«Теперь мама в отношениях с моей подругой»: Дети о каминг-аутах своих родителей
Каминг-аут в обществе с “консервативными ценностями” — всегда подвиг. Итогом часто становится немедленное осуждение, так что многие боятся признаваться в своей ориентации не только окружающим, но и самим себе. Особенно сложно совершать этот поступок в зрелом возрасте, когда за спиной — традиционная семья. Герои этого материала смогли открыться близким уже будучи взрослыми. О непростом опыте принятия рассказывают их дети.
Настя
24 ГОДА
Моя мама родила меня в шестнадцать лет. У неё есть старший брат, а мой папа был его одногруппником — так они и познакомились. В девяностые родители жили на полную катушку, дома всегда было много гостей — они могли прийти, даже когда ни мамы, ни папы дома не было. Когда родители начали встречаться, у папы уже была девушка, её звали Наташа. Поначалу он не мог определиться, кто из них ему нравится больше, но потом мама забеременела мной, вопросы отпали, и они стали жить вместе.
Брак мамы и папы продлился пятнадцать лет. Однажды она застукала отца с другой женщиной. В тот момент, я полагаю, у неё перегорели все чувства к нему. На работе она встретила другого мужчину, Максима, который стал моим отчимом. Чтобы они смогли быть вместе, мама развелась с папой, а этот самый Максим — со своей женой. Однако и с ним брак оказался не навсегда: они развелись буквально в прошлом году, отметив десятилетие со дня свадьбы. С Максимом моя мама стала чахнуть. Во время второго брака она застряла в своей карьере, у неё началась апатия, к тому же отчим начал пить — что тоже крепости отношений не способствовало. Тем не менее мне казалось, что этот застой в её жизни обязательно во что-то выльется — так и случилось.
Спасением для мамы стала та самая Наташа, с которой папа встречался во время их бурной юности. После расставания они смогли остаться друзьями, так что Наташа никогда из нашей жизни полностью не исчезала. У неё тоже есть дочь, и, когда у девушки начались трудности, Наташа и моя мама вновь начали общаться, вместе решать появившуюся проблему. Прошлым летом Наташа с дочерью приехали к нам на дачу, мы тогда прекрасно провели время. Буквально за день мама резко изменилась, её плохое настроение испарилось, а от апатии не осталось и следа. Через неделю она сказала: «Мне нужно с тобой поговорить». У нас всегда были очень доверительные отношения. Я спросила, не появился ли у неё кто-то. Она ответила: «Да». Я уточнила: «Кто этот мужчина? На работе познакомилась?» На это она ответила отрицательно. Потом я робко уточнила, не Наташа ли это. Ведь мама на тот момент ещё жила с отчимом. Она ответила: «Да». Она переживала, что я перестану её любить, что признание повлияет на наши отношения. Я ответила, что очень рада за маму, ведь она расцветает на глазах! Хотя я отреагировала на её признание нормально, для неё самой оно стало шоком, мама была в растерянности. «Я почувствовала, что влюбилась. У меня никогда ещё такого не было», — сказала она тогда.
Интересно, что до этого моя мама всегда была ярой гомофобкой. Если мы смотрели вместе телевизор, она могла переключить канал со словами «Ой, вот он п***р», или что-то в этом духе. Могла рассказать, как видела двух держащихся за руки девушек и как сильно её это раздражало. Сейчас мама вместе со своими тремя кошками живёт вместе с Наташей, но отношения они не афишируют. Конечно, самые близкие знают — или по крайней мере догадываются. Многим из них известно, что у Наташи уже были романтические отношения с женщиной, поэтому лишних вопросов не задают. Близкие поддерживают маму, а она этому удивляется. Я всё время говорю, чтобы она перестала бояться и скрываться. Какая разница, кто и что подумает?
Тимур
33 ГОДА
Когда мне было двенадцать, мама обнаружила у меня коробку с вырезанными из журналов фотографиями, на которых были изображены голые или целующиеся мужчины. Нравы тогда были куда свободнее, в газетах и журналах ещё и не такое можно было увидеть. Мама устроила дикий скандал и пригрозила, что если найдёт эти вырезки вновь, то я перестану быть для неё сыном. Чтобы хоть как-то исправить ситуацию, я кричал, что бисексуален. В девяностые информации о гомосексуальности было немного, но я где-то успел вычитать, что есть так называемые бисексуальные люди. Я не понимал, насколько то, что происходит со мной, нормально.
В восемнадцать у меня впервые появился интернет. Я сидел на сайте gay.ru и знакомился с парнями. Общался, встречался, но маме, разумеется, ничего не рассказывал. Через два года мама тоже начала пользоваться компьютером. Однажды она забыла закрыть вкладку в браузере, и я понял, что она сидела на сайте для лесбиянок — видимо, попросту не знала, как очистить историю просмотров, как скрыть свои следы в интернете. Когда я обнаружил это, в моей голове рухнуло всё, что я знал о своей матери. Но некоторые странные вещи прояснились: раньше, например, я не понимал её общения с некоторыми подругами, у которых она даже оставалась ночевать. Тогда мама была в браке с моим отчимом, но я знал, что она его не любила. Какое-то время мы даже жили отдельно: она физически не могла находиться с ним в одном помещении.
В то время я уже был довольно взрослым и свободным во взглядах. Однажды, когда я почти поймал её за компьютером, я спросил: «Мама, ты лесбиянка?» Она немного замешкалась и ответила: «Ну да». Меня это нисколько не шокировало. Я ответил «Ну и ладно» — правда, о себе я тогда ничего не рассказывал. Со временем мы стали ближе, она рассказала мне о своих женщинах, с кем у неё были романы, кто ей нравился. Разумеется, я её поддерживал. Однажды она в очередной раз поругалась с отчимом, в момент собрала вещи и уехала — больше они никогда не виделись. Он был очень сложным человеком, любил выпить. Мама тогда жила у подруг, а потом встретила любимую девушку и зажила с ней вместе. В этом году их союзу исполнится десять лет.
Остальные члены семьи спокойно отреагировали на признание мамы. Бывало, она и её подруга приезжали на какие-то семейные праздники и всё было хорошо. Никто ничего не спрашивал — правда, думаю, дедушка, если бы дожил до этого момента, отнёсся бы негативно. Когда я переехал в Москву, я сделал каминг-аут по скайпу: меня угнетало чувство, что между нами всё равно есть эта тайна. Я сказал: «Мама, мне нравятся мужчины. Не знаю, как ты на это отреагируешь». Но она отреагировала спокойно. Подозреваю, что она знала это с детства: в детском саду я целовался с мальчиками, переодевался в женскую одежду и играл в куклы, а та история с фотографиями в коробке убедила её в собственных подозрениях. Позже, когда я приехал в Екатеринбург и встречался с ней и её подругами, я понял, что мы на одной волне: у нас больше не было табу в общении, мы обсуждали всё что угодно. Сейчас я могу рассказать ей всё — и это очень круто. А когда я познакомился с её партнёршей, у меня как будто появилась вторая мама.
Надежда
О гомосексуальности мамы я узнала в двадцать один год. Её признание стало шоком не только потому, что никаких предпосылок тому не было, но и потому, что её возлюбленной стала моя близкая подруга. Мои родители были в браке больше двадцати лет, а мама всегда придерживалась «традиционных семейных ценностей». Не могу судить, насколько её брак был счастливым: конечно, как и в любой семье, у нас были свои тёмные истории и трудности. Нас с братом воспитывали очень консервативно: помню, как мама была недовольна, когда в Европе стали разрешать однополые браки.
О том, что мама в отношениях с моей подругой, я узнала во время семейного отдыха. Мы отправились в тур по Европе, и в какой-то момент к нам присоединилась моя знакомая. Я недоумевала: зачем? О том, что у неё были отношения с моей мамой, я узнала от неё же — и пришла в ярость. Кажется, это был самый сильный приступ гнева в моей жизни. Больше всего тогда меня разозлил тот факт, что об ориентации мамы знает вся семья — включая моего младшего брата. Папа делал вид, что всё в порядке, что всё пройдёт. Но по приезде в Петербург мама подала на развод, и он продолжался около полугода. И если сам каминг-аут, мои видоизменённые отношения с подругой и отношения между родителями я пережила, то развод стал самым страшным периодом. Тогда выплыло большое количество семейных историй, которые я предпочла бы не знать. Мне было очень страшно за психическое и физическое здоровье всех.
Мамину ориентацию я приняла сразу — в отличие от того, кто именно оказалась её любимой женщиной. Тогда я поняла: мама выглядит гораздо счастливее, чем в браке с папой, и поэтому поддержала её. Отношения же с подругой восстанавливались пару лет. Роман я воспринимала как предательство: мы вместе снимали квартиру в другой стране в течение года, я ей доверяла и думала, что между нами нет секретов. Сейчас наши отношения наладились. Вся семья, кроме дедушки, знает о маминой личной жизни. Мама встречается со своей девушкой почти пять лет, они хотят пожениться. Её партнёрша стала частью нашей семьи, мы ездим отдыхать все вместе, она приходит на все семейные праздники. Не могу сказать, что мы дружим как раньше, но общаемся — можем даже в разговорах вспомнить что-то из нашего прошлого периода.
Сегодня я невероятно рада за маму. Я вижу, что она счастлива и полна сил. За это время она сменила профессию, у неё появилось много новых увлечений. Теперь я могу сказать «мама и её супруга» не думая. В России такое признание до сих пор шокирует людей. Они часто переспрашивают, но я абсолютно спокойно повторяю сказанное. Это моя мама, я люблю её и всегда поддерживаю.
Аня
18 ЛЕТ
У меня довольно необычная история, ведь я узнала о гомосексуальности не родителей, а дедушки. У нас с ним с детства были доверительные отношения — ближе, чем с родителями. Именно с дедушкой я всегда делилась своими проблемами и переживаниями, поэтому, когда почувствовала, что влюбляюсь в девушку, не нашла никого другого, с кем могла бы это обсудить. В тот момент я была довольно замкнутой, близких друзей у меня не было. Боялась, конечно, что он скажет что-то типа «это просто фаза, это подростковый максимализм и желание выделиться», но была уверена, что он в любом случае не будет осуждать. В ответ он попросил оставить дальнейший разговор только между нами и рассказал, что в свои двадцать лет был примерно в такой же ситуации — за исключением, конечно, того, что у него не было даже представления, что с ним вообще происходит.
О гомосексуальности я узнала в тринадцать лет из сериала, в котором среди персонажей была гей-пара. Я просто подумала что-то вроде: «Ого, круто! Они мило выглядят в кадре». Позже, заметив у себя интерес к девушкам, почитала чуть подробнее. Про дедушку узнала в четырнадцать или пятнадцать лет и восприняла нормально. Не понимала: как я могла не знать столь важных подробностей о близком человеке? Помню, как удивилась в момент признания: я ожидала услышать что угодно, но не это. Я долго не могла сказать что-то путное: я внезапно почувствовала, что не одинока, и от этого всепоглощающего ощущения слова как-то не складывались.
Бабушка знает о сексуальной ориентации дедушки. Об их отношениях я знаю мало, до каминг-аута деда их развод после трёх лет брака объясняли так: «Мы просто решили, что нам лучше быть друзьями», — а я стеснялась расспрашивать. Одно могу сказать с большой уверенностью: они правда очень хорошие друзья и общаются по сей день. Например, недавно они вместе ездили на музыкальный фестиваль в Санкт-Петербург. Года два назад у дедушки появился партнёр. Не могу сказать, что мы с ним близки, но у нас тёплые отношения. Бабушка через пять лет после развода снова вышла замуж, и с новыми партнёрами друг друга они тоже общаются.
Мила
20 ЛЕТ
У меня не было кого-то конкретного момента, когда я осознала, что моя любимая мама — лесбиянка. Когда я была маленькой, я знала, что у неё есть девушка, и это было нормально. Я принимала Юму как есть, мне даже странно писать по отношению к ней слово «мама» — для меня она родительница и союзница. Мы всегда, и в детстве тоже, были с ней очень близки, наши отношения были доверитеьными и открытыми. Однажды мы с сестрой (мне было двенадцать лет, а ей восемнадцать) приготовили для Юмы ужин и фильм. Мы сидели все вместе на диване, обнимались и смотрели «Нет мужчин — нет проблем». Юма тогда расплакалась от умиления, целовала нас. Благодарила за поддержку.
О гомосексуальности я знала и раньше: мне кажется, что я родилась с этим знанием. В школе я свободно говорила друзьям, что у моей мамы есть девушка, этот факт меня абсолютно не стеснял. Юма была открыта, мне просто не нужно было что-либо скрывать. К тому же её прекрасно знали в школе: она отстаивала мои права и защищала меня. Не запомнить её было невозможно: она приходила с бритой головой и её вид бросал вызов всем гендерным стереотипам. Позже мы вместе участвовали в документалке о небинарных людях «Ты мальчик или девочка», так что теперь мне легко объяснить друзьям и партнёрам, кто моя мать. Я могу просто показать им этот фильм.
У меня всегда дружеские отношения с партнёрками Юмы, а с некоторыми я дружу до сих пор. Открытость Юмы дала мне возможность быть свободной в своём выборе и ожидать свободы и открытости от других людей. Это позволило мне научиться отстаивать свои права в любом обществе, быть индивидуальностью, узнать цену прав человека. Сейчас я уже взрослая, но мы всё равно близкие люди, союзницы в активистcкой работе. У нас очень много общего: например, мы вместе участвуем в феминистских, экологических, бодипозитивистских и веганских проектах. Мы относимся с уважением друг к другу, она — к моим партнёрам, а я — к её.
Йен
21 ГОД
Как трансмужчина я вышел из шкафа в восемнадцать лет. В школе мне было нелегко: в первом классе я пытался играть с мальчиками, но они меня отвергали. Районные девочки тоже бойкотировали меня. До появления груди я испытывал проблемы только с навязанным женским гендером, и когда в двенадцать лет моё тело билось в припадке ненависти к себе, я не нашёл ничего умнее, чем удариться в токсичную маскулинность. Об операциях я не думал: боялся «наказания свыше». Позже я узнал о квир-сообществе и сделал скачок в интеллектуальном и социальном развитии благодаря университету.
У меня всегда были очень тяжёлые отношения с мамой. В восемнадцать лет я рассказал ей о своей принадлежности к ЛГБТ, но она только участила скандалы. В двадцать лет у меня случился первый оформленный депрессивный эпизод. В то время я уже осознал себя как небинарного трансгендера, но понял, что мать я никогда не устрою. Она никогда не слышала того, что я ей говорил, и игнорировала мою сексуальную ориентацию и гендерную идентичность, мешая всё в кучу. Отец лишь расстраивался, а старшие сёстры мне своего мнения не навязывали.
Меня растила бабушка, и я всегда любил её больше остальных. Однажды я ушёл из дома жить к ней и рассказал о причинах. Тогда же я объяснил ей каждую букву из аббревиатуры ЛГБТКИАПП. Мы стали обсуждать человеческую сексуальность, и в разговоре выяснилось, что её опыт очень похож на опыт асексуалки. Я заметил это, а она согласилась со мной. Это помогло ей переосмыслить некоторые аспекты своей жизни — оказалось, она смотрит на отношения людей через свою асексуальную оптику. Именно поэтому она резко и непонимающе высказывалась, например, о подростковой мастурбации.
Конечно, на признание бабушки я отреагировал положительно. Подумал тогда: «Ого, да я не единственный квир в семье! Ура!» Мягко стал объяснять и рассказывать то, что знаю об опыте асексуальных людей. Не стал развивать её мысль, что «лучше бы она не имела отношений вовсе». Постарался не травмировать, и вроде бы мне это удалось. О её опыте никому из семьи я не рассказывал, с моей стороны это было бы аутингом. Бабушка не хочет никому сообщать, потому что в семье её никто не поймёт. Она боится, что это выльется либо в обвинения в поддержке «ЛГБТ-секты», либо в «Значит, твои отношения были ошибкой, твои дети и внуки — ошибка? Ты это хочешь сказать? Ты больна!»
Сейчас бабушка меня поддерживает, но просит никому не рассказывать о моей идентичности в целях безопасности. Мой партнёр (цисмужчина) полностью принимает меня и знает все нюансы моей идентичности. Потенциальные партнёры (мы полиаморны) тоже принимают, как и друзья, коллеги, приятели. Есть знакомые, которые избегают этой темы, но ничего не навязывают. Я много общаюсь с людьми из разных квир-сообществ, и мне замечательно живётся в среде принятия. Только иногда накатывает дискомфорт из-за финансовой невозможности удалить грудь. Успокаиваю себя, что однажды скоплю деньги на её удаление. Я почти полностью принимаю всё своё тело, ведь социум разрешил мне жить в моём гендере и с моим именем.
