18-летний Кирилл Самоздра бежал из Луганска от преследований за ЛГБТ-активизм. Вот его история

Кириллу Самоздре 18 лет. Всю свою жизнь он прожил в Луганске. Но в 2020 году он оказался в опасности из-за своей активистской деятельности и принадлежности к ЛГБТ-сообществу. Парень бежал в Киев, где начал новую жизнь. О том, что поставило под угрозу его жизнь и свободу и как ему удалось успешно выехать из оккупации, он рассказал Свои.City.

Как осознал себя другим

У асексуалов самоидентификация происходит сложнее, чем у других. Нет маркеров, которые помогли бы определить твою принадлежность к этому сообществу. Легче понять, что у тебя что-то есть, чем что у тебя чего-то нет.

Еще из самых примитивных книг о сексуальном просвещении я начал понимать, что их содержание ко мне не относится. Так, в моей книге была лишь одна страница о «других», где поверхностно было описано об ЛГБТ-сообществе. Я подумал, что я, должно быть, отношусь к ним. Просто потому что основная часть этой книги была совсем не обо мне.

Я много лет терзал себя сомнениями. Усугубляло ситуацию то, что я – биромантик: я встречался и с парнями, и с девушками.

Если некоторые предпочитают не вешать на себя ярлыки, то мне, наоборот, это было важно. Просто, чтобы понять, кто я. Определить, что со мной. Возможно, я болен?

Мне помогло знание английского. Я прошел много тестов, и многие выдавали именно это. И чем больше я изучал, тем больше я стал понимать, что я – асексуал.

Знакомился с другими асексуалами через соцсети

Я жил на неподконтрольных территориях, где резко отрицательная политика ко всему негетеронормативному. Мне с детства вдалбливалось, что ЛГБТ – это что-то постыдное и смешное, что нормальный человек вообще не будет себя к этому сообществу причислять.

Это после визита в Киев я увидел, что бывает по-другому. Хотя большинство людей в Луганске и не толерантно относятся к ЛГБТ, но не агрессивно. У нас есть и радикальные акции, направленные против ЛГБТ, но они устраиваются исключительно пророссийскими организациями, спонсируемыми оттуда. Такая организация, как «Дружина», по свидетельствам, вылавливала представителей ЛГБТ в Луганске и избивала их.

В основном через группы в ВК, потому что в Луганске эта соцсеть заменяет фейсбук. Я жил на квартале Молодежном, который по своей сути – совсем не молодежный. И я был очень удивлен, когда через интернет познакомился с пятью асексуалами примерно моего возраста, которые жили в радиусе километра от меня. Многие мне писали, рассказывали, что они тоже асексуальны, задавали какие-то вопросы. Им было не с кем поговорить на эту тему.

Несколько раз мы устраивали «сходки». Это были просто встречи для своих, без какой-либо символики. Собирались по 10-15 человек и просто общались на темы, о которых обычно говорят подростки. В основном приходили молодые люди от 15 до 17 лет.

Приехал в Киев на мероприятие KyivPride

Прошлой зимой я листал ленту фейсбука и на странице KyivPride увидел, что они ищут людей, которые могли бы помочь с организацией марша. Я подал заявку как «представник спільноти». Как потом выяснилось, у меня даже не было конкурентов, потому что я асексуал.

О том, что меня взяли, я узнал за три дня до того, как мне нужно было быть в Киеве. А в Киеве я до этого был всего один раз – и то в 2013 году, до войны. Я весь день потратил на то, чтобы найти возможность туда вовремя приехать. Чтобы мне организация оплатила дорогу, мне нужен был билет с указанной стоимостью. Если бы я жил в Харькове, то я бы просто забронировал билет, сделал скрин и отправил бы его организаторам. Но так как я жил в Луганске, я не мог так сделать.

Я искал всяких нелегальных перевозчиков, просил их поставить печать, чтобы это было «официально». Один из перевозчиков, чтобы мне продать, распечатал этот билет и поставил печать «Оплачено». Цену они написали в рублях. Маршрут Луганск – Киев по факту оказался маршрутом Луганск – Белгород – Киев с двумя пересадками.

«Полонені»

Когда я приехал в Киев, то познакомился со многими ЛГБТ+ активистами, в том числе с Женей Трамваем (основателем общественной организации DonbassQueer – Свои). Мы договорились сделать проект об ЛГБТ-представителях с неподконтрольных территорий. Потом этот проект был опубликован.

Когда я вернулся в Луганск, я стал искать для проекта истории о преследованиях ЛГБТ-людей. Но мало кто мог поделиться своей историей. По двум причинам. Первая – люди живут максимально закрыто, поэтому они не сталкивались с гомофобией. Вторая – о некоторых случаях нельзя было рассказывать, чтобы не выдать себя. «Правоохранительные органы» так называемой «ЛНР» мониторят украинские СМИ и могли бы что-то из этого извлечь. Поэтому я в проект ничего не внес, кроме своей истории, которую я писал несколько месяцев.

Ночью позвонил знакомый и предостерег

В целом у меня была очень спокойная жизнь. Конечно, у меня была мысль, что мне может что-то за это быть. По сравнению с законодательством РФ, на неподконтрольных территориях Донбасса все еще строже в отношении ЛГБТ. За «пропаганду нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних» предусмотрены огромные штрафы – от 10 000 рублей или 15 суток на подвале. Я понимал, что я оттуда не выйду, если там окажусь. Поэтому я старался быть осторожным.

Я дописывал свою историю. Но однажды мне в 4 часа ночи позвонил мой хороший знакомый, который является представителем ЛГБТ, но при этом придерживается пророссийских взглядов. Он сообщил мне, что за то, чем я занимаюсь, меня могут обвинить в экстремизме или терроризме. Он буквально не говорил, что за мной уже следят. Я думаю, он и не мог бы мне этого сказать. Но он посоветовал мне удалить все данные с телефона, заметать следы.

Я тогда не очень серьезно к этому отнесся, но я его послушался и удалил все данные – контакты в телефоне, в соцсетях, переписку, фотографии, приложения, через которое общался оргкомитет KyivPride. Я все стер, но через некоторое время забыл об этом звонке.

Вместе с другом увезли на допрос

У меня был знакомый, который работает в секонд-хенде. Он жил недалеко от меня, мы с ним ходили друг к другу в гости, общались. Иногда он подрабатывал перепродажей вещей. И вот он договорился встретиться с 15-летнней девочкой, которая хотела купить у него футболку. Я решил пойти с ним за компанию. Ничто не предвещало беды. Это было 10 июля.

Мы вышли к супермаркету, где должна была быть встреча. Возле стояла машина на российских номерах. Мы обратили внимание, но не придали этому значения. К нам подошли двое мужчин. Показали удостоверения, но так быстро, что мы не успели увидеть, кто они. Они заявили, что некий реселлер кого-то ограбил, поэтому все под подозрением. Мне сказали, мол, ты тоже с нами поедешь, подождешь друга в холле.

Мы поехали в участок: я, друг и двое агентов. Мы поднялись наверх, а там два «зеленых человечка» с автоматами. Я понял, что попал, но не понял, насколько. Меня повели не в холл, а в другое крыло. Меня усадили за стол, один сел напротив меня, взял мой телефон и потребовал, чтобы я его разблокировал. Я отказался. Он начал сразу повышать голос. Я пытался апеллировать к «законам», спрашивал, на каком основании меня задержали, просил предъявить удостоверения. В ответ мне начали угрожать: «Ой, ты похож на барыгу, которого мы не можем полгода поймать, сейчас поедешь по другой статье, мы тебя закроем за распространение наркотиков».

На тот момент я вспомнил, что я уже все данные на телефоне удалил, поэтому разблокировал его. Они проходились по всей моей телефонной книге. Спрашивали, кто этот человек, чем занимается, как мы познакомились. Я отвечал очень сухо и коротко, говорил только то, о чем могли бы знать знакомые со стороны. Но в моих контактах уже не было активистов или представителей ЛГБТ.

Потом начались вопросы о том, как я отношусь к Украине

«Ой, а ты думаешь, там больше свободы? А ты знаешь, что у нас скоро комендантский час отменят?» – это он с серьезным выражениям лица говорил. Я по фильмам сериалам знал, что в таких ситуациях нужно не молчать, а говорить максимально нейтрально, как принято в обществе, чтобы никаких подозрений не вызывать: «Ну пару раз съездил», «Ну есть какие-то знакомые, но я не общаюсь», «Я сейчас на улицу не выхожу».

Затем последовали вопросы все более и более уточняющие: «В каких ты состоишь украинских организациях?» Я говорил, что ни в каких. «Связан ли ты с пидарасами?» «Нет».

После этих вопросов, я понял, что, видимо, им что-то известно. Возможно, моей ошибкой было то, что я сидел в беседах в ВК не с анонимного аккаунта. На меня кто-то мог дать наводку.

Поскольку они ничего не нашли, напоследок сказали: «Мы знаем все твои данные. Просто приедем, скажем, против кого говорить, будешь теперь с нами сотрудничать. Понял?» Я: «Понял».

Вышел на улицу, друга уже выпустили. Его для галочки тоже допросили. И для профилактики взяли логин и пароль от ВК. Мы с ним эту ситуацию обсудили, и друг пошел домой. Сказал: «Сменю пароли – и все». Потом он об этом пожалел.

Я позвонил родным на «Лугаком», там было сильное эхо. У нас считается, что если сильное эхо – то телефон прослушивается. Я выкинул сим-карту, удалил соцсети, которые были привязаны к телефону.

Прятался у знакомой

За день до этого допроса я познакомился в телеграме с девушкой. Мы с ней переписывались и договорились на следующий день встретиться погулять. У меня ее не было в контактах, поэтому на допросе ее личность не всплыла.

В день допроса вечером я пошел с ней гулять. Она тоже ЛГБТ+. Я ей сразу вывалил все, что за день случилось. Она очень удивилась, мягко говоря. Потом я месяц жил у нее. Писал всем знакомым из разных правозащитных организаций, обращался за помощью. Но ни одна из них мне не могла помочь на неподконтрольных территориях. Все могли мне помочь, только когда я перейду линию разграничения. Мне только советовали быть тише воды, ниже травы.

Я пару раз был дома, тотально почистил комп, до операционной системы. Сжег асексуальный флаг. Когда я забирал документы и вещи, я узнал от знакомых, что агенты приходили, спрашивали обо мне.

Пока я вот так прятался, мой друг просто сменил пароли. Через два дня к нему на работу явились вот эти самые агенты, «попросили» поехать с ними. Он убедил их подождать до вечера, пока не закончит работу. А сам на 20 минут раньше отпросился, чтобы убежать. Но его встретили у входа на разбитой машине без номеров, с оружием. Сказали: «Садись».

Его повезли его на Станицу Луганскую. Угрожали: «Не скажешь пароли – по заминированному мосту пойдешь». Связь плохая, они еле дозвонились до оператора, чтобы восстановить доступ к соцсети по номеру телефона. Он им переводил, потому что они украинского не знали. В итоге доступ восстановили, забрали сим-карту, высадили его под комендантский час где-то далеко, что он час добирался до дома пешком. Потом он увидел, что в его аккаунт заходили в Ростовской области.

Добраться до Киева помогли правозащитники

Я договорился, чтоодна из ирганизаций мне поможет доехать до Киева – оплатит дорогу, а Alliance Global предоставит шелтер на три месяца. И у меня было несколько дней на то, чтобы добраться до Киева и заселиться. Потому что потом человек, который мог меня заселить, уезжал. Я решил ехать.

Хотя у меня были подозрения, что я нахожусь в каких-то «черных списках», что на КПВВ меня остановят и не отпустят. Или еще хуже – приедут и заберут на подвал

Со мной на связи находилась одна из организаций. Но мы не проговаривали четко, что будет, если я не выеду оттуда. К счастью, я выехал.

Когда я перешел КПВВ, я понимал, что что бы ни случилось дальше, это будет все равно лучше, чем там. Хотя потом со мной произошло много чего. В шелтере четверть моих сбережений, которые я скопил за год, украли. Еще четверть я дал в долг – мне не отдали. Кто-то лазил в моем телефоне и заблокировал сим-карту. Через месяц я остался и без жилья.

Поступил в Могилянку

У меня не было украинского аттестата за 9 и 11 класс. ЗНО я не сдавал. Но я знал о программе «Донбасс Украина», по которой я мог поступить в вуз без этого. Какие в Украине есть вузы, я понятия не имел. Знал только о красном корпусе университета Шевченко. Я спрашивал своих знакомых, куда лучше пойти на социолога (я хотел именно эту специальность изучать). Мне посоветовали Могилянку.

Я сдал два экзамена в школе в Киеве, чтобы получить аттестат, и один вступительный по английскому. Только я и еще один человек с неподконтрольных территорий сдавали этот экзамен. Членов приемной комиссий было в два раза больше, чем нас. Я поступил и теперь живу в общежитии Могилянки, учусь и работаю в сфере email-маркетинга.

Хочу помогать другим

Я очень хочу заниматься правозащитной деятельностью. Хочу помогать в первую очередь ЛГБТ-людям на неподконтрольных территориях. Сейчас им никто целенаправленно не помогает. Никто тут даже не знает, что происходит с ЛГБТ-людьми там.

Хочу своим примером показать, что так можно. Что тут тебя не оставят на улице. Многие бы хотели уехать оттуда, но просто не могут себе этого позволить. Билет до Киева в одну сторону может быть неподъемным для людей, которые живут там. Недавно подруга моей девушки приехала в Киев. Она отдала за билет 1700 грн. Это приблизительно 50% от средней зарплаты в Луганске, очень большие деньги. Поэтому главная поддержка, которую можно было бы оказывать, – материальная.

Тут эти люди могут себя реализовать, а там у них нет никаких перспектив. Любые проблемы Украины на фоне оккупированных территорий – даже не проблемы. Там все гораздо хуже.

Во многом на менталитет людей там влияет тот факт, что они пережили активную фазу войны. Я сам не выезжал из Луганска во время военных действий в 2014 году. Я жил там, когда не было ни воды, ни света, ни связи, когда не работали супермаркеты и не ездил транспорт. Когда был мертвый город. Большинство людей не хотят ни о чем задумываться сейчас, просто потому что им дали минимум, который нужен для жизни.

Источник

Сподобалось? Знайди хвилинку, щоб підтримати нас на Patreon!