В преддверии КиевПрайда: о родителях геев, «кровавой каше», и о запорожских ЛГБТ, которых «никто не притесняет»
Эта статья не давалась мне целых полтора месяца. Бывают такие темы, к которым не знаешь, с какой стороны подступиться, и как уложить слова в предложения так, чтобы сразу всем стало хорошо. Сейчас на часах давно за полночь, а моя лента Фейсбука на 90% заполнена дискуссиями о грядущем «КиевПрайде», который пройдет в столице с 6 июня. Если вы вдруг не в курсе, то одна из радикальных националистических организаций уже заявила, что превратит его в «кровавую кашу».
Примерно раз-два в год, когда в соцсетях об этом заходит тема, часть френдленты исходит ненавистью, одновременно заявляя, что «этих никто не притесняет, только пусть не высовываются, извращенцы». Полистала это все дело и поняла: пора.
***
В середине апреля меня пригласили на необычное мероприятие. В небольшой комнате общественной организации «Гендер-Зед» собрались около полусотни человек. Из них несколько женщин от 40 и старше. Это – мамы геев и лесбиянок, дети которых смогли признаться им в своей ориентации. Остальные собравшиеся – молодые люди от 15 до 30, все они живут в Запорожье, они – представители ЛГБТ, и им еще предстоит сделать «каминаут», но это страшно, Потому что совсем не понятно, будут ли после этого родители их любить, не выгонят ли из дома, и ясно одно: после признания жизнь изменится. Это – десятки запорожских подростков, которые месяцами (а многие годами) живут в страхе, депрессии и боязни за каждый следующий день. Но ничего не могут сделать со своими «пристрастиями», это не их выбор.
Если ориентироваться на логику многих, родители геев и лесбиянок – это люди, которые с детства рассказывали своим детям, что геи – это хорошо, дети согласились и решили стать геями. Ну, или второй вариант: жили себе «нормальные» дети в обычной семье, но увидели по телевизору «гей-парад», вдохновились и заразились «гейством». Но, в реальной жизни все происходит немного не так. Живет себе среднестатистический родитель, хохочет над шуточками про Ляшко на «95-м квартале», иногда бурчит себе под нос, мол «и чего они свою ориентацию выпячивают», посмеивается в присутствии своего чада, мол «надеюсь, ты не такой», а в худшем случае произносит «стрелять таких надо, или в психушке лечить, совсем мораль потеряли». А в один прекрасный день к нему подходит его сын, и сообщает о том, что он гей. «Сюрпрайз!». И тут оказывается, что никакое «воспитание», «пропаганда» и «прививание семейных ценностей» здесь ни при чем. Ничего личного, просто природа.
«Я ревела неделю. Сижу «паука» на компьютере раскладываю, а слезы градом текут. Сын сестру позвал, говорит – иди маму успокой, я там ей признался, что я гей», – смеется Ольга (все имена в статье изменены, но люди реальны, – прим. авт.), которая пришла на встречу в «Гендер Зед». Ее сын, Тарас, сидит тут же. Тарасу повезло, ему 18, его мама уже три года обо всем знает, и сложно представить людей ближе. Теперь они могут вспоминать эту историю со смехом, пересказывать другим, делиться опытом, но для этого им пришлось многое пережить и разрушить в самих себе целую стену стереотипов, которые старательно выстраивает общество вокруг темы ЛГБТ. Теперь единственное, чего хочет Ольга – элементарной безопасности и спокойной жизни для ее сына, чтобы ему не нужно было бояться, скрываться и быть вечно гонимым в обществе.
«Мы прошли через все: сначала я собиралась его лечить, наказывать, просить одуматься, найти для него нормальную девушку, лишить карманных денег – перебрала все варианты, – рассказывает Ольга. – Множество раз прокручивала в голове вопрос, в чем я оступилась, где поступила неправильно, как я могла его так воспитать… В общем, все те стереотипы, которые существуют в обществе по отношению к ЛГБТ, были и у меня. А потом просто обняла и поняла, что все равно он остается моим любимым сыном, и главное – чтобы он был счастлив, а уж с парнем или девушкой – не важно».
***
«Я мама Игоря. Многие из вас наверное с ним знакомы. Он признался мне, что он гей, давно – ему тогда было 14 лет. Первое время я не могла это принять и даже выгнала его из дома и он ушел жить к друзьям. Через неделю пришла к нему, он меня ждал, мы обнялись и я поняла, что буду любить его, несмотря ни на что», – Татьяна кивает на молодого парня в первом ряду, это ее сын. Тот улыбается. В свое время Татьяна тоже была уверена, что гей – это значит «извращенец», «ненормальный», «неправильный», а теперь просто смотрит на своего сына, гордится его успехами. Игорь поступил в столичный университет на бюджет и ничем, по сути, не отличается от своих сверстников. Кроме одного – он любит людей своего пола. Но это – не преступление и даже не его выбор. Татьяна теперь об этом знает, и терпеть не может все эти грубые пошлые шутки, которые льются на общество из экранов телевизора, якобы защищая нас от «разврата», а на самом деле формируя атмосферу ненависти ко всем, кто отличается от основной массы по какому-либо признаку.
«А я ведь тоже когда-то над всем этим смеялась. Как я могла над таким смеяться?», – удивляется Татьяна. Игорю тоже повезло с мамой. Но таких – немного.
***
Через час таких откровений переходим к вопросам.
«А что делать, если мама говорит, что я буду гореть в аду?»
«Я признался, что гей, и родители выгнали меня из дома. Как им объяснить, что я не могу по-другому?».
«Папа как-то сказал, что если узнает, что он гей, то он меня убьет. Я никогда ему не признаюсь, но и жить так не хочу»
«Я хотела бы, как обычные дети, делиться с мамой личным, рассказывать о своих отношениях, но она считает, что лесбиянки – это извращенцы, поэтому поделиться я могу только с одной-единственной подругой. Это больно.»
«Я призналась маме, она вроде бы приняла, но все равно говорит, что мол я побалуюсь и это пройдет. А это не пройдет, я знаю, я просто такой есть и просто хочу, чтобы меня принимали. Что делать?».
Такие вопросы от испуганных, грустных и доведенных до депрессии подростков сыпятся со всех сторон. В другом обществе, где не важно, кто кого любит, все эти молодые люди могли бы быть счастливы и стать обычными членами общества – полезными обществу, как и многие другие, каких принято называть «нормальными». Но в наших реалиях они вынуждены ходить на такие вот подпольные встречи, выливать душу незнакомым людям, завидовать тем, чьи родители нашли в себе силы поискать информацию и принять это, и годами не решаться сделать камин-аут даже перед самыми близкими.
***
После встречи я отвела в сторону одну из мам и записала с ней небольшое интервью.
– Как вы узнали, что ваш сын – гей?
– Сыну тогда было 17 лет, он уже закончил школу. У меня был очень тяжелый период в жизни: я теряла бизнес, практически уходила опора из-под ног, муж уехал помогать своей пожилой больной маме в другую страну. Я была одна, на мне было куча кредитов, я еще и узнала, что у меня онкозаболевание, а тут еще мой сын заявляет, что он гей. Он сказал: «Мама, я вижу, что тебе сейчас очень трудно, я решил пойти жить к одному человеку, к мужчине». Я говорю: «Почему ты будешь жить с мужчиной, а не с женщиной?». А он отвечает: «Ну, потому, что я гей. Я пробовал и с мальчиками, и с девочками и понял, что мне нравятся мальчики». Я говорю: «Может тебе девочки плохие попадались?». Ну это обычная реакция мам. Он говорит: «Нет, просто я гей». Дальше он уже что-то рассказывал, а я сидела просто рыдала. Потом пришла старшая дочка, и у них с сыном была странная реакция: они начали хохотать. Дочь тогда сказала: «Олег, мы тебя все равно будем любить, не переживай».
Вот так мы прожили еще два года, я приняла сына таким просто потому, что он мой сын. Но все равно я считала себя виноватой, что что-то неправильно сделала в воспитании, теорий ведь на этот счет очень много. Потом мне сделали успешную онкооперацию и химиотерапию, я более-менее стала на ноги и приехала первый раз в «Терго» (это организация матерей геев и лесбиянок, – прим. Авт.), там мне объяснили, что таких людей рождается много, что это надо воспринимать нормально, и что они такие же люди. А самое главное – что они не выбирают такой путь.
Я долго закидывала сына вопросами, а он мне говорил: «мама, мы такие же, как вы. Нам тоже нужна любовь. Мы тоже хотим целоваться, обниматься, держаться за руки, у нас такая же нежность. Ты не думай, что это просто сексуальное влечение. Просто это любовь направленная к человеку своего пола, а не к противоположному».
– Вы познакомились с тем человеком, с которым он жил?
– Он не стал с ним жить, он к нему так и не ушел. Он просто хотел чисто в коммерческом плане мне облегчить существование, я сказала, что это не только не облегчит, но и задавит в моральном плане – после такой-то новости. Ну а потом уже он меня знакомил с ребятами, с которыми дружит – это, в основном, парни из ЛГБТ-сообщества. Нормальные ребята, хорошо учатся, знают английский, обычные люди.
– Он вам рассказывал, долго ли решался признаться?
– Вы знаете, я этим моментом у него не интересовалась. Но потом все ребята, которые к нам приходили, ему страшно завидовали, что его мама знает и что она к этому нормально относится. Сейчас – я вам честно скажу – я уже на девочек для него и не смотрю, как на пару, только на мальчиков. По моей работе у меня были клиенты такие, которые внешне очень похожи на гомосексуалов, я уже их научилась более-менее различать. Хотя это сложно, потому что эти люди ничем не отличаются в общей массе. Это обычные люди, многие из них занимают сумасшедшие посты, и ты никогда в жизни на них не подумаешь ничего такого.
– А расскажите несколько историй о том, как обычно реагируют мамы таких детей, которые приходят к вам в организацию.
– Есть такие мамы, которые уже давно знают, что их дети – ЛГБТ, они приезжают к нам на встречи, они очень любят своих детей, но смириться все равно не могут. И такое бывает. Они понимают, что это ничего не изменит, но все равно не могут принять. Не знаю, возможно, это излишний эгоизм, надо понимать, что это жизнь ребенка, а не твоя жизнь, и если ему так лучше – ну что ты можешь сделать?
– Бывают совсем драматические истории?
– Конечно, бывают. Дети режут себе вены, потому что их не принимают родители. Бывает, что родители отказываются от таких своих детей и перестают с ними общаться. В Кривом Роге недавно стала известна история, как мальчик жил в селе и из него «изгоняли бесов», когда узнали, что он гей – его и топили, и что только с ним не делали. Он чуть не умер. А бывают мамы, которые договариваются с ребятами, чтобы те изнасиловали их дочерей, чтобы те «вылечились» и перестали быть лесбиянками.
Не нужно ожидать, что это будет просто – родителям это сложно принять, естественно, человек должен это переварить, выплакаться, а потом почитать литературу, пообщаться с такими же родителями и узнать, что это такое. Есть несколько этапов принятия этого факта, через которые проходят все родители. В лучшем случае, умный родитель начинает глубоко в этом разбираться и понимает, что никто не виноват – просто это природа, и главное, чтобы ребенок был счастлив. Нужно просто принять своего ребенка и все. Самое главное, что нужно понять, что наши дети никогда бы добровольно не выбрали такой путь, потому что это путь вечно гонимого и презираемого человека. Нужно быть сумасшедшим, чтобы это выбрать.
***
Через три дня я выхожу замуж. Моя будущая семья – такая, которую принято называть «традиционной». Спустя четыре года отношений мы с будущем мужем решили, что планируем быть вместе и дальше, а значит неплохо было бы уведомить об этом государство. Не понимаю, почему точно такие же влюбленные запорожские пары не могут поставить в свои паспорта штамп только потому, что они одного пола, а природа распорядилась, что они любят друг друга, а не кого-то другого? Неужели кто-то и вправду думает, что если они сходят в ЗАГС, то заразят вас или ваших детей «геизмом» или «лесбиянством»?
И не страшно ли вам жить в стране, где под лозунгом «за семейные ценности» людям, выступающим за равные права, грозят «кровавой кашей»? На мой взгляд, это намного страшнее и опаснее для нашей страны, чем мальчики, которые любят мальчиков.
Татьяна Гонченко
