ЛГБТ на войне
Радио Свобода записало интервью с открытыми ЛГБТ-военными во время проведения ХарьковПрайд.
Игорь Померанцев:
«ЛГБТ на войне». Война конкретная: российско-украинская. Среди её участников есть и представители ЛГБТ. Напомню, что LGBT — это английская аббревиатура. Так называют общественно-политической движение лесбиянок, геев, бисексуалов и трансгендеров.
Из Харькова Лидия Стародубцева:
Английское выражение каминг-аут буквально означает «выйти из шкафа» или в более широком смысле «выйти из потемок», открыться, стать видимым, признаться. Говорим о каминг-ауте с украинскими ЛГБТ-военными. Впервые тема ЛГБТ-военных прозвучала в Украине в 2018-м. Тогда в Киеве состоялась шумная фотовыставка «Мы были здесь», на которой были представлены истории гомосексуалов, воюющих на востоке Украины. Уже в 2019-м на Марше равенства ЛГБТ-военные прошли отдельной колонной. Сегодня в группе около ста участников, с которыми интересно говорить о свободе, нормах и аномалиях, правах человека, связи войны и ЛГБТ. Ну и, конечно, о смысле, наверное, самого главного в их жизни жеста – публичного каминг-аута.
Виктор Пилипенко, ветеран АТО, в прошлом боец батальона «Донбасс», основатель украинской группы ЛГБТ-военные.
— Я имею опыт службы в срочной армии. Когда началась война, я пошел добровольцем на войну. Но это не связано с тем, что я гей. Во время войны я должен был прятать свою гомосексуальность, хотя я вел свой привычный образ жизни, например, когда имел свободное время, я не изменял себе самому, но никто об этом не знал. Свой каминг-аут я сделал уже после демобилизации. Вдохновило меня открыться три вещи. Первое – я всегда хотел быть открытым, я устал от закрытой жизни как гомосексуала. Второе – это изменения в обществе, в котором я живу. Я сделал свой каминг-аут публично как гей-военный, это был первый в истории Украины каминг-аут. Этим я хотел показать, что такие люди есть на фронте, хотел сказать, насколько важно говорить о равенстве в нашем обществе. И третье – я хочу, чтобы моя страна становилась все более и более европейской. Потому что правозащита для ЛГБТ – это не только об ЛГБТ, это об инклюзивности всего общества. После моего каминг-аута я понимал, что сейчас пойдут атаки и разговор о том, что я такой один, что это отклонение. Я понимал, что меня будут обезличивать. В принципе так уже и начиналось. Оппоненты равенства начинали говорить, что я какой-то инвалид, что я психически нездоровый и так далее. Это был дарвинистский инстинкт выживания, я понимал, что надо объединяться для того, чтобы показывать, что нас значительно больше, надо говорить о себе, о своих историях, чтобы показывать свое лицо, доносить то, что мы абсолютно нормальные обычные люди. В правозащитной деятельности наше объединение ЛГБТ-военных сталкивается часто с непониманием, когда люди узнают о существовании геев, лесбиянок на фронте – это для них очень часто шок. Есть риски, физические нападения. Я могу рассказать одну историю, она ужасная. На день поминовения погибших во время российско-украинской войны 29 августа на меня напал человек, напал он сзади, ударил меня, сопровождая это матерщиной. Как оказалось, этот человек учится на священника, сделал он это возле стелы, где изображены были лица погибших ребят. Я знал этого человека, мы с ним в принципе нормально общались, дружили, но когда он узнал о моем каминг-ауте, атаковал меня. Это меня и возмутил, и опечалило, я не хотел превращать день поминовения в цирк и драться с ним, я старался с ним говорить то, что я всегда делаю, а он продолжал нападать на меня с кулаками, пока его не оттянули. Вместе с тем я понимал, что и он, и я, мы могли бы быть одной из фотографий на стеле погибших.
Анастасия Конфедерат, аэроразведчица, открытая лесбиянка:.
—После каминг-аута, когда узнали абсолютно все, учителя узнали, старшее поколение, все узнали, мне наоборот начали писать, чтобы рассказать, попросить совета. Об этом надо говорить, потому что тема наша не до конца легализована. Она вроде как на слуху у всех, но партнерство еще нельзя заключать между однополыми людьми. У нас партнерство – это обязательно гетеросексуальный союз. Я освоила летательные аппараты беспилотные, только тогда начала ездить на фронт. Война – это не человеческое дело. Война к нам пришла в страну со стороны России. Когда мы делаем эти шаги, ездив на фронт, не боясь противостоять физической опасности и опасности погибнуть, мы отстаиваем свою украинскую идентичность как нации, народа, какого-то культурного явления от постоянного гнета наших немножечко больных соседей, которые регулярно хотят поработить и рассказать, что украинцев не существует. То же самое с ЛГБТ, здесь невозможно не противостоять социальным штампам, я не могу молчать, когда хочу жить определенным образом. Например, я хочу жениться или при друзьях, не боясь, сказать, что мне звонит моя девушка, мне тоже приходится отстаивать и бороться со страхом, преодолевать. Соответственно вот такие две борьбы – за украинскую идентичность, как представителя украинской нации, и та же самая борьба за признание обществом, что мы люди не больные, мы не выбирали рождаться геями и лесбиянками, это нельзя никак выбрать, можно постараться жить как гетеро, как я когда-то старалась жить, но ничего у меня из этого не получилось, против природы не попрешь. В целом это просто борьба за правду, если суммировать. Мне абсолютно плевать на то, что думают обо мне люди, которые презирают ЛГБТ. Свобода личности должна идти всегда в ногу с природой человека. Чем честнее с собой, тем больше свободы в этой жизни получаешь.
Владислав Мирошниченко, экс-военный в резерве, переселенец из Луганска, открытый гей.
—В моей жизни каминг-аут – это путь к моей свободе. Я родился в Луганске, сначала Луганск был свободный, он был вольный, я мог быть, кем хочу, я не боялся быть открытым. Когда я учился в школе, некоторые учителя по уроку охраны здоровья нам рассказывали про разные субкультуры, однажды затронули тему ЛГБТ-сообщества. Я на тот момент не знал, что это. Да, мне нравились парни, но я не знал об ЛГБТ-сообществе. От учительницы я узнал, что мы являемся исчадием ада, нас нужно уничтожать, что мы бактерии, которые уничтожают общество. Я на тот момент закрылся в себе. я стал, можно сказать.
До оккупации, во время оккупации я не знал, к кому обратиться. Везде не разрешалось разговаривать на украинском языке, никто не запрещал, но если тебя услышат, тебя поймают, тебя начнут пытать, тебя воспринимали как лазутчика, могли что угодно сделать с тобой. В колледже, когда я пошел учиться в Луганске на программиста, я уже не задумывался, я был открытым, прямо говорил, что мне нравятся парни. Я проживал в общежитии и ко мне абсолютно относились нормально те люди, которые со мной жили. Большинство людей, которые со мной учились, они меня поддерживали. Когда произошла оккупация, люди с ЛГБТ с проукраинской позицией стали гонимыми. Если кто-то услышит, что ты разговариваешь на украинском языке, тебя просто могут кинуть в подвал СБУ и пытать. Потом стали отлавливать ЛГБТ-сообщество, их сажали, убивали. Приходилось многим уезжать или закрываться в себе. Так как у меня осталась семья в Луганске на оккупированной территории, все мои родственники, мне пришлось закрыться в себе, я стал таким же серым наблюдателем, как большинство людей, я прекратил существовать как личность. Я уехал на неоккупированную территорию Украины и сделал первый свой каминг-аут, сказал сам себе, что я являюсь гражданином Украины, моя гражданская обязанность защищать свою страну, защищать права. А для меня Украина является свободой, я не хочу быть рабом, ходить постоянно с опущенной головой и быть чужим для себя человеком. В данный момент я проживаю в Киеве, я открытый гей, военный в резерве. В случае чего я готов и буду идти защищать свою страну.
