“Я не могу пойти даже в мужскую раздевалку”: история трансгендерного парня из Запорожья
Невысокий парень с юношескими усами и бородой обернулся к очереди в магазине и показал паспорт: “Смотрите, это же я. Вы же видите, что это мое фото?!”. Ян только переехал из Киева в Запорожье. Требовалось время, чтобы обустроиться и узнать, что интересного есть в его районе. Под домом был магазин, парень зашел купить сигарет – кассирка попросила документы. Она посмотрела на фото и имя, затем на Яна, затем снова на фото и имя. ЖЕНСКОЕ ИМЯ. После кассирки паспорт парня посмотрела вся очередь, охранник и “главная”. Сигареты продали только после того, как Ян предложил сверить его подпись и подпись в документах. Главная сказала: “Господи, продайте ему”. Когда парень выходил из магазина, охранник отметил: “Ну, да, паспорт надо поменять”. Как будто Ян и сам не знал – но не все так просто.
С подобными сложностями парень сталкивается везде, где надо показывать документы. Сейчас благодаря карантину стало немного легче: бороды за маской не видно, волосы длинные, – вопросов не возникает. При этом каждый раз Яну приходится изображать из себя того человека, которым он когда-то был. 061.ua общались с Яом в “Zoom”, но даже через экран чувствовалось, что говорить об этом сложно.
В школе Яну было не до осознаваний идентичности: сложная ситуация в семье, родителей рано не стало. Как и у многих тогда, у парня не было доступа к информации, поэтому он не знал, что сексуальные ориентации и гендерные идентичности бывают разные, однако, в какой-то момент Ян понял, что ему нравятся девушки. С 20 до 29 лет он позиционировал себя как лесбиянку. Тогда общество было еще более гомофобным, чем сейчас – открытых ЛГБТ-людей было не так много, так что все друг друга знали. О гендере* и квире** Ян узнал в организации “Гендер Зед”, которую основали его знакомые. В 2012 парень начал изучать информацию, ходить на мероприятия и заниматься активизмом. Позже он познакомился с Фридрихом Чернышевым – трансгендерным парнем из Киева. Тот вовсе не был похож на стереотипный образ, который рисовала массовая культура. В 29 лет на одной из групп психологической поддержки в организации Ян сказал: “А что, если я не девушка?”.
* Гендер – социальный конструкт, который означает “социальный пол человека”: совокупность ролей и ролевых ожиданий, которые накладывает на людей какого-то пола общество.
** Квир – это все люди, чей гендер и/или сексуальная ориентация отличаются от гетеросексуальной ориентации и/или цисгендерной идентичности (когда пол и гендер изначально совпадают).
“В детстве я не знал вообще о существовании понятия “трансгендерность”*, кто такие трансгендерные люди. Но я понимал, что я веду себя не как “стандартная девочка”. Была у меня дисфория по поводу груди – я был не в восторге от того, что она растет, мягко говоря.
Позже для меня трансгендерные люди ассоциировались с Даной Интернешнл где-то там в Израиле (победительница Евровидения-98, – ред.). И обязательно это были всегда только транс-женщины**, такие стереотипные, которых можно было увидеть в передачах типа “Сенсации”: в перьях, на каблуках, дико накрашенные. А о существовании транс-мужчин я вообще не знал.
Когда я узнал, что так тоже можно, сначала на себя это не проецировал. Потому что у меня в голове было много стереотипов. Мне казалось, что транс-мужчины обязательно должны быть такими маскулинными, обязательно с бородой, одетые, как гопники. Будто нужно доказать, что ты “настоящий мужик” – могуч, вонюч и волосат. У меня в голове не укладывалось, что мужчины тоже разные бывают.
Когда я увидел, что можно быть разным, открыл для себя понятия гендера, квир и всего остального, тогда уже сложил пазл – понял, как я себя вижу, и как я хочу, чтобы общество меня видело”, – вспоминает Ян.
Он не мог социализироваться как женщина в обществе, где есть определенные социальные требования к обоим полам. Ян говорит, что тогда был слишком “странненьким”: особенности его характера не сочетались с тем, “как должна вести себя женщина”. В какой-то момент он понял, что если сейчас ничего не сделает, то на всю жизнь останется в этом болоте.
* Трансгендерность – это когда гендерная идентичность отличается от того пола, который приписали при рождении. На сексуальную ориентацию это не влияет: трансгендерные люди могут быть гетеросексуалами, гомосексуалами, асексуалами и т.д.
** Транс-женщины – это когда человек делает переход из “мужчины” в “женщину”. Соответственно, транс-мужчина – когда из “женщины” в “мужчину”. Чтобы понять, как позиционирует себя человек сейчас, всегда смотрим на вторую часть слова.
СЛОЖНОСТИ ПЕРЕХОДА*
* Переход – корректное название того, что раньше называли “сменой пола”
Сначала Ян начал “социальный переход”: просил называть его в мужском роде и другим именем. Вскоре Ян уже отважился на гормонотерапию.
“В то время, когда я начинал переход, сделать это по закону было сложно – все было централизовано. Существовала Комиссия “по смене половой принадлежности”, которая периодически собиралась в Киеве. Большая часть (не говорю, что все) была трансфобной. К ним надо было приходить и доказывать, что ты мужик. Причем не просто мужик, а маскулинный, в штанах-адидасах с растянутыми коленками. Иногда они отказывали, если внешность казалась им недостаточно мужской. До этого надо было месяц пролежать в киевской психиатрической больнице. Квалифицированных врачей не хватало.
Чтобы попасть на эту комиссию, надо было найти деньги, чтобы поехать в Киев, пролежать в ПНД. Это все было очень сложно. И да, на эту Комиссию желательно было приходить уже на гормонах, потому что чем более “трушная” внешность, тем больше шансов, что тебе дадут эту справку.
Большая часть людей начинала в то время гормонотерапию самостоятельно. Я, конечно, консультировался с теми, кто уже был на гормонотерапии, с людьми с медицинским образованием, сдавал минимальные анализы. И уколы изначально мне делал мой друг-медбрат. Я себя обезопасил максимально, насколько мог”.
Сейчас Ян работает в организации “Trans*Generation” и понимает, что так делать нельзя было: “Не надо начинать гормонотерапию самостоятельно – это достаточно рискованная штука. Понятно, что я не могу никому запретить, и многие до сих пор так делают. Потому что, как минимум, у нас до сих пор мало компетентных врачей. То есть, процедура с 2016 года поменялась, упразднили эту Комиссию – теперь заключение выдает семейный врач. Но в Запорожье, например, невозможно получить нужный вывод от психиатрии – они очень трансфобные и сразу говорят, что не выдают такую справку. Выдают какие-то диагнозы, ищут шизофрению, а если не находят, то говорят, что человек просто балованный. И проблема Запорожья в том, что у нас нет частной психиатрии вообще, поэтому люди едут в другие города за этой справкой.
Эндокринологи – это вообще большая проблема: я знаю на всю Украину только двоих или троих, которые понимают, что такое гормонотерапия для транс-людей и как ее делать. С семейными врачами тоже сложно. Есть врачи в частных клиниках, но частным клиникам запретили выдавать эту справку – только в коммунальных учреждениях. Некоторые говорят транс-людям: “У вас должны быть какие-то специальные врачи. Идите отсюда”. Некоторые просто не хотят нами заниматься. У них нет этих знаний, хотя на сайте МОЗ висит протокол. Некоторые люди распечатывают весь документ со схемами и приносят своему врачу. Есть организации, которые обучают медиков, поэтому что-то меняется, но не в тех масштабах, в которых хотелось бы”.
Тогда, пять лет назад, Ян постоянно сдавал анализы и следил за тем, что с ним происходит. Эти схемы гормонотерапии до него годами нарабатывали другие люди, поэтому не нужно было что-то придумывать. Яну повезло: все пошло так, как он и ожидал.
“Первые изменения в теле я заметил сразу, – вспоминает парень. – Гормоны же влияют не только на то, как растет борода и распределяется жир, но и на другие вещи – в том числе на эмоциональный фон и восприятие боли. Это как второй пубертат. Сначала ты какое-то время себя чувствуешь по-другому, но потом все возвращается на круги своя. Я уже не помню как было до гормонотерапии, 5 лет назад, поэтому мне сложно сравнивать. Помню, что боль чувствовалась по-другому. Если до гормонотерапии, когда я ударялся мизинчиком о стол, то болело долго, но искры из глаз не сыпались. А если я сейчас стукнусь мизинчиком, то боль пройдет, конечно, быстро, но она будет такая сильная, что аж искры из глаз.
Мышцы работали по-другому, – Ян сжимает и разжимает кулаки, пытаясь объяснить. – Первое время я случайно ломал карандаши и другие предметы, потому что не мог рассчитать силу. Не так, что у меня прям появились СИЛА и энергия: просто мне казалось, что я прикладываю те же усилия, что и раньше, но это приводило к другому результату. Так было только в первое время, потом организм адаптировался”.
Когда Яна уже стали воспринимать как парня, он почувствовал, что отношение в обществе к нему изменилось. Если раньше его воспринимали как “маленькую, худенькую, симпатичную, да что она там может сказать”, то теперь его стали слышать.
“Но не от всего избавляет переход, – тут же уточняет Ян. – Например, оказалось, что у мужчин тоже спрашивают: “А сколько тебе лет? А ты женат? А дети есть? Тебе за 30, почему у тебя нет детей до сих пор?”. Общество все равно предъявляет какие-то требования. И я тоже не всем хочу соответствовать: например, раму раскачивать мне не надо.
В метро, кстати, стали требовать уступать место. При чем требуют, в основном, не женщины, а какие-то мачо, которые пытаются усадить весь вагон. То есть, даже если ты социализируешься как мужчина, ты все равно страдаешь от патриархата. Ходить по улицам стало страшнее – больше шансов встретить каких-то гопников, которые просто придерутся к прическе и побьют тебя. Обычно люди вообще не знают, что бывают транс-мужчины, и нападают по мотивам гомофобии, потому что для них любой человек, который не читается однозначно мужчиной – это “п*дор”.
Несмотря на то, что Ян принимал гормонотерамию, в Комиссию он не пошел: после рассказов других людей не хотел лежать месяц в психиатрии. Потом правила изменились, и хотя все равно надо было провести в Киеве в стационаре две недели – зато уже с транс-френдли психиатркой. Но тогда Ян работал старшим поваром в ресторане и не мог пропускать работу так долго. А когда нашел и время, и деньги – начался коронавирус и испортил его планы.
“При этом человеку в Киеве поменять документы легче, потому что здесь есть френдли врачи, которые знают, что делать. И ЗАГСы тоже сталкивались с этим, – объясняет Ян. – Знаю, что еще в Одессе и Днепре полегче. Но чем меньше город, тем это сложнее. В Запорожье меняют, но бывают сложности: то ЗАГС отказывает, то просят еще какие-то документы. Все зависит от того, к какому сотруднику попадешь – насколько он дружествен и понимает, что происходит. Поэтому системы нет: кто-то меняет документы пару месяцев, а кто-то семь лет”.
БУ-ДУ-ЩЕ-Е
Сейчас Ян собирает деньги на “верхнюю” операцию – хочет уменьшить грудь. Это будет стоить около $2000: “То, что внизу, меня все устраивает – это никого не должно касаться, кроме меня, моего партнера и врача. А с верхом сложнее, потому что я не могу пойти в тот же бассейн”.
Сейчас парень работает в активистской организации, но не собирается делать это всю жизнь. У него есть множество увлечений, опыт работы в разных сферах и планы получить и другие профессии, кроме повара – например, попробовать себя в режиссуре и снять фильм:
“Сейчас моя трансгендерность является фактором в моей работе, но я не хочу, чтобы так было всегда. В норме, это должно быть так же, как работать с женщиной или азиатом, – объясняет Ян. – Это просто одна из моих идентичностей, но это ничего не говорит о моей личности.
У меня, как и у большинства людей, есть друзья, близкие и достаточно стандартные мечты и цели. Квартиру, может, хочу себе купить. А, может, и не хочу – еще не решил. Получить водительские права. У меня очень приземленное видение моего будущего – я знаю, что все может измениться в последний момент. Но я бы хотел, чтобы в будущем моя “половая принадлежность” никого не интересовала, чтобы я мог сам спокойно рассказать или не рассказать об этом. Люди же не задумываются и не боятся перед тем, как сказать “Я художник” или “Я женщина, “Я мужчина”. Я бы тоже так хотел”.
