История бисексуальной мусульманки

Когда я была подростком, я не понимала, почему меня привлекают люди любого пола, не только противоположного. Я ходила в школу для девочек и чувствовала, насколько интригующи тела, окружающие меня. Секс был бесформенным, бессодержательным словом, о котором никто не хотел говорить. Он комом застревал у меня в горле. Я хотела знать, какой он — секс. Я хотела знать, какой он со всеми. Я происхожу из мусульманской семьи. В ней я никогда не чувствовала, что меня пытаются заставить быть кем-то, но чувствовала давление в том, что касается именно секса: его пытались просто убрать из жизни и речи. Но во мне просыпалось желание. Я не знала, почему меня привлекают все, почему все могут возбудить меня.

Потом все изменилось.

Когда мне было 14 или 15, я прочла статью об ЛГБТ в исламе. Даже то, что я ее читала, чувствовалось так, будто я иду против системы.

В статье рассказывалось о мусульманских правителях, которых можно отнести к ЛГБТ: об Абу Нувасе, правителе региона, который теперь называется Иран; об аль-Амине, шестом аббасидском халифе; о Махмуде Газневи, правителе империи Газневидов; даже о знаменитом Мехмеде Завоевателе (османском султане, жившем в XV в.) Известно, что все эти мужчины предпочитали мужчин — то есть находились в однополых отношениях.

В статье было изображение двух мужчин — я узнала стиль, традиционный для Империи Моголов. Мужчины обнимали друг друга — искренне, интимно, спокойно. Задумчивый изгиб губ, крупные глаза, кустистые брови… они выглядели как я. Я была заворожена, соблазнена… Молодые люди ищут любых объяснений того, кто они. Я искала этого как удовольствия.

В мусульманском мире было нормально изображать любовь между двумя мужчинами или писать о ней. Даже стихотворения одного из самых известных исламских поэтов, Джалаладдина Руми, описывают его любовь к лучшему другу Шамсу Тебризи. Их судьбоносная любовь почти житийна.

В «Энциклопедии ислама и мусульманского мира» говорится:

«Вне зависимости от юридических ограничений сексуальных действий, позитивное изображение мужской гомоэротики в литературе было распространено, принимаемо и старательно распространялось начиная с восьмого века и заканчивая современностью. Любовная лирика мужчин о мужчинах на арабском, фарси, турецком, Урду по популярности соперничала с лирикой о женщинах и даже превосходила ее».

Я прочла это и на несколько прекрасных секунд поняла, что я — не аномалия. Мы часто считаем злым и неправильным то, что мы не понимаем, и хотя я никогда не испытывала дискриминации по признаку сексуальности, я всегда чувствовала ее где-то рядом. Я глубже краснела, когда на меня смотрели женщины, и хотя я была одержима мальчиками, мысли о женщинах были настолько более интенсивными — как синяк, который одновременно больно и приятно трогать.

Не думаю, что определяла собственную сексуальность в каких-то терминах — лесбиянка, бисексуалка… я всегда чувствовала себя просто собой.

Я ходила в женскую школу и влюблялась во всех подряд. Мне нравилась одна девочка, Синтия, постарше меня. Она выглядела как Крис Мартин из Coldplay.

Еще мне нравились учительницы истории. Мисс О., учительница истории древнего мира, незамужняя. Учительница современной истории, миссис С., замужняя (и в какой-то момент беременная). Еще была Лорен, примерно на пять лет старше. Потом я глубоко влюбилась в лучшую подругу. Она была идеальна.

Но одновременно с тем, как я разбиралась в своей сексуальности и подрабатывала в Оксфаме и Амнистии, движимая желанием спасти мир, я была еще и мусульманкой. Я постилась, учила суры, читала Коран, учила арабский, и я глубоко верила в Бога (и до сих пор верю).

Все мои попытки разобраться в собственной сексуальности не ощущались как антитеза религии. Я чувствовала любовь к Богу, к исламу, к Пророку как верную спутницу любви к себе и к миру вокруг. Я даже не думала, что эти вещи можно считать взаимоисключающими. Но я знала, что окружающие меня не поймут.

Я никогда не была открытой. Мне нравились мужчины, еще мне нравились женщины. Как это было возможно? В четырнадцать лет я сказала белой подруге: «Мне кажется, я бисексуалка», но такая честность о том, что часто понимают неправильно, показалась мне нетактичной без дополнительных объяснений. Мне больше нечего было сказать, но хотелось вслух признать и эту часть меня.

Мне было известно о табу, но казалось, что общество — люди — когда-нибудь смогут взглянуть на все моими глазами. Во мне было столько надежды. Каким-то образом я понимала, что рано или поздно смогу рассказать о своих чувствах.

Но подруга больше ни разу не заговорила со мной о бисексуальности.

В наше время, когда про мусульман говорят столько плохого, сами мусульмане (и молодые, и старые) начинают верить в то, что им сообщают. Поэтому они либо выступают против ислама в попытке встать на «сторону современности» (обычно молодые мусульмане) или принимают то, что им говорят и начинают верить в это (обычно старые мусульмане). Ни те, ни другие не пытаются выяснить что-то сами, они просто верят в то, что им говорят другие люди об их вере. Счастье в неведении.

Как мы можем искренне принять себя, если не можем открыто исповедовать свою веру, если нам говорят, что мы ошибаемся? Из-за стыда я так долго запрещала себе быть собой. Мне было страшно быть всем, кем я была, и я выбрала те части, которые хотела показывать, а остальные спрятала.

Нас учат — иногда подсознательно, иногда открыто — что белые люди хорошие, красивые, лучшие, и мы подстраиваемся, чтобы порадовать угнетателя. Мы верим их языку, направленному против нас, мы хотим измениться и стать как они.

Но потом мы перестаем этого хотеть. Мы хотим этого до того момента, когда начинаем понимать, что наше существование прекрасно в том виде, в каком оно есть.

Я понимаю, что выбираю ислам человечности — нашей человечности. Бог — единственный судья, а наша ответственность как людей — не провоцировать ненависть, а любить друг друга целостно и глубоко. Я мусульманка, потому что верю в Бога, а значит, верю в его милосердие и доброту. Я не верю, что религия должна контролировать или быть догматичной — для меня это не работает. Даже в детстве, когда я слышала проповеди об аде и страхе, во мне ничего не отзывалось. Бог для меня означал лучшее, что есть в человечестве.

Недавно мой друг-мусульманин написал: «Мне сложно верить в божество, создавшее нас неполноценными и малосознательными, а потом наказывающее нас за то, что мы ведем себя плохо или несознательно. Это слишком жестоко. В этом слишком мало любви. Для меня важно, что в Коране Бога чаще всего называют Всемилостивым. Я думаю о том, сколько в нас, в людях, есть места для милосердия. Мы прощаем столько людей каждый день: родителей — за то, что они не те, кем мы хотим их видеть, братьев и сестер, друзей, любовников, соседей, себя самих. И если это — обычное человеческое милосердие, то насколько же больше божественное милосердие!»

Так я интерпретирую ислам. Я верю, что в нем есть сила противостоять ненависти, отказаться от нее. Я верю, что в исламе есть сила любить то, что мы не понимаем, и не отбрасывать это. Вера всегда казалась мне самоотверженной практикой. Любить других без надежды на награду — это нирвана.

Много лет я верила в собственное отвращение. Я стыдила себя за свою сексуальность, потому что верила — это то, что мне нужно делать. Я верила в то, что быть собой — полностью собой — дьявольская вещь, и ненавидела себя за это. Я была потеряна, напугана и несчастна, постоянно причиняя себе вред и боль.

Оглядываясь назад, я хочу, чтобы кто-нибудь сказал мне тогда: Бог создал тебя такой, люби себя. Если мы будем учить людей любить себя, они научатся любить и других. Если ты способна исцелить сломанное, прийти к миру с собой, понять, зачем ты здесь, твое существование станет более полным. Ненависть иссушает. Помни о смертности и о том, как важно прощать себя, а остальное придет само.

Принадлежать к ЛГБТ, принимать этот ярлык — выживание. Мы становимся сильны, когда сами выбираем, какими словами себя описывать. Когда ты находишь подходящий термин — это освобождение, вздох облегчения. Если люди не понимают тебя — возможно, этого и не нужно. Они никогда не исследовали себя так, как это пришлось делать тебе (или пробовали, но потом стали все отрицать). Ты прекрасна. Не бойся того, что есть в тебе. Доверяй жизни. Доверяй Богу.

По материалам TeenVogue
Автор: Фариха Рошин (Fariha Roisin)
Подготовлено специально для Nuntiare.org

Источник

Сподобалось? Знайди хвилинку, щоб підтримати нас на Patreon!
Become a patron at Patreon!
Поділись публікацією