Мой юный принц. Режиссер нашумевшего фильма — о гомосексуальной сюжетной линии, протестах религиозных общин и новой киноэстетике

Как фильму, в центре которого — гомосексуальные отношения, удалось получить государственное финансирование, и помогает ли кино бороться с гомофобией, рассказывает режиссер фильма Мой юный принц Алексей Гладушевский.

Победителем 17-го конкурса Государственного агентства по вопросам кино стал проект режиссера Хачатура Василяна и продюсера Алексея Гладушевского Мой юный принц. Этот фильм получил государственное финансирование в размере 20 млн грн — и тут же оказался в центре скандала из-за гомосексуальной линии в сюжете.

В центре фильма — 17-летний юноша по имени Поль. Он из состоятельной семьи, у него нелегкие отношения с матерью Софией и он живет с агорафобией — то есть, боязнью открытого пространства. Жизнь Поля и Софии изменится с появлением в ней новых персонажей — Марка, с которым завязываются отношения у Софии, и его сына Антуана, на которого обращает внимание Поль.

Первый официальный тизер ленты Мой юный принц удивляет своей «не украинской» эстетикой: главный герой разгуливает босой, в красном шелковом халате, купается в бассейне, а его мать, София, облаченная в легкое белое платье, дремлет на лежаке с сигаретой в руках. Звуковая дорожка в тизере — молитва Отче Наш, обращенная не к Господу, а к матери героя.

Масла в огонь подлили и постеры к фильму — они стилизованы под известные произведения Микеланджело Буонаротти — Оплакивание Христа и Сотворение Адама.

Все это вызвало гнев со стороны украинских религиозных сообществ, а также — от лица защитников так называемых «традиционных семейных ценностей». Против того, чтобы фильм с ЛГБТ-мотивами снимался на бюджетные деньги, выступил Всеукраинский совет церквей, народные депутаты из разных фракций направили заявление о недопустимости выделения средств на такую ленту в Офис президента, а затем — и к премьер-министру Денису Шмыгалю.

Отреагировали ли как-то на эти обращения представители власти, способно ли такое кино побороть гомофобию, и когда Мой юный принц появится на экранах, в интервью НВ рассказывает сценарист фильма Алексей Гладушевский.

— Как появилась идея для такого фильма и почему решили делать его именно сейчас?

— Я смотрю много украинских фильмов. И за последнее время вывел для себя два основных направления в современном украинском кинематографе: первое — фильмы о войне, второе — фильмы о жителях украинского села, глубинки. Есть исключения, но их — мало. Однако один из главных факторов для развития кинематографа, по моему мнению, это — разножанровость. Должны быть и другие жанры, другие форматы.

Идея сценария для фильма Мой юный принц родилась у меня еще во время первого коронавирусного карантина. В голове это было у меня давно, но именно тогда наконец появилось время, чтобы сесть и написать из этого сценарий. Сценарий — как метафора. История, за которой скрываются какие-то твои внутренние переживания, мысли.

Для меня это был мой первый полнометражный сценарий. Я познакомился с Хачатуром Василяном, режиссером. Мы пообщались, я представил ему свои идеи. Он сделал пробный кусок работы и это оказалось стопроцентным попаданием — как будто он увидел то, что «сидело» у меня в голове.

— В тизере мы видим виллу, бассейн, томное распивание вина из бокалов. Герои — в стильных, не домашних нарядах, хоть они и находятся у себя дома. Эта определенная эстетика напоминает скорее какие-то заграничные сериалы, чем украинское кино. Почему решили показать именно такую картинку?

— Действительно, я тоже слышал мнения о том, что это «не украинское» кино, в плане, что там нет чего-то такого «традиционного». Но стоит понимать, что и в Украине тоже люди живут совершенно разные. Действительно, есть условный средний класс, который часто и показывают в украинских фильмах. Но есть и другие — более обеспеченные, со своими проблемами, те, у кого жизнь сложилась как-то иначе. И этот сегмент в украинском кино обычно не затрагивается. Возможно, разве что в каких-то мелодраматических сериалах на ТВ, да и то, несколько однобоко.

Я видел другие украинские фильмы, созданные в ко-продукции, и они казались мне какими-то уж слишком «иностранными» — и по неймингу, и по списку актеров, команды, которая над этими фильмами работала. И думал: но у нас же есть свои актеры, свои операторы — почему не привлекать их?

Мне хотелось, чтобы Мой юный принц выглядел как иностранное кино, но нейминг, актеры, команда — все было наше, украинское. Чтобы зритель понимал, что мы в Украине тоже можем делать эстетичный продукт.

— Были ли сложности с тем, чтобы получить финансирование на фильм?

— Когда мы начали работать над фильмом, получили фидбек, что это — очень круто, и такого здесь никто не делал. И следующий отзыв был, что денег мы здесь на такое не найдем. Потому что в Украине получить финансирование можно только от Госкино, ну раньше можно было еще через Украинский культурный фонд. Остальные же проекты финансируют, в основном, небольшие проекты вроде короткого метра. Но не полный метр.

Еще один вариант получить финансирование — это частные лица. Так это все работает за границей. Но в Украине существуют проблемы с законом про меценатство, поэтому частным лицам не выгодно вкладывать свои средства в такие продукты. Для них не прописаны условия, плюс с них потом еще и спросят, откуда у них эти средства, где они взяли такую сумму.

— Когда Мой юный принц должен выйти на экраны?

— По тому плану, который мы подавали на Госкино, на 2022 год запланированы съемка и продакшен, на конец 2022 года — начало фестивальных показов. В широкий прокат, на экраны кинотеатров фильм выйдет не раньше 2023 года. Это если не будет никаких форс-мажоров.

— Какой вы видите аудиторию этого фильма? Для кого он? Это же не масс-маркет?

— Изначально, еще когда мы только продумывали фильм, рассчитывали на фестивальную публику. Это такой арт — эстетика, все красиво. Но когда делились этой идеей с дистрибьюторами, нам отвечали, что это — арт-мейнстрим, а не арт-хаус. Это не новый жанр, но в Украине в нем мало кто работает. То есть, это когда фильм обладает некими метками арт-хауса, но, в то же время, может быть понятен широкой аудитории. В этом жанре в Украине уже есть прекрасная лента Мої думки тихі.

Так получилось, что весь резонанс, который сейчас возник вокруг фильма, и дает нам этот скос в сторону мейнстрима — мы надеемся, что эта история может быть интересна широкой аудитории. Однако ставка пока, по нашему мнению, это все-таки больше молодежь.

— Расскажите о кастинге. Как подбирали актеров? На что ориентировались?

— Кастинг проходил около четырех месяцев. Честно говоря, мы не рассчитывали, что будет такое количество желающих попробовать себя, потому что история — довольно смелая. Но кандидатов было очень много.

Наш кастинг-директор Арина Петрова была очень удивлена, когда практически все предложения нашли отклик: к нам пришло буквально пару отказов. И каждый день мы втроем — я, Хачатур и Арина — после своей основной работы вечером садились, отсматривали каждый у себя дома все пробы, и могли обсуждать это до часу-двух ночи.

Первый костяк актеров базировался на самопробах — не парных, а индивидуальных. Нужно понимать, что это все происходило в самый разгар коронавирусной пандемии, поэтому нужно было адаптироваться к тем реалиям. Именно с этим первым костяком мы и пошли на питчинг Госкино. Хотя понимали, что после этого будем проводить еще парные пробы, продолжим отбор.

У нас было два состава актеров — как в театре. Под одного Поля был один состав актеров, а под другого — другой, то есть, и мать, и Антуан — все были другие. Дальше мы проводили парные пробы. И в результате мы остановились на втором составе. То есть, все, на ком мы остановились уже, это актеры, которые прошли через парные пробы. И я приятно удивлен уровнем подготовки ребят — они все хорошо показали себя в пробах.

— Постеры стилизованы под известные произведения Микеланджело Оплакивание Христа и Сотворение Адама. Почему именно этот контекст и эти аллюзии?

— Хотелось, чтобы стилистика была какой-то необычной. Идею с красным цветом придумал Ваня Цюпка, фотограф, который снимал все эти постеры и делал пост-обработку. Его девушка, стилистка Лена Сидоренко принесла эту одежду — вот этот красный халат с шортами. Дальше мы доработали образ, добавили корону и остальные детали.

Наш художник, режиссер театра ДАХ Дима Костюминский придумал и сделал кресло-трон. А вот этот постер с распятием — это на самом деле всего лишь коктейльная трубочка, к которой уже приделали распятие. В фильме многое завязано на потреблении алкогольных напитков, на алкогольной зависимости героя. В то же время, хотелось показать некие религиозные мотивы. Так получился этот кадр — как будто бы один герой вдыхает новую жизнь в другого через эту трубочку. Но потом, конечно, все эти смыслы немного перекрутили критики.

Хачатур Василян придумал концепцию для этих постеров — их сопоставили с известными произведениями искусства. И каждый этот постер что-то символизирует.

— На новость о том, что фильм с гомосексуальной сюжетной линией будет снят за бюджетные деньги, отреагировал Всеукраинский совет церквей. Что это были за реакции?

— Были и официальные письма, и петиции по отмене финансирования для этого фильма. Одна такая петиция уже «пролетела» — истекли ее строки, а во второй тоже скоро дедлайн, и там очень мало подписей. Основные претензии были к использованию молитвы Отче Наш в тизере, ну и по поводу религиозных мотивов в постерах. Были заявления от народных депутатов — и обращенные к премьер-министру, и к президенту. Мы один раз пошли на эфир на телевидении, где встретились с оппонентами, все проговорили, и я считаю, что дебаты состоялись. Что происходило дальше — я не знаю.

— Каким было главное требование ваших оппонентов?

— Они хотели лишить нас государственного финансирования, но Госкино ответило, что не может забрать у нас деньги. Потому что когда мы говорим о таких темах, как эта, мы говорим о свободе самовыражения, о свободе слова и свободе мысли. Запрет снимать такой фильм — это же как раз о цензуре.

Мы много говорим сейчас о том, что Украина — не Россия, что мы не такие, что движемся в сторону Европы и прогрессивных европейских ценностей. И тут же какие-то люди демонстрируют обратное, пытаясь что-то запретить. Это — не логично.

Подобную реакцию общественности мы наблюдали, когда вышел грузинский фильм А потом мы танцевали. Там тоже главная сюжетная линия построена на гомосексуальных отношениях. Этот фильм собрал много наград на международных кинофестивалях, но на улицах были пикеты, протесты и демонстрации против показа этой ленты.

— К сожалению, для украинской аудитории такие слова как «гендер», «гомосексуальность», ЛГБТ до сих пор часто работают как триггеры. Не только в кинематографе.

— Да, я согласен. Прекрасный пример — это проект фотографа Антона Шебетко, который делал выставку про ЛГБТ-военных, которые защищают Украину от российской агрессии на Донбассе. «Диванные критики», которые сами ничего не достигли и ни в чем не участовали, критикуют тех, кто борется с врагом и защищает их же.

Однако есть и среди ЛГБТ-военных смелые ребята, которые не боятся заявлять о себе публично, как не боятся и критики, угроз в свой адрес.

— Но тема ЛГБТ для украинского кино — это пока все же скорее исключение?

— Совершенно верно, у нас об этом ничего не снимают. Да, был когда-то фильм Сафо о девушках-лесбиянках, который жестко критиковали, но при этом на него все равно стояли большие очереди. Тут стоит еще понимать, что нашей аудиторией тема лесбийской любви почему-то часто воспринимается более спокойно, чем когда мы говорим о любви между двумя парнями.

Да, об ЛГБТ начинают говорить на телевидении — в различных ток-шоу, реалити-шоу, например. Но в длинном метре, еще и за государственные деньги — этого, конечно, не было.

Мы прекрасно понимаем, что если эта борьба вдруг закончится не в нашу сторону и, предположим, у нас таки заберут деньги на производство фильма, плохо будет для всех. Это будет значить, что у нас по-прежнему существует цензура.

— Как считаете, с помощью каких методов стоит бороться с гомофобией в обществе?

— Конечно, в этом всем важную роль играет культура. В том числе, и кино. Чем больше резонанса будут получать проекты с ЛГБТ-героями, тем больше плюсиков в борьбу с гомофобией это будет нам добавлять. Чем больше людей смогут посмотреть такие фильмы, полюбить этих героев, тем лучше.

Пример — это та же Европа, где существует большой сегмент фильмов на ЛГБТ-тематику. И это обычно не воспринимается как пропаганда, а молодежь сама выбирает, как строить свою жизнь. И делают это так, как они сами хотят, а не потому что что-то «можно», а что-то — «нельзя».

— Другая сторона медали — это современные сериалы, например, от Netflix, где есть определенные «квоты» на тех или иных персонажей: с разным цветом кожи, с разной сексуальной ориентацией и гендерной самоидентификацией. Что думаете об этом?

— Когда мы говорим об этой «новой этике», в каких-то моментах тут порой происходят перегибы. Все должно быть, в первую очередь, уместно. Иначе получается, что мы боремся с чем-то этими же методами. Таких историй — очень много. Например, когда каких-то людей «кенселят» за их слова, действия или позицию — как сейчас происходит, к примеру, с Джоан Роулинг. Порой это все превращается в какой-то «суд Линча». Дискуссия здесь — двоякая и сложная.

Источник