Активизм во время охоты на ЛГБТ. 5 историй геев из Узбекистана. История третья
Евразийская коалиция по здоровью, правам, гендерному и сексуальному многообразию – , совместно с Казахстанским ЛГБТ порталом взяли интервью у гей беженцев из Узбекистана, которые были вынуждены покинуть родину, из-за постоянных угроз их жизни по причине их сексуальной ориентации. Это лишь малая часть многочисленных историй геев, чьи права постоянно ущемляются в Узбекистане, и которым приходится жить в страхе за свою жизнь.
Третья история гея из Узбекистана
Уже в детстве я понял, что я не такой, как все. Я был наивный такой, думал, что я один такой – ничего не знал об ЛГБТ, пока тинейджером не уехал за границу. Через годы я вернулся домой. Я слышал, что однополые отношения не одобряются, но я понятия не имел, что есть статья. Я эту уголовную часть не знал, и знакомых у меня не было из ЛГБТ-сообщества. А в Нью-Йорке я встречался с парнями, но у меня не было знакомых из Узбекистана. Я вернулся, начал знакомиться, я не знал, что можно и чего нельзя, и даже поставил на сайте свою фотографию. И потом те, с кем я вел переписку, сказали, что должен убрать их. Сначала они не верили, что это настоящие фото, думали, что я чужие использую, некоторые думали, что я подставной от правоохранительных органов – ставлю свои личные фото, чтобы потом требовать от них их фото, но мне их фото были не нужны. Я не знал всех тонкостей узбекского знакомства.
Когда я узнал о существовании статьи, я почувствовал себя ущемленным, мне было очень обидно – когда находишься не в стране, уже привыкаешь к тому, что у тебя такие же права, что и у других. Я чувствовал, что это очень нечестно. Страшно не было – я думал, если все бояться будут, то ничего не изменится.
И хотя я убрал фотографии, некоторые успели их скопировать, начали их распространять, и мне позвонил родственник, и сказал: “Я знаю про тебя”. Я переспросил: “Что знаешь?”. “Ты убрал фотографии? Я тоже такой, звоню, чтобы тебя предупредить, можем мы встретиться?”. Мы встретились, и он подтвердил, что это очень опасно, что мои фотографии распространяют, чтобы я поменял телефон и не ходил на встречи. Он рассказал, что он отсидел в тюрьме, и видел, как обращаются с теми, кто попадал по 120 статье – как их все мучали, издевались, как давали самую тяжелую и грязную работу. И хотя он сидел по другой статье, для него видеть тяжелое положение таких же, как он, людей было очень травматично. Те, кто попадает по 120 – это особая тюремная каста.
“Она пошла и повесилась”
Так получилось, что ко мне приехала троюродная сестра – она хотела поступать, поэтому приехала в Ташкент и попросилась пожить у меня. Я согласился. Когда она приехала, она призналась мне, что она лесбиянка, что любит девушек. В тот год она не поступила, и ей пришлось вернуться домой. Она не знала, что ее ждет – отец ей сказал, что раз она не поступила, тогда она должна выйти замуж. Ей 20 лет всего было – несколько раз поступала, и не получалось – и вот в очередной раз не смогла. Когда она приехала, ей объявили, что скоро помолвка, и что она скоро покинет отчий дом. Она была в шоке – просила, умоляла, чтобы ее отпустили назад, чтобы она готовилась к поступлению на следующий год. Я позвонил, подтвердил, что она может жить у меня и готовиться, но ее не отпустили. Она не выдержала этот прессинг, что ее заставляли выходить замуж за человека, которого она никогда не встречала, и она пошла и повесилась.
Это событие заложило основу к активизму, и я больше и больше начал узнавать, как живут люди. Особенно в регионах. В Ташкенте все равно легче, можно найти информацию, можно найти соратников, какую-то поддержку, а те, кто живет в отдаленных областях – у них зачастую плохая связь и интернета нет, им не с кем поговорить, человек просто в одиночестве. Они проходят через депрессии. Еще сложнее тем, кто вырос в традиционных религиозных семьях – им еще тяжелее, так как они себя среди прочего воспринимают греховными существами. И они идут на суицид, так как они не видят себя частью общества. А общество очень гомофобное – очень много случаев, когда парень проявляет какое-то женоподобное поведение, то он подвергается насилию.
Так постепенно я начал волонтерить, помогать тем, кто занимается вич-сервисом – раздавал лубриканты и презервативы, разговаривал с людьми. Потом с одним аутричом у нас были отношения. Обсуждая с ним ситуацию, я сказал, что нужно что-то делать, как-то открыть двери людям, которым нужна помощь. Как-то так получилось, что мы начали проводить встречи в моей квартире.
Новые волны агрессии
Потом к власти пришел Мирзиёев – у нас было ощущение, что это момент перемен, которым нужно воспользоваться, что нам нужно заявить о себе, что хватит молчать. У многих моих друзей и знакомых были ужасные истории жизни, я убеждал их, что об этом нужно рассказывать, об этом нужно говорить. Начали развиваться социальные сети в Узбекистане, чего при предыдущем президенте, при Каримове, не было. При нем Facebook и Whatsapp постоянно блокировали, а с развитием социальных сетей, люди начали больше говорить. Видимость ЛГБТ увеличилась, и если раньше угроза в основном шла от сотрудников правоохранительных органов, то теперь большую опасность стали представлять радикально настроенные группы молодых националистов, агрессивной гомофобной молодежи – с приходом Мирзиёева к тому же усилилась исламизация – многие молодые прямо рвались ехать в Сирию, воевать на стороне исламских группировок. И они взялись за очищение страны от греховной нечисти – с большей видимостью ЛГБТ пришла волна агрессии – начали создаваться страницы, телеграм-каналы, где они распространяют идеи о том, что нужно очистить страну от ЛГБТ, от иноверцев, от всех, кто не подпадает под категорию патриотов или нравственных людей. Мы видели результаты этой волны агрессии, когда представили сообщества начали подвергаться избиениям, участились подставные свидания, которые устраивали не сотрудники правоохранительных органов с целью шантажа, а радикалы, чтобы избить, чтобы записать на видео и выложить в интернет. Это продолжается до сих пор. Тогда мы забили тревогу, начали писать в организации, в посольства, встречались с представителями разных правозащитных организаций. Не знаю, где произошла утечка. Может быть после встречи в одном из посольств – там ведь при посещении посольства сотрудники переписывают данные из паспорта. Может быть где-то там была утечка – мы начали получать угрозы. Ко мне домой приходили сотрудники правоохранительных органов, возле моей квартиры, где мы собирались, начали появляться гомофобные надписи, мат – и мне пришлось снимать жилье.
Для общества мы – уголовники
В 2019 году начались рейды сотрудников правоохранительных органов – они составляли списки, приходили к людям. Ко мне тоже приходили. Это было связано с тем, что один из беженцев, активист Шохрух Салимов сделал видеообращение, в котором рассказал, в каком положении находится ЛГБТ-сообщество. Это видео оказалось вирусным и вызвало бурную дискуссию в обществе и резкую реакцию властей. Мы не думали, что они так отреагируют, потому что обычно властям до ЛГБТ нет дела, так как нас даже за людей не считают. Но тут начались рейды. Я и сейчас поддерживаю то, что сделал Шохрух, но нужно признать, что стало опаснее. Можно привести пример – осенью того же года молодой узбек сделал камингаут в Инстаграме, а через некоторое время его убили – его нашли зарезанным.
Целью властей было запугать людей, и у них получилось – ЛГБТ очень испугались – некоторые ВИЧ-позитивные люди, которых мы уговорили начать принимать терапию, отказались приходить за препаратами, чтобы лишний раз не светиться.
Реакция властей вдохновила все эти гомофобные группировки – они прям священную войну объявили. Они с удвоенным рвением бросились атаковать ЛГБТ. Участились убийства, участились нападения – в сети много видео из разных уголков страны, и это не прекращается. Это все не прекращается до настоящего времени. Уже молодые узбекские инфлюенсеры разводят на своих страницах гомофобию, понимая, что им ничего не будет за hate speech и призывы к убийствам.
Все, что происходит, называется state sponsored homophobia. Все те же правоохранительные органы, все те же молодые патриоты, как они себя называют, они же понимают, что никто из пострадавших не пойдет жаловаться, ведь если человек пожалуется, он тем самым раскроет, что он является ЛГБТ, и это прямой путь в тюрьму по 120 статье. Ее нужно обязательно отменять. Когда ее отменят, появится возможность и механизм наказывать тех людей, которые нападают. Пока есть статья, любой может говорить в открытую, что нужно уничтожать ЛГБТ, что мы недостойны жить. Все это прекратится, когда они тоже будут понимать, что каждое слово, действие, – все это влечет ответственность. Как мы можем добиться улучшения положения, когда есть уголовная статья? Как можно убедить людей, что мы такие же нормальные люди, когда они знают, что есть статья. Ну раз есть статья, значит, мы уголовники – на этом все и заканчивается.
Некоторые представители ЛГБТ говорят – вот, дескать, раньше мы нормально жили и до нас никому не было дела. Зачем менять, ничего не изменится, наоборот, сейчас хуже – так говорят. Я стараюсь объяснить,что раньше видимости не было, так как этого не было в социальных сетях, так как у нас как таковых социальных сетей не было. Всегда были и задержания и насилие, но это тогда просто не снимали на камеру – раньше и телефонов таких не было. И потом, во времена Ислама Каримова это было какая-то прерогатива правоохранительных органов, это для них был способ дополнительного заработка. А сейчас этим занимаются все, кто хочет. И корень только один – это статья. Это ключ, это зеленый свет всем идти крестовым походом на ЛГБТ. Эта статья – это как лицензия на охоту.
