На что похожа жизнь арабо-еврейской гей-пары в Израиле
Конфликт между арабами и израильтянами – одна из самых известных на планете историй про неспособность людей договориться и принять взгляды на жизнь другого. Портал «Афиша Daily» опубликовал монологи Имри и Мохаммеда – гей-пары, которой удалось пережить несколько волн дискриминации и наглядно доказать, что любовь может быть сильнее ненависти.
Мохаммеду Вари 28 лет, Имри Калманну – 31.
Имри:
«Если бы несколько лет назад мне кто-то сказал, что на звонке в мою квартиру появится имя Мохаммед, а на автоответчике — запись: «Вы позвонили Имри Калманну и Мохаммеду Вари», я бы не поверил. Имя Мохаммед — символ мусульманства. Имя пророка, за которого расстреляли редакцию Charlie Ebdo. Самое распространенное имя в арабском мире, да и в Израиле тоже — среди арабов. Но когда Мохаммед появился в моей жизни, стало понятно, что это серьезно. Мы проводили все свободное время вместе. Назначить встречу со мной значило увидеться и с Мохаммедом».
Когда Имри впервые озвучил имя своего нового бойфренда родным, реакция была настороженной, однако после личного знакомства с Мохаммедом их опасения развеялись. Имри представил Мохаммеда не только израильским родственникам, но и тем, кто живет в Голландии и Штатах: все единодушно заявили, что пара смотрится чудесно. А бабушка из Амстердама даже затребовала их совместную фотографию для своей коллекции портретов внуков и правнуков.
Коллеги Имри приняли его выбор не так легко: Имри Калманн – член израильской ЛГБТ-организации Aguda и партии Meretz. В Израиле арабо-еврейская пара вызывает особый интерес. Мнения избирателей расходятся: кто-то относится к такому союзу позитивно, видя в нем символ мира, единения и перемен, а кто-то видит в нем предательство.
«Мысли о публичности и ее влиянии на нашу личную жизнь меня беспокоят», – признается Имри. – «Как, например, мы будем воспринимать поток разнозаряженных мнений, и насколько они побеспокоят наш семейный быт? Пока что справляемся. На данном этапе разница культур нас только обогащает».
Различия в обычаях и взглядах на жизнь вполне ощутимы, но пара старается находить компромиссы.
«Несколько дней назад мы сыграли свадьбу. Я хотел надеть на церемонию ермолку, но Мохаммеду идея не понравилась. Поэтому я положил ее в карман — было достаточно, что она при мне. Как-то я захотел повесить мезузу (свиток пергамента из кожи кошерного животного с литургическим текстом Шма) при входе в нашу квартиру, но Мохаммеду этот обряд чужд. В итоге мы вставили внутрь свитка нашу совместную фотографию — и мезуза превратилась из религиозного обряда в символ нашей любви», – рассказывает Имри.
К арабо-израильскому конфликту и его реалиям парни тоже относятся по-разному. К примеру, пограничная полиция Израиля – Магав – символ защиты и безопасности для Имри, а вот у Мохаммеда сама форма бойцов Магав вызывает болезненные ассоциации.
Имри говорит и думает на иврите и голландском, однако намерен выучить арабский – он хочет понимать язык, на котором его любимый человек общается с семьей и друзьями. «В ближайшем будущем у нас появятся дети, и они будут билингвы — мне важно их понимать», – говорит он.
По словам Имри, в Израиле арабы – дискриминированная группа, а ситуация с мусульманами-геями особенно щепетильна. В Тель-Авиве около двадцати гей-баров, и лишь один из них – арабский. Из 25 израильских ЛГБТ-организаций арабами создана только одна. Однако изменения к лучшему все-таки есть. К примеру, недавно Мохаммед стал первым арабом, который был избран в совет руководителей израильской ЛГБТ-организации Aguda. «В обществе определенно существует тенденция на сближение, – уверен Имри Калманн, – «Мы — яркий тому пример».
Мохаммед:
«Я вырос в Иерусалиме: ходил в арабские школу и детский сад. Все члены моей семьи — граждане Израиля. Это редкая привилегия: у большинства только вид на жительство без права участия в парламентских выборах. В повседневной жизни арабы и евреи взаимодействуют редко».
В 15 лет Мохаммед стал одним из участников программы MEET (израильская организация The Middle East Entrepreneurs of Tomorrow – «Ближневосточные предприниматели будущего»), в рамках которой проводились совместные занятия для арабских и еврейских студентов на тему бизнеса и технологий. Впервые в жизни Мохаммеда его соседями по парте стали евреи.
«Обычные одноклассники, с которыми ходишь на ланч, болтаешь и обсуждаешь программирование», – делится Мохаммед. – «Это был потрясающий опыт: стереотипы и ненависть возникают вместе с местоимением «они», которое идет рука об руку с «другие». На личном уровне появляется «ты», через которое проще увидеть индивидуальность и найти точки соприкосновения».
В 2010 году Мохаммед переехал из Иерусалима в Тель-Авив, и это сильно переменило его жизнь: теперь большая часть его друзей и коллег – евреи, и говорит он в основном на иврите.
И все же Мохаммед постоянно сталкивается с дискриминацией арабов в израильском обществе. К примеру, однажды он решил поработать официантом, чтобы отдохнуть от программирования, однако работу найти не смог: желание работодателей принять его рассеивалось, стоило Мохаммеду назвать свое арабское имя. Каждый раз, когда он покидает пределы страны, в аэропорту его ждет строжайший досмотр и допрос с пристрастием от пограничников. Однако он предпочитает не жаловаться, а учиться, работать и выстраивать свою жизнь так, чтобы чувствовать себя в израильском обществе благополучно.
В арабском окружении Мохаммеда открытых геев не было, информация о гомосексуальности тоже отсутствовала. Поэтому парень долгое время был уверен, что он – единственный в мире мусульманин-гей, и лишь потом осознал, что среди арабов геев не меньше, чем в других народах, но людям страшно в этом признаться.
Переехав в Тель-Авив, Мохаммед начал общаться с ЛГБТ-тусовкой, ходить в гей-клубы, участвовать в парадах. Имри он увидел на ЛГБТ-параде в 2015 году – тот танцевал на грузовике. Благодаря общему знакомому Мохаммед нашел Имри в фейсбуке, и они начали общаться.
Камин-аут перед родителями Мохаммед совершил полгода назад – и они проявили куда меньше понимания, чем семейство Имри.
«Мама сказала, что ее не интересует религия моего партнера, а вот пол — очень, – рассказывает Мохаммед. – «Отец со мной больше не разговаривает, с мамой я изредка созваниваюсь. Они видели фотографии Имри, и я стараюсь рассказывать маме про наши отношения; встречаться с ним они пока не готовы. Из всех моих родственников на нашей свадьбе присутствовал только брат. Он выполняет роль посредника между мной и семьей. Надежды я не теряю: однажды они увидят, как я счастлив, у нас с Имри появятся дети — и тогда, я надеюсь, они нас примут».
