Я украинский гей, и моя страна меня презирает
Автор этой статьи, Максим Эристави является соучредителем Hromadske International, хорошо известного украинцам интернет-телеканала, который начал работу в ноябре 2013 года.
Статья опубликована в англоязычном издании
В продолжительной борьбе за то, чтобы оставаться верным и себе, и своей родине я вечно проигрываю. Хотя все еще надеюсь на проблески надежды. Иногда они случаются.
Как, например, во время новаторской — для Украины — квир-арт-выставки, которая открылась в Киеве в октябре.
Впервые инсталляция, посвященная ЛГБТ-тематике, демонстрируется в самом популярном культурном центре страны. Тысячи людей посещают его каждую неделю, вход усиленно охраняется. Созданное американским художником Карлосом Моттой, это арт-шоу представляет одиннадцать известных квир-украинцев, в том числе и меня. Двое из нас решили прикрыть лица. Потому что в европейской стране с населением 45 миллионов человек открытое заявление о своей гомосексуальности может не только разрушить твою жизнь — оно может стоить тебе жизни.
Некоторое время я стоял рядом с огромным плазменным экраном. На нем транслировалось интервью, в котором я делился рассказами о своей жизни — повседневной жизни украинского гея. После просмотра интервью большинство посетителей старалось избегать зрительного контакта со мной, что и не удивительно для страны, в которой более 70 процентов населения по-прежнему считают гомосексуальность болезнью. Но много было и тех, кто улыбался и кивал в знак поддержки. Несколько человек даже подвели к экрану своих детей. Для меня это стало лучом света. Но, к сожалению, тучи ежедневно сгущаются.
Через пару недель после этого украинский парламент принял поправкуо предоставлении ЛГБТ-украинцам защиты от дискриминации на рабочем месте — с девятой попытки, после напряженных дебатов. Это стало важным шагом на пути к обеспечению безвизового режима с ЕС. Несмотря на ярую гомофобию местных политических элит, Юрий Луценко, лидер парламентского большинства и глава парламентской фракции президента Порошенко, пытался убедить прессу, что единого мнения по вопросу борьбы с дискриминацией не было лишь потому, что в Украине вообще не существует дискриминации ЛГБТ.
«Некоторые «находчивые» украинцы приезжают в Европу и заявляют, что они из ЛГБТ, и что родная страна не гарантируем им соблюдения прав, а, к примеру, в Голландии такие гарантии существуют, — продолжал Луценко. — И они автоматически получают убежище на основании своих заявлений. И, конечно, Нидерланды нам говорят: «Ну измените вы уже закон, не допускайте того, чтобы эти оппортунистические мошенники обвиняли Украину в том, что она не соблюдает прав отдельных меньшинств».
«Лучше раз в год проводить в Киеве гей-парад, чем видеть здесь российские танки», — добавил он.
«В Украине никогда не будет однополых браков. И да поможет нам Бог в том, чтобы этого никогда не случилось», — сообщил Владимир Гройсман, спикер украинского парламента, во время голосования.
Читайте также: Кто есть ху, или почему «п***сы должны работать»
Честно говоря, я не увидел поводов для радости: этот закон о равенстве мне бросили словно кость, выплюнули его мне в лицо. Принятые поправки временны: это просто внесение пункта о равенстве в Трудовой кодекс, действующий еще с советских времен. Новый кодекс готов ко второму чтению, и его окончательный вариант не включает в себя ни единого упоминания о равноправии ЛГБТ. Иными словами, технически в Украине создан лишь временный коридор — для того, чтобы выполнить требования ЕС для получения безвизового режима. Без каких-либо долгосрочных перспектив для равенства.
Единственное, о чем я мог думать в тот момент: обратит ли на это внимание Европейский Союз? Потому что украинское ЛГБТ-сообщество и прежде получало от него удары в спину.
В прошлом году Еврокомиссия молча уступила гомофобной украинской власти и отбросила ключевой вопрос о предоставлении ЛГБТ защиты от дискриминации в Трудовом кодексе в ходе двусторонних переговоров.
Когда в Киеве находилась Федерика Могерини, верховная представительница ЕС по иностранным делам, она пыталась убедить украинское правительство в необходимости принятия соответствующего законодательства. А я вспоминал о том, что случилось со мной 10 лет назад. Мне было 19, я работал репортером, и моя начальница устроила мне аутинг прямо в ньюзруме, полном топ-менеджеров новостной редакции. А еще грозилась обо всем рассказать родителям. И все это — лишь потому, что я имел наглость потребовать честно заработанный мною гонорар.
Я по сей день считаю это самым большим унижением, которое когда-либо испытывал. Но подобные случаи — и даже хуже — по-прежнему будут происходить в Украине из-за того, что сотрудники-гомосексуалы не имеют никакой защиты от дискриминации. Равенство в Украине по-прежнему остается ругательным словом.
Рост уровня насилия в отношении представителей украинского квир-сообщества по большей части игнорируется как местными, так и зарубежными СМИ. Отправляясь за границу, я рассказываю истории об ЛГБТ-украинцах, и меня часто просят предоставить статистические данные об убийствах на почве гомофобии или нападениях. Но собрать их фактически невозможно. Потому что как можно скомпилировать данные о преступлениях на почве ненависти, которые не признаются таковыми законодательством Украины? В большинстве случаев правоохранительные органы классифицируют подобные инциденты как преступления, совершенные в состоянии алкогольного опьянения, или грабеж. Нужно быть крайне наивным, чтобы подать заявление в полицию после того, как на тебя напали, потому что серьезного отношения к нему ждать не приходится.
Преступление на почве ненависти — поджог киевского кинотеатра «Жовтень» во время показа ЛГБТ-фильма в прошлом году — было классифицировано как «хулиганство». Аналогичные нападения неоднократно совершались на общественные ЛГБТ-центры по всей стране. Кроме того, у нас отсутствует достоверная информация о том, чем дело кончилось с более чем двумя десятками нападавших на участников КиевПрайда, задержанных в этом году. Впрочем, я располагаю сведениями, что все знакомые мне представители ЛГБТ — жертвы нападений — так и не дождались справедливости.
Я прекрасно понимаю, как сложно восстановить верховенство права после стремительной революции в условиях иностранной военной агрессии. Действительно понимаю. Но гробовая тишина со стороны правительства и отсутствие хотя бы намека на осуждение роста насилия в отношении ЛГБТ — это абсолютно неприемлемо.
Этим летом в южной Одессе, четвертом по величине городе страны, запретили проводить Марш Равенства. Запрет первого в городе и третьего в стране ЛГБТ-прайда стал главным препятствием на пути борьбы за достижение равных гражданских прав в Восточной Европе. Это была пощечина местному сообществу, которое осмелилось понадеяться на перемены в свете относительного успеха, когда КиевПрайд, хоть и со скрипом, но все же удалось провести.
Так и живем. На дворе 2015 год, а в Украине по-прежнему нет ни одного закона, который уберег бы гомосексуалов от разжигания гомофобии и преступлений на почве ненависти. Однако в тот же день, когда суд запретил проведение одесского Марша Равенства, Павел Унгурян, член украинского парламента, выступая в эфире одесского телевидения заявил, что «гомосексуализм — это болезнь, которую нужно лечить», и обвинил геев в педофилии. А потом как ни чем не бывало вернулся к работе в качестве депутата от партии украинского премьер-министра Арсения Яценюка. Ни один из 450 коллег публично его не осудил. Унгурян — этот тот парень, который является членом парламентской группы по связям с Соединенными Штатами. Могу только представить, каким испытанием для него становится каждая поездка в США, где к геям относятся… ну, вы поняли. Как к людям.
Несмотря на это, перемены все-таки ощущаются: в этом году двое депутатов вышли на Марш Равенства — Сергей Лещенко и Светлана Залищук. Всего двое из 450. Но они стали первыми депутатами, которые прошли плечом к плечу с представителями гей-сообщества города. Другие политики, которые считаются реформистами, вроде мэра Киева Виталия Кличко открыто призывали к отмене Марша Равенства.
Я очень благодарен сотням милиционеров, которые сумели защитить прайд в украинской столице. Некоторые из них были атакованы агрессивными молодчиками. Один из полицейских получил тяжелое ранение в результате взрыва самодельной осколочной гранаты, которую неонацисты принесли с собой — с намерением убивать. Представители ЛГБТ-сообщества собрали крупную сумму денег на его лечение. Это произошло ровно год спустя после того, как все та же милиция отказалась защитить первый постреволюционный Марш Равенства в Киеве,из-за чего его пришлось отменить.
Причина широкого распространения гомофобии в Украине — по большей части в отсутствии знаний. Как показывает эксперимент, в центральной части страны большинство людей не знает ни одного открытого гомосексуала и понятия не имеет о том, за что выступает ЛГБТ-сообщество. В Кривом Роге местные активисты опрашивали прохожих на улице и задавали им вопрос: «Что вы думаете о гетеросексуалах?» Большинство ответило, что относится к ним с отвращением и осуждает гетеросексуалов как нечто противоестественное. Если бы они сами поняли, что говорят, Кривой Рог можно было бы признать самым гей-френдли городом Украины.
Если ты живешь и растешь в Украине, гомосексуальных людей ты просто не видишь. Я, по всей вероятности, был единственным геем в своей школе — и постоянной мишенью для травли. Увы, со временем ситуация лучше не становится. Никто кроме горстки ЛГБТ-акивистов не решается на камин-аут. Быть гордым и открытым геем в Восточной Европе очень одиноко.
Недавно я встретил своего героя, одного из самых известных и влиятельных открытых геев в регионе — министра иностранных дел Латвии Эдгарса Ринкевича. Когда я снимал интервью с ним для Hromadske International (одним из соучредителей которого я являюсь), он подчеркнул важность «постепенных изменений», когда речь заходит о гражданских правах в Восточной Европе.
«Я не хочу 30 лет ждать, пока меня признают равным», — рефлекторно огрызнулся я в ответ. В 2015 году «постепенные изменения» в развивающихся обществах не срабатывают так, как это было прежде.
Мое 30-летие все ближе, и я смотрю на своих друзей из США и Европы, которые создают семьи и заводят детей. И чувствую, что моя жизнь проходит мимо. Я чувствую себя жестоко наказанным за то, что родился в стране, где ты даже мечтать не смеешь о нормальной семье, зато всякий раз вынужден тщательно оценивать ситуацию на предмет безопасности, прежде чем поцеловать давнего партнера. Даже если мы соскучились друг по другу, нам приходится терпеливо ждать возвращения домой.
Многие скажут, что эти отравляющие, саморазрушительные опции — «уже что-то». Однако я отказываюсь быть жертвой Стокгольмского синдрома в отношениях с собственно страной, в которой я вырос, и которую поддерживаю выплатой налогов из честно заработанных денег. Я отказываюсь сдаваться. Я буду давать сдачи. Потому что только так второй шанс можно предоставить не только Украине, но и себе самому. Проблема лишь в том, что количество вторых шансов крайне ограничено.
