сложно.
— Они видели фильм?
— Да, мы смотрели его вместе, когда он был окончательно смонтирован. Потом они видели его на летних показах Берлинского кинофестиваля. Фильм им очень понравился. Хотя психологически им было нелегко: ведь для зрителей это просто хорошая история, а для них каждый кадр связан с личными переживаниями.
— Грузинское квир-кино существует, но создают его режиссеры, живущие за пределами страны. Был фильм «А потом мы танцевали», снятый шведским постановщиком грузинского происхождения Леваном Акином. В начале этого года по фестивалям ездила документальная короткометражка Джордана Блейди «Зона комфорта» о грузинской дрэг-культуре. «Инструкции по выживанию» взяли приз «Тедди», но вы живете в Германии. Реально ли все это кино показать в самой Грузии? Ваш фильм, например, будет там показан?
— Наверное, лет через сто. (Смеется.) А вообще я не знаю. Планов таких нет. Вряд ли такой показ прямо сейчас что-то поменяет. Хотя бы у какой-то группы людей должна появиться потребность это увидеть и услышать. Если ее не существует, то это лишняя трата времени и ресурсов.
— А как же движение Грузии в Европу?
— Я надеюсь, что все получится. Но неизвестно, как быстро перемены коснутся ЛГБТК-сообщества. Мои друзья из Германии, когда посмотрели фильм, были просто в шоке: «Яна, да ты о чем? Мы же ездили прошлым летом в Грузию, мы так здорово там провели время, там же все такие дружелюбные!» Спрашиваю, где они были. «Вот там-то и там-то. А вот в том кафе нас обслуживал парень с черным лаком на ногтях. А еще мы ходили на вечеринку к друзьям, и там все были queer, и молодежь в Тбилиси такая открытая…» О’кей, это все, конечно, здорово. Но вы не пытались в нарядах с вечеринки, с помадой и сережками в ушах сесть в метро и доехать до спального района. А это была бы уже совсем другая история. Конечно, в Тбилиси есть ЛГБТ-френдли-островки. Но их очень мало, и они совершенно не показатель того, как квир-люди живут в стране на самом деле.
текст: Ксения Реутова
