Анна Улюра: Гомосексуальность в современной украинской прозе, или Радуга, нарисованная простым карандашом
“Касательно украинской квир-прозы сложилась довольно странная ситуация: ее нет, но она раздражает”, – Анна Улюра, специально для DW.
В украинской литературе нет канона квир-прозы. Каждый/каждая, кто поднимает в своих романах и рассказах тему гомосексуальности ныне, кто выбирает гомосексуалов как героев, пишет словно “с нуля”. Иногда все на отметке “ноль” и останавливается. Нет канона – нет соответствующей традиции чтения. Мы любим читать и читаем только то, что умеем читать.
Следовательно, резонансной в Украине квир-проза не является. И это при том, что исследователи намекнули, что между Ольгой Кобылянской и Лесей Украинкой продолжался платонический любовный роман, а бабахнуло так, что четверть века отдаётся. Уже должны были иметь 25 лозунгов лесбийской прозы. Но нет, нет. Странная ситуация (простите корявый каламбур).
Только раз, только у нас, каждый раз впервые
Года полтора назад в Украине вышла книга, писаная российско-украинской мешанкой, которую объявляли как первый украинский гей-роман, созданный открытым геем. “На Марс” никопольского автора с псевдонимом Rayan Rien повествовал о гее и колонизации Марса.
А в конце 2020-го презентовали и первый украинский транс-роман “Там, где начинается территория” Вадима Яковлева. Но тоже черт знает что: автор пишет, как после серии внешних и внутренних войн Украина разделилась на три государства – анархо-фашисты засели в Черновцах, феминисты тусят в Днепре, аламнисты господствуют в Одессе. А герой романа – киллер, получает заказ, из-за чего его носит по этим новым государствам. И почему-то он с собой на задание берет жену Олесю – транс-женщину. Вдвоем, нечасто отвлекаясь от секса и шоппинга, они разоблачают всемирный сговор о колонизации галактики клонами-кросдерсерами.
Однако. Первый украинский транс-роман уже провозглашался – в 2007 году презентовали небольшую, но бесконечную рефлексию неудачной любовной истории, которую увлекла женщина с тонкой душевной организацией. “Ангелы придумывают сны” написала Мария Стельмах, в аннотации к изданию содержалась информация, что она пишет о собственном опыте и является женщиной в процессе перехода. Очень скоро Стельмах опровергла эту информацию, называя ее то шуткой, то маркетинговым ходом.
И первый украинский гей-роман в Украине, знаете, уже тоже были пафосно презентовали – но еще в 2015 году. В “Тепло его ладоней” Юрия Яремы говорится о юном журналисте Остапе, который бежит из провинциального болота в Киев, где его ждет удобное жилье, крутая работа, высокая зарплата и интрижка с натуралом, который открывает себе новые сексуальные опыты и ИСКРЕННЮЮ ЛЮБОВЬ. да, только да, только капслоком).
Судьба у него, у украинского квир-романа, ведь такая, что рождаться впервые надо дважды-трижды на десятилетку. У меня есть теория, почему так происходит. Большинство произведений, где действуют герои-гомосексуалы и которые позиционируются как свидетельство опыта, написаны настолько плохо, что их не смогли дочитать даже издатели, а иногда, кажется, и сами авторы.
Вот и возникает новость каждый раз: в Украине теперь есть гей-роман, нет, еще нет, а вот теперь точно есть, нет не сейчас…
Два скандала и две (не)прочитанные книги
Впрочем, некоторые из квир-книжек таки неплохие и их прочитали, хотя бы на уровне заголовка. Тут-то и взорвалось.
“120 страниц Содома. Квир-антология” была самым громким событием 2009 года. Ничего такого в самой книге выдающегося не было, просветительский проект. Достаточный набор случайных текстов. Тридцать разных авторов, преимущественно гетеро. Пятнадцать национальных литератур не в лучших образцах. Разве что хороший уровень переводов. Но прозвучала достойная заявка составителей: не делать the best of квир-литературы, а обратить внимание читателей на то, что тема обязана и должна звучать на украинском и должен формироваться поэтический язык вне гетеронормативов. Книга цели отвечала.
Киевская презентация “120 страниц Содома” закончилась потасовкой. Организация “Тризуб”, тогда подвязавшаяся на срыве публичных событий, сначала угрожала, а затем перешла к прямой агрессии. Презентация на Форуме издателей была несколько напряженной, фактически ее тоже сорвали, а пресс-конференцию там пришлось остановить, чтобы обезопасить участников. Запланированное книжное мероприятие в Харькове было отменено.
А в 2017 году прекрасная-умная “Майя и ее мамы” Ларисы Денисенко всколыхнула такую тьму, что не ожидали, ни автор, ни те, кто эту книгу полюбил враз. К книгам, которые описывают разные модели современной семьи, в Украине тоже такая должна быть. Так и случилось: есть мудрая менторка, есть милая наивная девочка Майя и есть несколько рассказов о версиях модерной семьи.
“Меня зовут Майя. И у меня две мамы. Люди часто удивляются, как так получилось? Но это не странность! У меня нет папы: он секретный донор. А мамы – не секретные, а очень настоящие. Они любят друг друга и меня” . В сети прозвучала эта цитата и начался хейт, сильный и кумулятивный. Форуму издателей обеспокоенная общественность направила письмо с требованием запретить презентацию, скандал вышел на медийный уровень. Презентацию таки отменили, но не из-за цензурных притеснений: детям-слушателям опасно находиться на мероприятии, окруженном морально обеспокоенными крепкими дядями.
Это ведь и будут два самых заметных события, если рассуждать о ЛГБТ+ проблематике в современной украинской литературе.
Слишком мало? Слишком много?
Гомосексуальность – это только о сексе, да?
Относительно украинской квир-прозы сложилась удивительная ситуация: ее нет, но она раздражает. Такое бывает, когда речь идет о конъюнктурных темах и при этом недостаточно разработанных. Как можно сделать конъюнктурной тему, даже не звучавшую еще в сучукрлите?
Вариант первый. Из-за чрезмерной сексуализации, например: гомосексуальный секс подается и читается как фантазия гетеросексуального человека. И ничего больше секса здесь не будет, никаких даже беглых мыслей, что гомосексуальность – идентичность, а не секс-практики.
О чем идет речь? Сейчас покажу.
Анна Малигон в “Научи ее делать это” делает именно такой маневр, но надо отметить: сознательно делает, на уровне игры, на грани с китчем. Для этого ее роман пытались конечно продавать под лозунгом “первая лесбийская проза”, но быстро завернули в сторону “откровенная эротическая проза”.
На Лизином пороге – Марта. Почему-то подумала, что Лиза сдает комнату, и из-за этой ошибки оказалась под открытым небом. Лиза – отшельник со слабым здоровьем – зачем-то пустила Марту жить к себе. Вдруг девушки становятся любовницами (в анамнезе у обоих – отношения с мужчинами). От бдсм-игр переходят к полноценному семейному насилию. На определенном этапе Марта оказывается объявлением индийской богини-гермафродита, ибо иначе ясно гомосексуальные отношения в этом мире никак не объяснимы – разве что внушением и злым волшебством.
Где-то таким же сексом с любопытства начинают (и им же и заканчивают) героини Гаськи Шиян в “За спиной” и Ирэны Карпы в “Добрых новостях из Аральского моря”, которые так же закармливают читателей “клубничкой”, но по крайней мере вкусной и, может быть , органической. Часто на эту же территорию заходит Юрий Винничук. Ну чтоб было.
Наталья Сняданко во “Фрау Мюллере не настроена платить больше” моделирует ситуацию, в которой гетеросексуальная мигрантка из Украины начинает в Германии лесбийские отношения. Сняданко использует те же методы, что и Малиогон, когда пишет историю этих взаимоотношений, но цель у нее более интересна. Так она показывает эмиграцию как момент перехода, как момент и условие, при которых идентичность динамизируется. Ее героиня не становится лесбиянкой, она становится “гибридным субъектом”.
Шок-контент о геях
Вариант второй. Из-за очевидной скандализации. Гомосексуальность героев является конъюнктурой, если подобные сюжеты выстраиваются как эпатаж, когда автор априори убежден, что читатель примет гомосексуальные отношения героев враждебно. Скандализация работает на других по сюжету уровнях – на уровне пафоса скорее, на моменте, когда читатель должен возмутиться, а если не возмущается (глянь какой!), то его надо раздробить и конец.
Такое делает Олесь Ульяненко в “Женщине его мечты”, безумно талантливо делает, поэтому и результативно. Капитан-“особист” Величко расследует самоубийство генеральской жены. У Величко есть любовник-“моделька” – крепкий мохнатый парень, умеющий при этом походить на тинейджера и без иронии обращаться к любовнику “противный”. Величко – не гей. Он не любит ни женщин, ни мужчин, хотя и спит с ними. Его бредит секс. Он любил умершую. Теперь же хочет ее вдовца. А намекавший на это любовник получает кулаком в рожу и носаком по ребрам, и анальное изнасилование. Ну то его вот-вот расчленят, оставьте парня в покое. Звался Русланчиком (именно так) и был сыном погибшей женщины-мечты. Ламай, гей-трансдресер, объясняет капитану: “Ты перескочил в наш мир и перетащил к нему свои болячки”.
Женщина знает, как это быть геем
Между сексуализацией и скандализацией есть множество переходных вариантов, которые показывают, что с темой же надо работать, но свидетельствуют: сплошь и рядом не понятно, каким образом.
“Соня” Екатерины Бабкиной, например, расскажет о благах жизни в шкафу. Саркастически расскажет: голосом гетеросексуальной беременной женщины. И будет звучать очень убедительно, кстати. Саша Вертипух – бывший одноклассник Сони. Застенчивый тихий парень в школе почему-то никому не нравился, хотя и был кроток ко всем. Сейчас Пух уже семь лет живет вместе с Порохом, Женей Вертипорохом, так же бывшим одноклассником. Ребята получают за это от семей игнор и проклятия, от родного города – молчаливое и не очень осуждение. Они решают поехать туда, где им будет легче, подаются на обучение в Польшу.
Соня, привыкшая уже спать между ними и втайне целоваться с Пухом, присоединяется к паре. Женщина не забывает при этом прочитать мужчинам страстный монолог “людям лень обличать геев, прячьтесь лучше и все будет норм», а заодно совершить аутинг на польской границе.
Она хорошая подруга, самое ценное в этой “доброте” – социальная слепота по поводу гомосексуальности. На фразу Пуха: “А я живу с Женей”, естественно звучит Сонино: “С какой?”. Ей ничуть не подсказывает, что тут же Пух перестал улыбаться. Да и когда к ней идет Женя утром в Пухово-Пороховой квартире Соня видит в коренастом мужчине исключительно высокую короткостриженную девушку топлесс.
Все плохо, а?
На самом деле нет. Есть в разговоре о современной украинской квир-литературе и хорошие новости, по меньшей мере, шесть. О шести книгах, которые гнушаются серым цветом, потому что имеют в запасе кучу цветных карандашей, и о читателях, преодолевших острые приступы дальтонизма, расскажу еще. Скоро.
Анна Улюра
