«Приходится играть в Штирлица»: Как живут и воспитывают детей гей-пары

Эти семьи вынуждены скрывать правду от соседей, воспитателей и педиатров. Себя они в шутку называют шпионами. Но государство поставило их вне закона, вне школьных собраний и мамских чатиков.

Эти семьи вынуждены скрывать правду от соседей, воспитателей и педиатров. Себя они в шутку называют шпионами. Но государство поставило их вне закона, вне школьных собраний и мамских чатиков. Они — гей-пары, которые растят и воспитывают своих детей в Екатеринбурге.

Этим текстом Е1.RU начинает серию публикаций под общим названием «Люди, которых нет». Раз в две недели мы будем рассказывать о тех, кого упорно не замечают.

История Димы и Саши

У Дмитрия свой бизнес, черный пояс по карате, двое сыновей и мужчина, с которым он счастлив уже 7 лет. Их общему ребенку 8 месяцев. А старшему сыну Дмитрия уже шестнадцать.

Часть 1. Первый брак

Я был в браке одиннадцать лет. Я всегда принимал себя как гея, но я рос в такой семье, где родители считали это все не совсем здоровым. Понятно, что пришлось себя подавить, свою природу. Я рано женился, в восемнадцать лет, у нас появился ребенок.

«В 28 лет я решился на каминг-аут, признался родным, что я гей. Тогда супруга мне сказала: “Тебе надо лечиться!”». Дмитрий

У жены был страх, что сын может вырасти таким же, геем. Мы даже ходили к психологу. В итоге ее перещелкнуло, что пусть ребенок общается с отцом и сам определится. Сначала она вообще считала, что это все передается воздушно-капельным путем. (Смеется.)

Сейчас мы с ней лучшие друзья, у нас очень близкие отношения, мы стали даже ближе, чем во время брака. Ходим по барам, пьем кофе. И хотя у нее теперь свои отношения, она с удовольствием проводит время со мной и с моими друзьями.

Часть 2. Каминг-аут перед сыном

Сыну шестнадцать лет, он про меня знает. Поначалу не сразу принимал. Напрямую я ему не говорил о своей ориентации, да и разговоров не было. Но однажды я догадался, что он знает: он поссорился с мамой из-за уроков, позвонил мне и рассказал об этом. Я решил его поддержать и предложил сгонять в IKEA — «поесть гадости».

«Мы гуляем по IKEA — он, я и мой партнер, и сын говорит: “Пап, я должен тебе признаться. Я, наверное, бисексуал”. У меня сразу потемнело в глазах». Дмитрий

И я сказал: «Ну все, у нас мама работает в органах, у нее табельное оружие — недолго нам осталось. Ну ладно, сынок, ты знаешь, кто такой бисексуал?» (Бисексуалы — те, кто испытывают влечение как к мужчинам, так и к женщинам. — Прим. ред.). На что сын отвечает: «Я считаю, когда девушка встречается с девушкой или парень с парнем — это нормально». Я выдохнул и подумал, какой же он толерантный. Так я понял, что он в курсе обо мне.

Сын с моим партнером прекрасные друзья, секретничают даже. Мы довольно открыты с ним, говорим о вопросах секса, что я бы не представил себе со своими родителями. И продолжаем общаться: ходим на спорт, висим на турниках. Его друзья и одноклассники знают, что я гей. Относятся к этому спокойно. Я подписан на TikTok сына, тоже даже пробовал сниматься — поддерживают, лайкают.

Часть 3. Игра в Штирлица

Учителя старшего не в курсе. Но могу представить, что там начнется. Это для них будет нонсенс. Но я знаю кучу педагогов, которые являются бисексуалами. Но старшее поколение этого не понимает.

«Меня поражает толерантность молодежи. В 90-е попробуй не ту прическу сделай, а сейчас все по-другому. Это радует». Дмитрий

Я довольно открытый человек, мне нечего скрывать. Но не открытый гомосексуал. Часто приходится играть в Штирлица. Я человек тактильный, нравится брать за руку или обнимать. На улице приходится себя сдерживать. Порой вместо развития бизнеса ты тратишь нервы, думая, как бы не подумали ни о чем соседи. Я не открытый гомосексуал, часто вижу пары, у которых «шпионский роман». Все боятся.

Но в целом за детей я спокоен, а вот воспитатели и педсостав… Могут пойти угрозы. В свете последних событий с радужным мороженым (Путину пожаловались на мороженое с радугой — из-за «пропаганды» ЛГБТ. Тот согласился, что этот вопрос нужно контролировать. — Прим. ред.), возможно, придется эмигрировать. Такой вариант не исключен.

Часть 4. Появление Жени

У нас есть подруги-лесбиянки, которые однажды предложили нам с партнером завести ребенка. Мы и подумали: «Да, это ведь классное решение, почему бы и нет?» 2-го числа нашему Жене исполнилось восемь месяцев. Как говорят в Швеции, Женя — ребенок, у которого есть «мама, папа, бонусная мама и бонусный папа». Он живет в абсолютной любви — он был желанным. Он живет с мамами, но мы через день приезжаем, помогаем, развлекаем. Женя совершенно ничего не боится.

Саша, мой партнер, — биологический отец, поэтому сын записан на него. Но девочки боятся, что вся информация проявится, особенно в свете последних событий. Поэтому никаких лишних фото в Instagram, никакой огласки.

Помню, как забирали Женю из роддома. Рядом стоял девятнадцатилетний мальчик. И его все это как будто мешком с мукой по голове — он не осознавал, что уже отец: «Какой ребенок? Я сам еще гулять хочу!» А нашего сына мы ожидали всей семьей, покупали ему одежду, ванночку, готовились к этому событию. Мы очень серьезно отнеслись к этому вопросу. Ходили на курсы, тренинги.

«Возможен такой прецедент, что ребенка заберут, и мы этого очень боимся. Поэтому наши девочки шифруются». Дмитрий

Отношения с органами опеки рискованные. Даже когда гомосексуальные пары обращаются в Ресурсный центр ЛГБТ за помощью. Например, женщина-лесбиянка жила в браке с мужчиной, у них есть общий ребенок. Они в разводе. В итоге сейчас бывший муж катает жалобы и заявления, чтобы отсудить ребенка у жены, потому что она лесбиянка. Проходят проверки. Таких случаев я знаю два.

Часть 5. Мысли об эмиграции

«Друзья, которые живут за границей, даже натуралы, наблюдают за ситуацией в России говорят: “Ребята, срочно уезжайте. У вас треш творится”». Дмитрий

В моем окружении пять пар ждут, когда откроют границы. Причем это люди с успешным бизнесом, кандидаты наук. Тот же кандидат наук, если раньше «топил» за Россию, сейчас рассматривает переезд в Европу.

В ближайшие десять-пятнадцать лет ситуация в России точно не поменяется. Я этого не вижу. Народ у нас советский, и, когда все это обсуждается, они просто-напросто пугаются. У меня есть друг — абсолютный гетеросексуал, и ему все равно, что я гей. Они дружат с моим партнером, говорит: «Ваша сексуальная жизнь — это ваше дело, ваша жизнь».

«Мы живем в пузыре своей благополучности и помогаем своим. В Екатеринбурге очень толерантные жители в отличие от других городов». Дмитрий

Геи откровенно ходят, держась за руки, и людям вокруг все равно. А в 20–30 километрах от города — и уже все. Там такие вещи творятся… Последний случай был — парнишка девятнадцати лет из Михайловска. Переписывался с парнем, тот пригрозил слить переписку, если ему не перекинут 50 тысяч рублей.

Отец узнал, его несколько раз избивали, из квартиры выгнали: «Нечего СПИДы свои распространять». Чуть было на суицид не решился. Наш ЛГБТ-центр ему помог, сняли ему квартиру, он потом переехал в Москву. Все это продолжалось на протяжении года. Градус постепенно накаляется. Даже когда произошел случай с радужным мороженым, брат-гетеросексуал был в шоке: «Ну это уже вообще бред».

История Маши и Кати

Мария и Екатерина вместе уже 9 лет. Сначала они были лучшими подругами, а в итоге стали семьей. Вместе они пережили брак и выкидыш Маши и завели сына.

Часть 1. Замужество и выкидыш

Мы учились вместе в университете. Я вышла замуж, и мы стали лучшими подругами. Причем Катя до последнего не говорила, что она лесбиянка. А я до замужества влюблялась в девушек, моя первая любовь была девчачья. Внутри меня была борьба — я любила свою подругу на протяжении долгого времени, несмотря на то что была замужем.

Мы решили с мужем завести ребенка — я детей очень хотела с того времени, как начала работать с ними. Я педагог, сейчас у нас свой бизнес. Но все закончилось выкидышем из-за этого очень тяжелого внутреннего состояния. И с мужем было очень тяжело, и Катя. Вселенная меня пинала, подсказывала.

«Примерно два года я жила во внутреннем аду, боялась, что родители от меня откажутся, что так не положено — любить женщину». Мария

Когда мы отвергаем ЛГБТ, мы обрекаем людей на очень тяжелые внутренние мучения. Я понимаю, почему ЛГБТ-подростки прыгают с крыш. Потому что такие переживания врагу не пожелаешь. Мне это стоило выкидыша. Моя мама пять лет боролась активно с моей ориентацией, у нее большие проблемы со здоровьем.

Часть 2. Каминг-аут и развод

Я поняла, что больше не могу терпеть и жить в таком противоречии. И начала эти чувства в себе открывать. У меня был очень долгий протест, я прошла все стадии от отрицания до принятия. Сначала: «Да, я буду любить, но мы останемся друзьями», потом: «Я все равно останусь с мужем, смогу себя побороть». Дальше: «Ну все, я люблю ее очень сильно».

А потом призналась мужу. Он как-то резко спросил, что между нами происходит. Я ответила, что люблю Катю. Кому в такой ситуации звонить? Лучшей подруге. Звоню Кате: «Я сказала мужу, что люблю тебя». Мы две недели разбирались. Катя в тот момент встречалась с девушкой, а я была замужем. Мы не рассматривали вариант быть вместе. Это потом все случилось, и мы остались вместе.

Часть 3. Поиски папы

Ребенок был выношенным во всех смыслах. Мы очень долго разговаривали с Катей. И в 2015-м начали пытаться. Семь лет назад я создала фейковую страницу и начала искать парней, которые бы хотели стать отцом.

«Мы рассматривали именно вариант отцовства и очень хотели, чтобы у ребенка был папа. Но по сути, тут нужна только женщина и сперма». Мария

Тут несколько вариантов: искусственная инсеминация в клинике либо дома, искусственная инсеминация с донором либо с отцом, и последний вариант — ЭКО, он очень тяжелый. По закону мы могли сделать бесплатное ЭКО, но тогда бы пришлось много врать. А врачи могут еще и препятствовать.

Мы очень хотели, чтобы у ребенка был отец. Несмотря на то что мы лесбиянки, общество «подарило» нам ощущение того, что без него у нас неполная семья. Это обидно, что Катя просто второй родитель. Но при этом она больше второй родитель, чем папа.

«В большинстве пар, кто рожает, решается по двум принципам: кто старше и кто хочет. Если хотят обе, рожает тот, кто старше». Мария

Катя очень хотела генетического ребенка, и она старше на год, поэтому мы решили, что рожать будет она. Мы очень долго общались с одним парнем. Но Катя в этот момент заболела очень тяжело и попала в больницу. Мне тогда пришлось врать, что я ее сестра. В итоге рожала я.

Были встречи, переписки с разными парнями. Мы рассматривали только гея. Потому что испытываем чувство небезопасности рядом с гетеросексуальными мужчинами в плане законодательства: он обратится в суд, скажет, что я веду аморальный образ жизни, и все. Мой сын поменял мое отношение к мужчинам в лучшую сторону.

Часть 4. Консультации и роддом

В целом если расскажешь врачу, что ты лесбиянка, наслушаешься много всего. Гинеколог одна мне как-то сказала: «Ты просто мужика нормального не нашла. Это все пройдет». А другая: «Раз секса с мужчиной нет, то его вообще нет». Многие врачи в этом вопросе совершенно некомпетентны, сложно найти хорошего. И чтобы с этим не сталкиваться, я просто перестала рассказывать. Это, по сути, тоже вредит здоровью. Нормальную медицинскую помощь тоже не получить.

Ты постоянно себя сдерживаешь, контролируешь, следишь за тем, что говоришь. Мы летели в роддом на всех парах. И когда меня ввозили, я кричала: «Только не стимулируйте». Мне отвечали, что у меня уже 8 сантиметров, почти родила. И я такая: «Мне нужна Катя. Катю мне». А она мне по документам никто.

В поликлинику ходим поодиночке. Так как есть отец, никто не спрашивает. Как-то ходили вместе в бассейн, нас один раз спросили, и мы сказали, что мы сестры. Всегда так отвечаем, и от этого приходится переживать, неловко себя чувствуем. Если скажем «подруги», не поймут, мало ли. А вот сестра — самое то. Боимся, что будет физический вред, оскорбления, осуждение, мы не хотим боли. Отобрать не могут, но остерегаемся.

У Кати никаких прав на сына нет. У нас есть отец. Но даже если бы его не было, все равно никаких прав. И если мы расстанемся…

Часть 5. Воспитание

Нам было непросто, как и во всех семьях. Ребенок появляется — уходит прежний уклад жизни. До сих пор возникают трудности. Но нас в принципе одно представление о воспитании, поэтому тут проще. Дополняем друг друга, помогаем, если что-то не так. Ребенка друг другу отдаем. А с отцом было в итоге очень трудно, мы особо не общаемся, у нас разные представления о жизни. Нас спасает его политика «мама важнее». Но он твердый гомофоб, и все его правила, естественно, отражаются в негативном плане.

Ребенок растет в такой среде, где он больше осознает, что семьи бывают разные, любовь бывает разная. Исследования доказывают, что ребенок в однополых семьях более толерантен. Надо переживать за ребенка, исходя из того, что он видит. А что он видит? Заботу, ласку, любовь… Он видит наши ссоры, наши бытовые дела, наши заботы. Вопрос: что в этом плохого в итоге будет? Он научится заботе, тому, что нужно решать бытовые проблемы, разрешать конфликты.

Мы с Катей всю жизнь вместе. Учились вместе, потом жили вместе, появился общий бизнес, поэтому мы постоянно рядом. 365 дней в году вместе, даже в отпуске. Ребенок очень нежный и любвеобильный, постоянно подбегает, целует каждого.

С его появлением мы перестали ходить за руку по улице. Он нас обеих мамами называет. И тут вопрос: «Что с этим будет дальше?» Часто в лесби-семьях придерживаются политики, чтобы ребенок назвал мам по имени. Но у нас другое мнение. И психолог говорит, что ребенку надо знать, кто есть кто в семье, и для него не просто Катя и просто Маша. Поэтому Катя — мама Катя, а я просто мама. Понятно, с этим будут связаны трудности: школа, садик.

Часть 6. Гомофобия

Даже внутри ЛГБТ есть гомофобия. Проходят пары навстречу друг другу — и такое же пренебрежение: «Тоже лесбиянки». Но гомофобия сильна у всех. Мы все же воспитывались в традиционных семьях, и все мы впитывали это отношение родителей, государства, общества. И это отразилось.

«Ты можешь обниматься только дома или в центре для ЛГБТ. И многие смиряются. Я пыталась себя переделать два года. Но больше не хочу жить в огне». Мария

У знакомых старший ребенок уже учится в школе. У них постоянно берут интервью, и оно постоянно нигде не появляется. Они начали встречаться, когда она была беременна от парня. Но он слился. Сын вырос, в семье он чувствует себя абсолютно нормально. Но в школе начались серьезные проблемы. Сначала было все нормально, но потом скандал. Я знаю очень открытую семью: «Здравствуйте, я лесбиянка». И у них все нормально. Есть смелые лесбиянки, но их очень мало.

Сначала взялись за активистов. В 2014-м году приняли закон о запрете гей-пропаганды среди несовершеннолетних. Теперь вот Конституция, в которой прописана семья как брак между мужчиной и женщиной. Это не дает вообще шанс. Мы этого не замечаем, но становится хуже. Путин говорит, что закон о пропаганде должен защитить детей от какой-то рекламы, а в итоге огромное количество людей сидит под следствием. Их не видят, о них не рассказывают.

«Государство говорит, что такими законами пытается защитить детей, но больше всего страдают в итоге именно дети»

Живой пример: знакомые расстались, ребенку 3 года. Никто не регулирует алименты: вторая мама же никто. Никто не регулирует встречи. Ребенок плакал, кричал: «Дайте мне маму Х». А у них конфликт, никто не поможет им. Нет органа, который бы регулировал. Ребенка лишают второго родителя, финансовой поддержки — разные ситуации бывают.

Часть 7. Уехать

У нас два варианта. Либо врать ребенку, когда он подрастет, чего мы не хотим. Либо покинуть страну. Я знаю огромное количество и гетеросексуальных людей, которые покидают Россию, потому что это ужас что. И тем более в отношении ЛГБТ.

Я долго пыталась понять, почему я хочу уехать. Поняла. Я хочу быть видимой. В России я вне зоны доступа. Когда тут людям что-то не нравится, они закрывают глаза. Моя мать меня не приняла, не приняла Катю. Сейчас я езжу с Олегом к ней, потому что у нее плохо со здоровьем и мне пришлось плюнуть на борьбу с ней, которую я вела 5 лет.

Катя хочет уехать, чтобы чувствовать себя в безопасности. В России и так много агрессии, а если ты ЛГБТ… Общество у нас, не принимающее разнообразия мира. Мы — прекрасные члены общества, полезные. Но только из-за того, что мы любим людей своего пола, мы подвергаемся угнетению. Но общество постепенно побеждает угнетение инвалидов, темнокожих. Теперь ЛГБТ. Вы можете нас запретить, вы можете посадить нас в тюрьму. Но ничего не получится, потому что ЛГБТ — это не выбор. Даже идиоту такое прийти в голову не может.

«ЛГБТ не выбор, потому что ты не можешь выбрать быть отвергнутым семьей и обществом. Ты не выбираешь, чтобы тебя гнобили и избивали». Мария

Источник