Как дискриминируют внутри ЛГБТ-комьюнити: история транс-мужчины со Львова
Альг – мужчина 27 лет. Приятный, поставленный голос, четкое произношение. На голове – длинный хвост и одновременно – короткий “ежик”. Как рассказал сам Альг, сначала не сразу понятно, он парень-подросток, или девушка. Люди часто не могут разобраться. Сам Альг – трансгендер и идентифицирует себя как мужчина, хотя при рождении его пол обозначили как женский.
032.ua продолжает серию материалов под названием “Замовчувані” о львовянах или группе людей, о которых в украинском социуме предпочитают молчать, игнорировать их, не замечать, презирать или вообще – отрицать их существование или право на него. С Альгом 032.ua поговорили о том, как его воспринимали во Львове, Харькове и Киеве с его трансгендерной идентичностью; о осознании самого себя в теле другого пола и обо всех нюансах трансперехода в Украине.
Как к тебе правильно обращаться?
Правильно обращаться Альг, он, в мужском роде. Имя, которым я пользуюсь и хотел бы, чтобы так меня называли – Хальгерд, хотя сокращать его можно как угодно. Кроме Герды (смеется – ред.).
Почему Хальгерд?
Есть два происхождения этого моего имени. Первое – довольно смешно. Этим именем я раньше подписывался на “торрентах”. И я это имя случайно неправильно написал, потому что читал его немецкой фонетикой, которой тогда много занимался, а не на английском. Вот и получилось Альг. И поскольку у меня тогда был кризис личности, я не знал, как себя называть, а со своим собственным именем было сложно, я решил – а почему бы и нет? Затем оно как-то “отросло” и мой партнер того времени заметил, что это очень похоже на сокращенную форму Хальгерд. Второе происхождения – от скандинавской руны Альгиз, я ее на плече ношу в виде татуировки. Вот и решил оставить.
Как ты относишься к трансгендерности?
Сейчас я не на гормонотерапии, однако довольно немало знаю об этом. Хотя об этом стоит со специалистами говорить. На ЛГБТ-комьюнити я выходил через киевскую организацию “Инсайт”. И когда я приехал во Львов, присоединился уже в львовскую среду.
Если не ошибаюсь, тебя при рождении идентифицировали как девушку. А где ты родился?
Родился я в Харькове. До 5 лет там жил, потом мы с родителями переехали в Киев. И в принципе, мне еще более-менее повезло относительно тела.
Я могу в нем жить, не раздумывая все время о самоубийстве.
Первые осознания начались в “пубертат”, когда тело начало меняться: ты начинаешь понимать, что что-то с тобой происходит, и тебя это не устраивает. Кроме того, еще и люди вокруг начали реагировать на меня как-то … нервно.
Нервно?
Они начали видеть меня как “кого-то”, а я с этим “кем-то” не вижу ничего общего. Еще в детстве у меня было полно идей, которые я не знаю, куда правильно отнести: к вопросам трансгендерности или к вопросам феминизма. Как минимум, сколько всего разрешалось девочкам, и сколько всего разрешалось мальчикам. Например, то, что мальчикам разрешалось задирать юбки девочкам, и это все. И ты задумываешься – WTF? Что не так с этим обществом?
До поры до времени, у меня было еще достаточно интересный круг общения. В Киеве мне меняли школу, и в первой моим кругом общения были больше ребята, чем девушки, к тому же это были ребята, которых не очень принимали в мужской среде. Как и меня не очень принимали в женском. И был в этой компании условный “хороший еврейский мальчик”, к которому люди относились немного так себе. Я, собственно, тоже из еврейской семьи. И ничего тематического у нас в семье никогда не было, однако недавно оказалось, что есть мощные еврейские корни. Мои родители уже вообще переехали в Израиль.
Но это так, лирическое отступление. Парня не принимали в частности из-за “недостаточной гендерной экспрессии”, то есть он был недостаточно “мужественным”, “как баба”. Тогда это было больше вопрос социальный, и ты уже понимаешь, что что-то не так. Затем началась эпоха интернета. И была такая сеть, которая сейчас вымирает – diary.ru. Она как Livejournal, только там “тепло и лампово”. Ее официальное описание – асоциальная сеть (смеется – ред.). Там я впервые начал встречать посты, в которых якобы женщины пишут о себе в мужском роде. И у меня была довольно острая реакция, мол, как же так, я же так никогда не буду.
Хотя, у меня в жизни всегда так: если я говорю, что я чего никогда делать не буду – я обязательно так буду делать. Однозначно жизненный маркер.
Затем у меня появились друзья через среду ролевых игр, которые с позиций гендерной экспрессии подавали себя весьма неоднозначно. Сейчас я бы сказал, что они – гендерквир.
* Примечание: гендерквир – гендерная идентичность, отличная от мужской и женской.
Мне тогда было около 14 лет, я еще достаточно нейтрально себя позиционировал. Кстати, в 14 лет я впервые посетил Львов. Познакомился в сети с девушкой, которая и вывела меня потом на местное ролевое комьюнити. И родители, тоже интересные люди, за 5 минут до отправления поезда поинтересовались у меня: “Ой, а к кому ты едешь?». Смешно было немного. И вот во Львове, в котором я поселился окончательно в 2016 году, впервые как-то вживую познакомился с людьми этой среды.
Через пару лет после этого у меня возник серьезный конфликт с киевской тусовкой ролевиков. В общем, я неконфликтный человек, и любой конфликт меня перетряхивает. И вот тогда возникало очень острое чувство, что меня как-то очень странно воспринимают, видят не то, что на самом деле. Тогда я только начал знакомиться с гендерной терминологией и теорией; начал в этом интернет-дневнике писать о себе в мужском роде, и почувствовал – это очень удобно. И под это подтянулись другие интересные моменты. Например, у меня весьма специфические отношения с родителями. Я некоторое время боялся, что буду разговаривать во сне. Хотя за мной этого не наблюдали, но я переживал, испытывал страх. И я понял, почему так.
Я часто снился себе мужским персонажем. И я боялся, что буду разговаривать и говорить о себе в мужском роде, и это будет вызывать негативную реакцию. И как показала практика, не зря.
Никакого особого каминг-аута я тогда еще не делал, только близким друзьям. Я просил их обращаться ко мне в мужском роде. В институте – нет, там такое не проходит, там следовало сохранять статус-кво. Это был такой период, как сейчас я себе понимаю, довольно характерный для многих трансгендеров. Когда человек, который еще и довольно внимательно относится к языку, в любом смысле, начинает очень тщательно следить за тем, как он говорит. Понимаешь, я мальчик, воспитанный книгами.
Кроме того, мой отец много лет работал редактором. Но я о том, что люди, которые сами себя причисляют к ЛГБТ, быстро учатся избегать любых родовых окончаний. Это не “я пошел” или “я пошла”, а “я пойду в магазин”. Навык, доведен до полного автоматизма.
Мне, честно говоря, было больно о себе употреблять женский род.
Был также период физиологического неприятия себя, когда я не мог видеть себя в зеркале, не мог видеть себя в душе и тому подобное. Это было довольно ужасно. Затем, где-то в этот период, я посетил психиатра. Она мне диагностировала депрессию, которую я долго лечил медикаментами, терапией. И где-то после этого ко мне вернулось более или менее адекватное отношение и восприятие собственного тела. Хотя все равно я до сих пор ношу бандаж, чтобы уменьшить визуально размер груди.
В Украине только несколько лет как изготавливают адекватный товар для подобных целей. Ранее был дефицит, вообще, с Запада могли прислать как некую “гуманитарную помощь”, и в ЛГБТ-комьюнити они уже расходились, мол, народ, разбирайте, кому нужно, у нас такое. А не бинтоваться этим вот “эластиком” или послеоперационным бандажом. Это очень неудобно.
Мне повезло, что у меня было много лет терапии, я могу жить с этим телом – и не хотеть выйти в окно … Термин “гендерная дисфория”, подозреваю, тебе знаком. И депрессия была связана не напрямую с этим, это целый комплекс проблем. Это отдельный опыт, который я стараюсь распространять. Потому что это важная тема – депрессия, о которой мало что вообще известно адекватно, хотя она стоит на четвертом месте среди болезней, приводящих к смерти, конкретнее – к суициду, также смерть. Болезнь XXI века и она, к тому же, одна из самых незаметных.
К теме же – отношение к этой болезни. Вот мой пример: когда я рассказал отцу об этом диагнозе, и вопрос был в том, сможет ли он подстраховать меня финансово. Мой первый гонорар – верстка брошюры для “Инсайт” – пошел четко на лекарства против депрессии. И что отец сказал: “Ну, не знаю, я тебе деньги, конечно, дам, но ты вот описываешь депрессию – я так всю жизнь живу”. Я тогда просто выпал и не знал, что ответить.
Я помню момент, когда на меня впервые подействовал транквилизатор. Проходит первый час, и ты вдруг понимаешь, чувствуешь, что мир – цветной. (А я по профессии – художник). И что ты можешь делать вещи, которые раньше не мог делать: например, встать – и мусор выбросить. Зубы почистить.
Сначала была терапия, далее – терапевтическая группа, которая была ценна тем, что в ней были люди, которые никак не связаны с ЛГБТ, которые меня впервые видят, но которые при этом уважают мой гендер, обращаются ко мне так, как я этого хочу. Если сбиваются, то извиняются и поправляют сами себя. И ты понимаешь – тебя могут видеть. Просто люди, довольно случайная для меня выборка, никак завязанная на ЛГБТ-тусовку, – люди, которые меня видят. Не девочку, не кого-то с лицом девочки – меня.
В институте я напрямую каминг-ауты не делал. Я ходил с “утяжкой”, без макияжа. Хотя была одна девушка, которой очень настойчиво хотелось меня накрасить. Она вообще любила это все, носила с собой сумку косметики, часто предлагала другим, мол, а давай я тебя накрашу. И всех, кто хотел, она красила, а на мне это немного сломалось:
– А давай я тебя нарисую.
– Не хочу.
– Ну, давай.
– А зачем?
– Ну, вот чтобы ты была красивая.
– А я и так нравлюсь.
И все, дальше она не могла ничего сказать. Ну, а что бы она мне сказала? “Ты не красивая”? Это было бы несколько некорректно. А всем остальным, в принципе, было как-то безразлично, как я выгляжу.
Каминг-аут перед родителями у меня случился где-то на первых курсах. Как-то меня все особенно достало. Моя мать – довольно религиозная личность, к тому же, довольно внезапно религиозная. Возможно, вы слышали, в России, в Сибири есть такая религиозная община “виссарионовцев”. Отец довольно быстро отошел от того, после того, как они ею заинтересовались, а вот мать – не столь быстро. А когда она родила мою сестру, с которой у меня разница в 12 лет, то внезапно переключилась на “классическое” православие.
Это было ужасно, как она ударилась в это православное христианство. Она “выносила” мне мозг о том, как я одеваюсь, как я стригусь, хотя в детстве сама меня стригла под что-то типа как “боб-каре”. Тогда это было что-то немного такое общипанное, чтобы можно было расчесывать ребенка. В старших классах школы у меня была коса до пояса. А вот на первых курсах я сам начал короче и короче подстригать волосы, и это было связано с бассейном, в который я регулярно ходил. Но в какой-то момент, это был пик депрессии, я просто в ванной комнате, между двумя зеркалами, машинкой все из головы состриг. Это был странный такой и тяжелый период.
И вот по мнению моей матери, чтобы ты знал, содомский грех – это не то, что кто-то хотел изнасиловать гостей-ангелов, а затем – хозяйских дочерей, оказывается, содомский грех – это ходить в одежде не своего пола. Мне этим долго капали на мозг. Меня очень удивляют христиане, плохо знакомые с материалом, к которому они апеллируют. Можно же ознакомиться с техническими деталями того, во что ты веришь. Открой книгу. Почитай внимательно. Просто прочти хотя бы один раз.
Особенно это весело, когда в твоем окружении есть определенное количество филологов, все это читали, и могут цитировать оригинал. На нескольких языках. Так вот, как оказалось – я плохо вру. Меня это утомляет. И я уже хотел наконец объяснить, кто я – и как. И это был довольно сильный скандал. Мать на меня кричала, что я извращенец, что она меня сдаст в психбольницу, мол, если моя дочь окажется лесбиянкой.
Я не говорил ей тогда, что я уже несколько лет встречался с квир-человеком, у которого в паспорте прописан женский пол. Особенно, учитывая тот факт, что моя мать давно знала этого человека, однако не подозревала о наших отношениях.
Но вот как-то так она покричала-покричала – и все. Отец сказал, что это подростковое, перерасту. И все. Больше со мной эту тему никто не поднимал. Я про себя продолжал говорить в нейтральном роде. Например, однажды я отцу рассказывал, что есть такая киевская инициатива родителей, чьи дети идентифицируют себя с ЛГБТ – называется тергите. Это родители, которые понимают, что это такое, выходящие на марши равенства со своими плакатами. Они проводят тренинги для родителей, чьи дети “квируют”, то есть идентифицируют себя с ЛГБТ. И вот, я ему об этом рассказал, но его это особо не интересовало, поэтому – тема прикрылась.
На мероприятие общественной организации “Инсайт” я попал где-то лет в 20, почти случайно. И был очень удивлен: оказывается, есть такие люди, есть такое комьюнити, здесь, прямо в Киеве. И это ж можно ходить, знакомиться, общаться, и это было прекрасно, хотя, опять же, не идеально. Были случаи, когда ко мне обращались в женском роде. Случайно. Но.
Это тоже такой вопрос, понимаешь, – я же не на гормонах. И для многих это уже что-то значит. У меня самого в голове все равно всегда возникает вопрос: а имею ли я право говорить о себе в мужском роде, если я не даю однозначной мужской гендерной экспрессии? Имею ли я право говорить о себе в мужском роде, если я не играю 100% той мужской роли, которой от меня требует общество? В той среде были люди, которые появились позже меня, были моложе меня, и которые очень быстро начали принимать гормоны. И у них могло меняться лицо, меняться голос. И я смотрю на них и думаю – они же настоящие. А что я …
На самом деле, у меня была лайтовая версия всего, потому что в нашем обществе все еще довольно тяжелое отношение ко всей этой теме. Кстати, не знаю почему, но лет 5 назад у нас наконец подняла голову квир-теория (или я просто активно с ней столкнулся). И стало легче, потому что раньше, именно в трансгендерном обществе, был очень специфический раскол на “тру” трансов – и “не-тру”. Линия разграничения шла в соответствии со всеми “требованиями”: то есть нужно было колоть гормоны, иметь хирургическое вмешательство, а в идеале – еще и измененные документы. И вот тогда ты “тру”. А если чего-то из этого нет, то даже если мастэктомия сделана, а операции на гениталиях – нет, то все, ты не “тру”.
Это было ужасно, с ужасной травлей. Каждый раз сталкиваясь с этим, думаешь: “Ну как так, это же люди, они такие самоопределившиеся, сведущие в теории, что не так с ними?”. И потом понимаешь: дело в том, что они – люди. Все хорошо, но – люди. С людьми тяжело. Сейчас с этим на самом деле лучше. И это уже я сам себе думаю, связано с комиссией Минздрава.
После 2016 стало легче, процедура изменения документов перестала выдвигать такие жесткие условия, как обязательное хирургическое вмешательство, например. Однако проблема с комиссией была другой – она была одна на всю Украину. То есть занималась всеми людьми в этой стране, которые бы хотели осуществить переход и менять документы. И многое зависело от одного только хирурга, который входил в эту комиссию. От его работы.
Понимаешь, можно было поехать в Таиланд, сделать там в несколько раз дешевле операцию, потом вернуться, пойти к нему, и, прости меня, ты раздеваешься перед ним, демонстрируешь все это. И легко мог ответить: “Не знаю, что-то вот здесь мне не нравится, я не признаю эту работу”. И все.
Знаешь почему? Потому что это была кормушка. И дело не только в том, что если ты им платишь – ок, не платишь – оставайся тем, кем ты не являешься. Эта комиссия собиралась, в лучшем случае раз в полгода. И даже если ты им платил, они все равно вынимали тебе мозг, как только могли. Потому что это нормальная была практика, когда транс-мужчина (лицо, которое идентифицирует себя как мужчина, хотя при рождении врачи записали пол как “женский”) приходит на эту комиссию, договариваясь с любой своей подругой, мол, сыграй мою девушку. Потому что если ты транс-мужчина, и ты встречаешься с парнем, не имеет значения транс- или цисгендерным (лицо, чья гендерная идентичность совпадает с биологическим полом) статус – все. Ты просто лесбиянка, которая запуталась. Ничего мы тебе не дадим.
Или если ты не работаешь на какой-либо уважительной работе. А как ты будешь работать, если на вид ты – как женщина, а в паспорте написано “мужчина”? Например, школьным учителем тебя никто не возьмет. Или если ты не “выглядишь”, как трансгендер. То есть ты к ним приходишь и говоришь: я трансгендерный мужчина, я себя позиционирую так и хочу осуществить переход. А тебе говорят: «Что-то не выглядишь ты, как мужчина”. Ну так в том-то и дело – как я могу выглядеть, как мужчина, если я как раз собираюсь проходить все соответствующие процедуры, чтобы маскулинизировать свой внешний вид ?! И пришел я как раз для того, чтобы не самостоятельно принимать кой-какие гормоны, а проконсультироваться с врачом. “Ну, не знаю. Мы не можем взять на себя такую ответственность. Иди отсюда”.
Именно поэтому многие и не решаются идти на комиссию, чтобы не терпеть эти издевательства. Кроме того, еще была такая практика, что ты должен был месяц провести в психиатрической больнице, в стационаре. А теперь угадай, в какой палате? Правильно – по паспорту. То есть не в той палате, в которой лежат люди, с чей гендерной идентичностью ты себя больше ассоциируешь. А к тем людям, которые относятся к гендеру, который ты в себе пытаешься изменить. Особенно примечательно, если ты принимаешь гормоны, у тебя уже борода начала расти, – а лежишь ты рядом с женщинами. Или наоборот – выглядишь ты, как женщина, со всеми соответствиями, а кладут тебя в мужскую палату.
Это очень страшно и очень опасно. Удача почти невозможна – выбить отдельную палату. Хотя и в этом случае нормально было для врачей зайти, посмотреть, каким боком ты в туалет ходишь по привычке и, исходя из этого, делать вывод, “кто” ты и “что” ты. И поэтому тебе могут отказать. Сейчас легче, потому что комиссия эта может быть созванной в любой поликлинике. Можно прийти к врачу, рассказать о себе, тебя направят к нормальному эндокринологу. А потом уже с этим можно двигаться дальше, и больше нет требования в обязательном хирургическом вмешательстве или в обязательной стерилизации.
О дискриминации среди ЛГБТ можно добавить еще тот момент, что буква “Т”, к сожалению, часто учитывается в различных инициативах достаточно условно, и транс-персон просто не принимают. Звучит странно, но люди вполне серьезно обвиняют трансгендеров в “шпионаже” (т*женщин) и “измене” (т*мужчин). Мне повезло, и с таким я сталкивался на уровне отдельных персон, а не организаций. В более лайтовых случаях – традиционное “не на часі” появляется даже здесь. Опять же, сейчас, как мне кажется, в Украине с этим уже стало значительно лучше, хотя проблема невидимости трансгендеров все еще существует.
Почему я не делаю гормонотерапию
Первое – социальный момент. Одно время, когда я буду уже на гормонах, но со старыми документами, мне очень трудно будет арендовать квартиру, устроиться на работу, даже получить услуги в банке или больнице. Потому что у любого человека будет вопрос: а почему это я говорю о себе в мужском роде, и выгляжу, как мужчина, а в паспорте записано, что я женщина? Моим знакомым в таких случаях просто отказывали в услугах, любых, даже карточку не хотели оформить. И еще такая штука – в идентификационном коде есть маркер пола и он не изменится. Никогда.
Второй вопрос – это финансовая сторона. Это “подъемно”, но все еще дорого. То есть надо иметь соответствующую финансовую подушку в том случае, если у меня не будет работы, к тому же, в процессе терапии будет сложно работать, потому что организм необратимо меняется. К тому же, гормонотерапия имеет много побочных эффектов – это на всю жизнь. Это зависимость от препаратов и сейчас это не так критично, потому что раньше вероятность “получить” рак давали около 80%.
Есть такой киевский транс * активист – Фриц фон Кляйн, руководитель организации TransGeneration. Так вот, он подсчитал, что гормоны сами по себе – это не очень дорого. Но при этом желательно принимать препараты, которые бы компенсировали побочные эффекты, потому что никогда не знаешь, как организм отреагирует. Особенно, если это переход с женского к мужскому полу; наоборот – немного легче. Если разложить на полгода выходит от 11 до 20 000 гривен, с нормальным подходом и регулярными обследованиями. А еще необходимо иметь деньги на жизнь и “подушку безопасности”.
И один из моих личных моментов – будет меняться голос, и я боюсь потерять возможность петь. Для себя, но мне это важно. С голосом вообще интересно, потому что в голове всегда сидит такая мысль, что вот сейчас я заговорю – и все поймут, что я “девушка”. Хотя никогда не угадаешь, как это работает. Вот был один случай, на вокзале, я где-то час говорил с каким-то мужчиной, случайно там познакомились. Он меня идентифицировал, как парня-певца. Ну, я был с гитарой – дал ему подсказку (улыбается – ред.). Я все еще думаю об этом, о гормонотерапии. Есть вещи, которые я хочу изменить. Например, убрать грудь. Но это не та мысль, с которой я просыпаюсь и засыпаю каждую ночь и каждое утро.
Что касается интимного. Секс в случае трансперсон – это вопрос очень неоднозначный. И это также – кому как повезет. Мои вкусы в этом плане не изменились – у меня отношения с женщинами или с квир-персонами. Я себя отнесу больше к полисексуалов (возможно сексуальное влечение ко многим, но не всем гендерам и полам).
Мои сексуальные вкусы сформировались уже после того, как я осознал себя трансгендерным человеком. Есть определенные сложности, например, если скажут, что у меня красивое женское тело, мне будет неприятно. Да, я понимаю, что оно физиологически относится к женскому полу, но это – мое тело, оно не женское, потому что не принадлежит женщине. Оно принадлежит мне.
Была такая забавная внутренняя ситуация на одном мероприятии. Познакомился вживую с квир-человеком, мы как раз тогда развиртуалились, потому что перед тем общались исключительно в сети. И он меня спрашивает: “а ты бинарный трансгендер или нет?”. И с тех пор я думаю – а бинарный я или нет? (Смеется ред.). Вообще, я очень люблю эту небинарную теорию, хотя ее себе в мозг вложить довольно сложно, потому что многое завязано на культурном коде, на терминологии.
Единственное, за что я люблю английский язык – за практически полное отсутствие гендерных маркеров. Смешно или нет, но это очень удобно, когда надо говорить о себе или о другом/й и не ошибиться при этом. Есть люди сегодня, которые о себе используют “оно” или “они” или оба гендерных маркера по очереди, а ты сидишь и думаешь как бы это угадать и не ошибиться. Хотя именно эта небинарная гендерная экспрессия – это очень интересно, потому что у меня тоже она частично небинарна, и мне комфортно с тем, что люди, глядя на меня, не могут сразу налепить ярлык. Чаще меня воспринимают как девушку, или как подростка-парня, особенно во время обращения на “вы” или на “ты”.
А в завершение – у нас все еще считается нормой спросить: “А вы парень или девушка?». И это довольно глупо. Мне на это советовали отвечать: “А вы человек или курица”? Потому что это вопрос, по сути, о том, что у меня в штанах, ведь обращаться можно и просто на “Вы”. И они не имеют права от меня требовать ответа. Закольцевав наш разговор, это то, о чем ты спросил в начале – как к тебе обращаться. И это – правильно.
