“Мы сильные, приведем нашу жизнь в порядок и будем счастливо жить”
В июле широкий резонанс получила попытка правоохранительных органов оспорить усыновление детей гей-парой из Москвы. После обысков и уголовного дела против сотрудников опеки семья вынуждена была уехать. Юридическую помощь паре оказывают совместно ЛГБТ-группы “Выход” и “Стимул” (Москва). Андрей Ваганов и Евгений Ерофеев рассказывают, как они познакомились, как стали семьей с детьми, и как они планируют жить после всего случившегося.
Расскажите, как вы познакомились? Когда решили, что хотите жить семейной жизнью и завести детей?
Андрей: Знакомство у нас получилось поэтапным. Женя посещал мои лекции, потом нашел меня в ICQ (был такой мессенджер), мы три-четыре года изредка обменивались сообщениями. А потом как-то, когда Женя уже закончил учебу, я пригласил его в гости на ужин. Он приехал и остался. Скоро десять лет как живем вместе.
Когда мы съехались, я уже был кандидатом в усыновители. Поэтому дети обсуждались как уже случившийся факт.
Евгений: Андрей был мечтой. Он был лучшим преподавателям в университете для меня, я специально ходил на его лекции. Потом заехал к нему в гости, и с тех пор мы вместе. Андрей рассказал, что хочет иметь детей, мне тогда было 22, но новость меня обрадовала, всегда хотел иметь семью.
Как происходил процесс усыновления? Были ли сложности с этим?
Андрей: Если говорить о юридической стороне вопроса, то усыновление – это относительно просто. Сама процедура четко регламентирована, и в то время (в 2010 и 2012 годах) не допускала вольных трактовок критериев, которым должен соответствовать кандидат в усыновители. Поэтому я просто приходил в опеку, брал перечень необходимых для усыновления документов и шел собирать бумаги. На все уходило 3-4 недели, из которых дольше всего (около месяца) нужно было ждать справки об отсутствии судимости. Еще приходилось побегать по врачам, собирая заключения всех диспансеров, терапевта, инфекциониста и так далее, но это тоже было не сложно, и мне везде был “зеленый свет”: когда в медицинских учреждениях узнавали, что я хочу усыновлять, меня за руку без очереди водили по кабинетам.
Сейчас, как я слышал, появились дополнительные требования. Например, прохождение Школы приемных родителей. Не знаю, как это организовано.
Чем дети увлекаются, как проводят время? Как складывалось у детей общение со сверстниками и другими родственниками? Есть ли сложности у детей, что приходится не говорить иногда, что с двумя папами живут; переживают ли об этом?
Евгений: Дети ничем не отличаются от подростков их возраста: любят гулять на улице, проводить время со школьными друзьями, много играть в компьютерные игры. Часто друзья детей приходили к нам домой и играли с детьми в их детской. Со сверстниками больших проблем не было, нужно было следить только за поведением Юры, он у нас хулиган. Дети никогда не скрывали, что у них два папы, мы не учили их не говорить об этом. Сейчас столкнулись с обратной стороной этого вопроса. В воспитании детей участвуют все наши родственники: мои родители и родители Андрея особенно.
Как реагирует персонал в детском саду, школе, в поликлинике на двух пап? Есть ли сложности с тем, что юридически папа только один?
Андрей: На двух пап реакции никакой не было. Потому что в правовом, так скажем, поле от имени детей выступал либо я, либо бабушки и няня. Это, не скрою, было травматично для Женьки: он как-то воскликнул, что ему тяжело жить с осознанием, что для собственных детей он – никто.
Хотя, каждое 1 сентября мы шли в школу вчетвером, Женька, мне кажется, переживал за детей больше, чем я.
Как так получилось, что вы изначально не взяли детей и не уехали из России после закона “о пропаганде”? Что вас держало в России?
Андрей: Непростой вопрос. Скажем так, оставались под давлением обстоятельств.
Сначала, сразу после принятия этого закона, я стремился к отъезду. Допускал, что есть вероятность проблем в будущем. Но в тот момент не нашел поддержки у Жени: он делал карьеру, видел четкие и недалекие перспективы, а я откровенно говорил, что переезд – это своего рода деклассирование. А потом ситуация зеркально поменялась. У Жени росла тревога за нашу семью, и он стал говорить о необходимости уехать из страны; а я старел, дети взрослели – это, как я тогда понимал, снижало наши шансы на успешную адаптацию в новой стране. Короче, инертность и рассинхронизация взглядов на перспективы привели к тому, что мы оставались в России до последнего. Хотя, если честно, еще лет 7-8 назад мы с Женей решили, что у нас у всех всегда должны быть открыты шенгенские визы.
Были ли вы готовы к тому, что произошло? Как дети отреагировали на произошедшее? Сейчас с ними все в порядке?
Андрей: К такому нельзя быть готовым. Даже если в голове есть “план Б”, мне кажется, такие события (тебя обвиняют в надругательстве над собственными детьми, сына подвергают непростой, скажем так, процедуре освидетельствования, домой полиция приходит за детьми, у родителей мужа – обыск и все идет по нарастающей) неизбежно шокируют и дезориентируют. Я, например, в день, когда уезжал из страны, был практически не способен принимать решения. Я просто следовал инструкциям Женьки и близких друзей.
Для детей это стало, конечно, потрясением. Крушением их мира: вот у тебя друзья, бабушки-дедушки, дачи-прогулки, собака, велосипед; а потом – ничего, только дорога и жизнь на квартирах друзей в чужой стране. Сейчас, спустя полтора месяца, и Денис, и Юра уже смотрят на произошедшее спокойнее. Меня радует, что у них стало меньше эгоизма (мне хочется в это, во всяком случае, верить), что они стали больше ценить семью и время, которое мы проводим вместе. Они стали более открыты.
При этом и я, и Женя понимаем, что сыновья испытали огромный стресс, с последствиями которого нам предстоит еще долго жить.
В какой момент вы поняли, что пора обращаться в правозащитные организации? Нужно ли ЛГБТ-людям защищать свои права в России? Зачем?
Андрей: За консультацией к адвокату я обратился еще до посещения следователя. Уточнял, каковы могут быть последствия. То, что нам нужна помощь правозащитников, стало очевидно уже на пути из Москвы.
Что касается защиты своих прав в России. Я сейчас не чувствую себя в праве высказываться на эту тему: мы в относительной безопасности, и мои советы будут, как мне кажется, лицемерными.
Каким видите ваше будущее?
Евгений: Сейчас пока период ожидания. До начала школы еще есть время и мы находимся в раздумьях как нам поступить. Нам хочется вернуться к стандартной простой жизни: работа, учеба, встречи с друзьями. Но смущает последнее высказывания Милонова, что нас нужно вернуть силой. Слова Милонова всегда нужно делить на десять, но он как-никак представитель власти и член Госдумы. Я уверен, что в начале сентября после обсуждения вопроса с нашими адвокатами мы примем верное решение по тому, как двигаться дальше.
