Жизнь ЛГБТ-военного и священники-геи. Откровенный разговор с добровольцем Виктором Пилипенко, который три года назад совершил каминг-аут
К 30-й годовщине независимости Украины Радио НВ выясняло, как за это время изменилось отношение украинского общества к ЛГБТ-сообществу; когда геи и лесбиянки начали жить свободнее и как преодолевать мифы и предрассудки.
Публикуем сокращенную и отредактированную версию разговора с добровольцем батальона Донбасс, председателем общественной организации Украинские военные ЛГБТ за равные права Виктором Пилипенко, полную версию интервью можно услышать на платформе.
— Хотелось начать с вопроса по существу: как это на 30-м году независимости Украины, в 2021 году быть открытым геем?
— Начнем с того, что я открытый гей. Сделаю эдакий каминг-аут. Настоящей жизнью гея я начал жить после Майдана, после Революции Достоинства. Как страна получила настоящую независимость после Революции Достоинства, так и геи начали жить, чувствовать себя свободнее после этих событий.
— Что значит «настоящая жизнь гея»?
— Это путь к открытости и путь к восприятию окружающих. Это очень важно в жизни каждого гея. Очень много геев живут закрытой жизнью со времен тиранических режимов — Януковича, Кучмы, ужасные 90-е… Жизнь геев была довольно подавленной, угнетенной. После Революции Достоинства, когда мы взяли курс на Европейский Союз, ЛГБТ-сообществу стало жить значительно легче. Сейчас с каждым годом мы видим все больше поддержки от гетеросексуальных людей, мы видим все больше союзников, и жизнь налаживается.
— Свежий опрос социологической группы Рейтинг показывает, что на самом деле украинское общество не готово быть абсолютно толерантным. 47% украинцев все еще негативно относятся к ЛГБТ-сообществу. Есть ли понимание, что с этими настроениями делать, как правильно коммуницировать с теми людьми, которые настроены не негатив?
— Чуть ли не каждый человек 30+ имеет определенный негатив, если у него нет в своем ближайшем окружении одного из открытых геев или лесбиянок. Такой человек обладает минимумом информации, поэтому легко воспринимает на веру те мифы, которые бытуют в жизни. Обычно эти мифы отрицательные: геи уродливые, развратники, некие существа мифические, которые могут превратить в гея. Но когда ты открываешься такому человеку, он видит твое лицо, узнает твою историю жизни, что ты на войне, тогда преодолевается этот миф. Поэтому каминг-ауты — это очень важно. Когда мы открываемся, мы можем менять и людей 60+, которые наименее толерантны. Я обожаю общаться с бабушками на лавочках и говорить им о гомосексуальности.
— Что больше всего интересует людей из категории 60+?
— Их больше всего интересует восприятие родителей, личная жизнь после каминг-аута, нет ли агрессии в адрес гея. Вот что удивительно, обычно такие люди, когда не знают живого гея или лесбиянку, сами могут сгоряча пожелать чуть ли не смерти такому человеку или назвать его греховным. Но когда они увидят живого гея перед собой, они интересуются твоей жизнью, твоей безопасностью, не нападают ли на тебя на улицах.
— Если говорить о вашем каминг-ауте, сколько вам было лет, когда вы решились?
— Очень поздно, то есть свою жизнь я считаю искалеченной. Я сделал каминг-аут в 28 лет. Это 2018 год.
— Вы еще четыре года после Революции Достоинства молчали. Какие факторы помогают человеку совершить каминг-аут?
— Прежде чем совершить свой каминг-аут, я очень долгое время следил за открытыми ЛГБТ-активистами, например, парой — Тимур Левчук и Зорян Кись. Они женаты. Я тихонько завидовал. Потом были другие примеры открытых людей, которые давали мне некое вдохновение. В 2014 году я ушел на фронт и демобилизовался в 2016 году. После 2016-го я зализывал раны, приходил в себя после войны, мне было немного не до активизма. Но уже в 2018 году представилась возможность не просто сделать каминг-аут, а открыться публично во время выставки Антона Шебетко. И тогда я сделал этот социально важный шаг и открылся.
— Но какие предпосылки вам были необходимы?
— Предпосылки — это открытость других, а финалочкой стал разговор с фотографом Антоном Шебетко во время выставки. Он не просто нас фотографировал, он записывал интервью, задавал мне вопросы о моей личной жизни. И это были очень тривиальные вопросы: как я провожу свой досуг, сколько гей-клубов я посетил, сколько маршей равенства, гей-прайдов за рубежом. На все эти вопросы я не знал, что ответить, потому что на тот момент я даже ни разу не посещал гей-клуб. О моей гомосексуальности знала моя сестра, ее муж и несколько моих друзей. И, конечно, те геи, с которыми я общался. То есть это была суперзакрытая жизнь. И вот когда художник меня начал спрашивать, я понял, насколько моя жизнь серая и ничтожная, что я ее просто трачу. И тогда я решил совершить каминг-аут: попросил его, чтобы он мое фото сделал с открытым лицом. Остальные участники были с закрытыми лицами, они не желали открываться на тот момент.
— Безопасно ли в 2021 году выходить в Украине на прайд? И нужно ли?
— Да. Прайды стали более многолюдными
— Полиция стала лучше защищать?
— Конечно. Потому что и внимание западной общественности довольно большое, и союзничество иностранных посольств, и гетеросексуальных людей, которые приходят поддержать сообщество. В маршах равенства участвуют различные дискриминированные сообщества, между прочим. И эти многолюдные марши защищает очень много людей. Поэтому полиция также уже включается.
— В своих интервью вы говорите, что не пытаетесь или не даете насильственного отпора проявлениям насилия в отношении ЛГБТ-сообщества. Почему? У вас большой опыт военного. Что вам мешает?
— Во-первых, ЛГБТ-сообщество — это всегда крошечная частичка всего общества, от семи до двенадцати процентов, кажется. Если мы, военные, начнем давать отпор, нападать на тех гомофобов, чтобы их проучить, они в ответ могут нападать на более слабых ЛГБТ. Мы не хотим создавать прецедента. Во-вторых, мы понимаем, что борьба за равенство прав для ЛГБТ-людей — это борьба за равенство прав для всех украинцев путем установления верховенства закона и права. Мы ответственно к этому относимся, мы последовательны. Мы за то, чтобы все дела решались в судах. Мы за то, чтобы была реформирована полиция, которая бы эффективно работала на улицах. Чтобы законодательство работало так же эффективно. И собственно, здесь стоит поднять вопрос законопроекта 5488. Это законопроект, который усиливает ответственность за преступления, совершенные на почве гомофобии и других нетерпимостей.
— Есть 161 статья Уголовного кодекса Украины, но она не работает. Вы понимаете, почему? Атакуя гея, человек не привлекается к ответственности за нетерпимость, а притягивается за хулиганство.
— Собственно, я за любой закон, который становится на защиту прав человека и справедливости. Но здесь важно сказать главное: нам для всего этого нужны реформированные суды. После Революции Достоинства, к сожалению, хорошей судебной реформы общество так и не увидело. Очень многие судьи Майдана так и осталось там сидеть, очень много мы видим коррупционных дел, которые тянутся шлейфом за судьями. Дело о нападении на меня уже тянется второй год. Скоро истечет срок, и преступник, на меня напавший, будет гулять спокойно по улицам города.
— Если говорить о восприятии вашего каминг-аута в военном сообществе. Насколько эмоциональной или, возможно, нормальной была реакция ваших собратьев?
— Для меня это было самым трудным. Я не так переживал за родителей, как за военное братство. Классно, что те, которые воевали со мной бок о бок, меня поддержали. Я не знаю ни одного, кто бы от меня открестился. А те люди, которые имели на меня зуб…
— По статистике, католики наиболее толерантны к ЛГБТ, а наименее терпимы РПЦ и те, кто ходят в русскую церковь в Украине. Как религия относится к ЛГБТ, к каминг-ауту?
— Я знаю священников-геев, которые, конечно, в структуре никогда об этом не скажут. Я даже знаю священников-трансгендеров. И о них их паства не знает ничего, что они изменили пол. Это действительно верующие люди, они действительно исповедуют любовь.
— Они стали мужчинами?
— Да, стали мужчинами. По-другому они не смогли бы стать священниками. Но в большинстве я знаю таких геев, общаюсь с ними. Кстати, за рубежом некоторые из геев-священников — открытые. Их нормально воспринимают. Тех, которые украинские, никогда не воспримут. Они действительно хотели бы поддерживать ЛГБТ-сообщества, они хотели бы исповедовать исключительно любовь, но сама структура, к сожалению, у них такая, что они боятся это делать.
— Что нужно знать тем, кто не интересовался темой ЛГБТ и относится к ней с предрассудками?
— Я хотел бы сказать, что геи, лесбиянки, трансгендерные люди — это такие же граждане. Цивилизованный мир воспринимает ЛГБТ-сообщество, позволяет нам жениться и даже воспитывать детей. И это нормально. Уже целые поколения в Европе воспитались в таких семьях и выросли обычные дети, подавляющее большинство которых гетеросексуальны. Такой же процент гомосексуальных детей есть и в гетеросексуальных семьях. Информация доступна везде, просто надо не полениться, узнать об ЛГБТ, дабы преодолеть внутренний свой страх, порождающий ненависть, собственно.
