Признана матерью посмертно
История, которую нельзя читать без слез. О любви, смерти и жизни, материнстве и стойкости перед лицом горя – и о черствости государственной системы. “Когда Нури вырастет, она узнает, что мама Яэль признавала ее и хотела, чтобы она была ее дочерью. Важен и экономический аспект. Яэль не успела внести изменения в свою пенсионную программу, в фонд повышения квалификации, добавить в качестве наследника еще одного ребенка”…
Эта история потрясла израильское ЛГБТ-сообщество. Никто не остался равнодушен. Эта история трагична не только из-за особенно печальных обстоятельств, ей сопутствовавших, но и потому, что ярко высветила те тревоги и страхи, которые сопровожают тысячи однополых семей, статус которых государство Израиль отказывается узаконить.
39-летняя Яэль (Belly) Леви-Хазан была университетской преподавательницей, исследовательницей, переводчицей, известной персоной в академических кругах и ЛГБТ-общине. С 1998 года она жила в Беэр-Шеве и считалась одной из основательниц ЛГБТ-сообщества на юге страны. Дом Яэль и ее супруги, Омры Леви-Хазан, социальной работницы, был местом притяжения для многих ЛГБТ-людей, переехавших на израильский юг и нуждавшихся в помощи и участии. Все, кто сталкивался с этими женщинами, не могли в них не влюбиться – начиная с бедуинов-владельцев квартиры и заканчивая соседями по беэршевскому кварталу Далет, где пара жила некоторое время. И это несмотря на все стереотипы в отношении консервативных жителей израильской провинции.
В октябре 2017 года они переехали в новый дом в квартале Нахаль-Ашан в Беэр-Шеве – вместе со своим сыном Мааяном, которого тремя годами ранее родила Яэль. В конце того же месяца Омра родила девочку, названную Нури. В ночь с 30 ноября на 1 декабря, всего через пять недель после рождения Нури, Яэль погибла в дорожной аварии на 431-м шосссе. Она ехала к матери, чтобы сопровождать ее на медицинскую проверку. Омра осталась одна с двумя маленькими детьми, без супруги, с которой прожила десять последних лет.
35-летняя Омра рассказывает, что той же ночью, сразу после того, как мать Яэли сообщила ей по телефону о самом страшном (если бы речь шла об “обычной” паре, то Омру немедленно оповестили бы соответствующие службы), она приняла решение, что, несмотря на всю боль, она продолжит жить, вырастит детей и не даст им остаться одним. “Я знала, насколько дети были важны для Яэль”.
Омра приготовила Мааяну традиционную коробочку с едой для детского сада — с овощами и фруктами (так они с Яэль делали каждое утро), она даже сфотографировала эту коробку – когда Мааян вырастет, она сможет рассказать ему, что жизнь продолжается и после трагических событий. В день похорон Яэль она отнесла маленькую Нури на прививку. “Я словно слышала ее голос: да, моя дорогая, меня здесь больше нет, но Нури нужно сделать прививку, и ты должна позаботиться об этом”.
Это история о невероятных душевных силах и об удивительной отзывчивости ЛГБТ-сообщества, готовности помочь тем, кто оказался в беде. Знакомые и незнакомые люди помогали Яэль в эти тяжелые дни: во время траура, когда нужно было присмотреть за детьми или выгулять собаку. Но это также и история о черствости государства, которое задвигает однополые семьи на задворки закона. Это история о сизифовой борьбе в суде за элементарные права. Государственная система воздвигает трудности перед однополыми семьями даже в самые трагические для них дни. Омра вступила в эту борьбу в период, когда потеряла самого близкого человека и осталась одна с двумя маленькими детьми.
Недавно, год спустя после трагедии, борьба Омры увенчалась успехом. Суд принял ее требование и постановил, что Нури будет признана дочерью Яэль посредством акта усыновления, утвержденного уже после ее гибели. Впервые в Израиле лесбийская женщина была признана матерью после своей смерти. Маленькая Нури получила право стать наследницей Яэль, в ее документах будут фигурировать две матери. Омра также получила право доступа к финансовым сбережениям погибшей супруги, что позволит ей использовать эти средства для обеспечения детей.
Не знала, что ей нравятся женщины
Яэль и Омра познакомились 11 лет назад в университете имени Бен-Гуриона. 29-летняя Яэль преподавала в этом учебном заведении, а также занималась литературоведческими и гендерными исследованиями. К тому времени она была хорошо известна в ЛГБТ-сообществе. Омре было 24 года и, по ее словам, она “не знала, что ее нравятся женщины”. “Еще на первом курсе я обратила внимание на Яэль, ее было невозможно не заметить – высокая, с короткой стрижкой, такой мускулинный облик. Мне ужасно нравился тот факт, что в университете работает лесбийская женщина-преподавательница. Когда же я стала учиться в ее группе, меня покорила манера ее преподавания. Я не сразу поняла, что просто влюблена в нее”. Спустя некоторое время скончался отец Яэль. “Я вместе с двумя студентками поехала к Яэль, чтобы выразить соболезнования. Позднее, когда мы курили вместе возле дома, Яэль рассказала, что рассталась с подругой. Разве ты не видишь, что я больше не ношу кольцо, спросила она”.
К концу семестра они стали хорошими подругами. “Мы вели беседы ночи напролет”. В конечном итоге, несколько месяцев спустя, они стали парой. Вначале Омра скрывала эту связь от соблюдающей религиозные традиции семьи, несмотря на то, что ее собственная сестра совершила камин-аут несколькими годами ранее и растит детей со своей женой. “В моей жизни присутствовал огромный контраст: с одной стороны, у меня была потрясающая любовь, я возвращалась домой счастливой, но при этом не могла рассказать об этом родителям. Мама догадывалась, что со мной происходит что-то хорошее, и не могла понять, почему я не рассказываю ей о том, что я с кем-то встречаюсь. Яэль была известной персоной в ЛГБТ-общине и боялась, что из-за меня ей придется вернуться в “чулан”. Но у меня не было намерений поступать подобным образом, поскольку я гордилась нашими отношениями. В конце концов, уже после того, как мы стали жить вместе, я рассказала обо всем матери. Та отреагировала на это очень болезненно.
— Разве она не видела, что у твоей сестры все работает отлично, и что не так страшен черт?
“Именно об этом все меня спрашивают. Ведь когда становится ясно, что речь идет не о проблематичных, а просто о других отношениях, то у родиелей, по идее, не должно быть проблемы с гомосексуальными детьми. Но моей матери было тяжело с этим. Вначале она не хотела приходить к нам, но я боролась за то, чтобы сохранить с ней отношения. Мы также прошли семейный курс у психолога в связи с этим. Однажды, когда родители ехали в Эйлат из Ришон ле-Циона (там они живут), они решили остановиться у нас на одну ночь. Мама познакомилась с Яэль. А в Яэль влюблялись все, кто с ней сталкивался. Это произошло и с моей мамой”.
На поминальной церемонии по случаю годовщины со дня гибели Яэль, проходившей на секулярном кладбище Беэр-Шевы “Менуха нехона”, среди различных людей из ЛГБТ-общины выделялась женщина с покрытой головой, стоявшая совсем рядом с могилой. В конце церемонии она склонилась и поцеловала надгробную плиту. Это была мать Омры. Омра рассказывает, что сегодня, когда она встречается с новой женщиной, матери тяжело видеть рядом с ней кого-либо вместо Яэль.
Последний поцелуй
Вечером 30 ноября Яэль участвовала в церемонии открытия общиного ЛГБТ-дома в Беэр-Шеве, в ходе которой прочла переведенное ею стихотворение. Она не хотела отказываться от учасия в столь важном мероприятии сообщества, несмотря на то, что планировала ехать ночью в Тель-Авив, чтобы сопровождать мать на медицинскую проверку. Общинное меропрития было важным для Омры и Яэль, и поэтому прибыли на церемонию в полном семейном составе — с Мааяном и Нури.
— Ты пыталась убедить ее не ехать к матери той ночью?
“Я беспокоилась, ощущала тревогу в связи с этой поездкой. Ее мать, Цвия, тоже не хотела, чтобы она ехала. Она планировала отдохнуть у матери пару часов, а затем вернуться домой, чтобы отвезти Мааяна в садик — утром в пятницу. Я не опасалась в связи с поездкой в Тель-Авив, меня пугал обратный путь. Я сказала ей, оставь мне машину, сядь на поезд, я отвезу Мааяна в садик сама. Она ответила, ты не можешь вести машину с младенцем на руках”.
Омра смирилась с тем, что Яэль твердо решила вести машину в Тель-Авив. “Когда она выходила из дома, я поцеловала ее на пороге. Как раз в этот момент мимо проходила соседка с верхнего этажа. Яэль это смутило. Я сказала ей, секунду, дождалась, пока соседка спустится вниз и поцеловала ее еще раз. И сказала ей последние в нашей жизни слова: “Мне будет тебя не хватать ночью”. Не занимайся бельем, ответила мне Яэль, я вернусь и все сложу сама. Просто иди спать. Когда за ней закрылась дверь, я почувствовала прилив энергии, мне захотелось преподнести ей сюрприз. Она вернется утром, а белье аккуратно разложено, посуда вымыта. Мне хотелось показать ей, что все заботы о доме не лежат лишь на ней одной. Так было всегда: мы стремились заботиться друг о друге. Пока я занималась домашними делами, меня посетила пугающая мысль: если позвонит Цвия, значит, что-то случилось. Но я тут же отбросила эту мысль. Может быть, именно в этот момент и произошла авария”.
“И вот я раскладываю белье и чувствую, как вибрирует телефон (с тех пор я никогда больше не отключаю звук). Наверное, это Яэль, сказала я себе. Но зачем она звонит, тут же спросила я себя. Она же знает, что в это время я должна спать, она бы не звонила, а просто отправила сообщение. И вдруг я вижу на экране имя – Цвия”.
Цвия сообщила Омре, что Яэль к ней не приехала, и что дочь не отвечает на звонки. Омра, обнаружившая на новостных сайтах сообщение о дорожной аварии на 431-м шоссе, стала звонить в больницы, чтобы выяснить, является ли Яэль одной из жертв этой аварии. В больницах ей сообщили, что Яэль не числится в списках поступивших в приемный покой. Омра позвала двух подруг, чтобы они провели с ней эту тяжелую ночь. Мать Яэль поехала в одно из отделений тель-авивской полиции, чтобы подать жалобу об исчезновении дочери и получить какую-либо информацию. Сотрудники полиции приехали и к Омре, чтобы взять показания. “Мы с подругами ждали известий, атмосфера в доме была относительно спокойной, мы были уверены, что Яэль вот-вот объявится. И вдруг я сказала Ротем, подруге, я волнуюсь. Я тоже, ответила Ротем, но все же уверена, что Яэль скоро вернется и получит по голове за то, что заставила нас волноваться.
Что происходит, спросила я подруг. Здесь побывали полицейские, но с тех пор от них не поступило никакой информации. Я позвонила в полицию и сказала: “Послушайте, моя супруга выехала из дома и не добралась до пункта назначения. Я хочу знать, что произошло?” Меня перевели к диспетчеру. Через некоторое время мне позвонили и предложили связаться с матерью Яэль. Я обрадовалась, так как подумала, что жена нашлась”.
Омра позвонила матери Яэль, будучи уверенной, что у этой истории будет счастливый конец. “Когда Цвия ответила, я спросила, что случилось, где Яэль? Я поговорю с тобой, когда вернусь домой, сказала Цвия. Нет, говори сейчас, закричала я. Воцарилась пауза. Яэль больше нет, ответила ее мать”.
Страшную весть Цвие принесли офицер полиции, отвечающий за опознание жертв происшествий, и социальная работница, согласно установленному в правоохранительных учреждениях порядку. Цвия попросила, чтобы ее отвезли к Омре, в Беэр-Шеву. Однако ей было сказано, что, поскольку Омра также подала жалобу в полицию и пытается, выяснить, что произошло, Цвие стоит самой сообщить ей о произошедшем – прежде, чем она узнает об этом от кого-либо другого.
“Я спросила офицера, милого мужчину, посетившего наш дом во время траура, почему они не приехали ко мне и не сообщили о гибели моей супруги? Если бы Яэль была мужчиной, если бы мы жили в нормальном государстве, то представители полиции наверняка пришли бы ко мне – так же, как они пришли к ее матери. Ко мне бы пришла и социальная работница, чтобы помочь справиться с произошедшим. Офицер ответил мне, что в реестре МВД Яэль числится незамужней, поэтому полиция обратилась только к матери. Но в том же реестре мы обе зарегистрированы, как матери Мааяна. Неужели это трудно было проверить?”
— Когда Мааян проснулся утром, он спросил, где Яэль?
“Конечно. Я сказала ему, что мама Яэль поехала к бабушке Цвие, чтобы отвезти ее на проверку. И все. Я не сказал ему, когда мы увидем ее снова. Потом я пела с ним его любимые песни, уже зная, что произошло… Я не хотела пугать ребенка. Мне было очень больно за него: я отправляю его в садик, а он думает, что все в порядке… В какой-то степени я чувствовала, что обманываю его, ведь я всегда стралась говорить правду. Мы рассказывали ему обо всем – пусть даже в соответствующей его возрасту форме. Было странно, что я, в общем-то, его обманываю.
— Ты рассказываешь Нури про Яэль?
“Да. Когда Яэль погибла, мне было важно, чтобы Мааян узнал об этом раньше, чем Нури. Ведь он старше. Помню, что, пеленая Нури, произнесла: Нури, мама Яэль погибла. Я сказала ей, что это мне больно и грустно, и что я позабочусь о том, чтобы мы помнили о ней всегда. Я действительно все это произнесла, пеленая грудного ребенка”.
Если с одной из вас что-нибудь произойдет
Яэль погибла вскоре после того, как подписала просьбу об удочерении Нури и договор о супружестве с Омрой. Сотрудница службы национального страхования посоветовала женщинам составить такой договор, когда Омра пришла за получением декретного пособия. Это произошло всего за две недели до трагедии. Сотрудница нацстраха разъяснила, что такого рода договор жизненно важен. “Если с одной из вас что-нибудь произойдет”. После того, как за два года до этого Омра усыновила Мааяна, ей казалось, что удочерение Нури ее супругой будет достаточно простым. Но оказалось, что наряду с шоком, трауром, горем ей придется преодолевать бюрократическую волокиту, вызванную тем, что государство не признает семейные ячейки, подобные той, которую она создала с Яэль.
— Почему в свое время вы избрали стандартный процесс усыновления Мааяна? Сегодня это считается проблематичным, устаревшим вариантом по сравнению с прецедентным распоряжением о признании родительства?
“Мы выбрали усыновление по экономическим причинам. Мы очень продуманно подошли к вопросу, рассчитав финансовые затраты на много лет вперед. До такой степени, что серьезно рассуждали о том, что дети будут учиться бесплатно в университете, поскольку у Яэль к тому времени будет постоянная позиция. Мы оплатили лишь открытие дела об усыновлении, сэкономив на адвокатах и тому подобном. Эти деньги мы хотели оставить детям, на их будущие нужды. С Мааяном процесс несколько затянулся. С Нури мы планировали сделать все гораздо быстрее. Это просто удача, что Яэль успела подписать просьбу об усыновлении и договор о супружестве за полторы недели до своей гибели”.
Короткое время спустя после траурной недели адвокат Михаль Эден, специализирующаяся на судебном представительстве ЛГБТ-граждан, обратилась к Омре и предложила ей свои услуги бесплатно. Эден, имеющая немалый опыт в подобного рода тяжбах, хорошо представляла себе, что ждет молодую вдову. До сих пор не было ни одного прецедента, когда лесбийская женщина была бы признана матерью небиологического ребенка после своей смерти.
“Михаль подала прошение о признании родительства в Беэр-Шевский суд по семейным вопросам. Это более соотвествующая ситуации процедура. Михаль также хотела, чтобы я была избавлена от посещений представителей социальной службы. Но главной целью была попытка добиться ретроактивного признания. Нам было важно, чтобы Нури была признана дочерью Яэль с момента своего рождения”.
— Почему это так важно?
“Прежде всего, чтобы ситуация соответствовала реальности. Но и эмоциональный момент имеет значение. Когда Нури вырастет, она узнает, что мама Яэль признавала ее и хотела, чтобы она была ее дочерью. Важен и экономический аспект. Яэль не успела внести изменения в свою пенсионную программу, в фонд повышения квалификации, добавить в качестве наследника еще одного ребенка. Наследниками были только я и Мааян. Нури, с точки зрения закона, таковой не считалась”.
Излишне упоминать, но все-таки: Омра не была бы вынуждена стоять перед всеми этими сложностями, если бы речь шла о гетеросексуальной семье. Или в том случае, если бы матери в однополых семьх автоматически регистрировались бы в качестве таковых сразу после рождения их небиологических детей (государство выступает против этого, данная проблема обсуждается в эти дни в судебных инстанциях).
Несмотря на трагические обстоятельства, несмотря на то, что социальные службы и суд по семейным вопросам, утвердивший в свое время усыновление Мааяна, были знакомы с этой парой, государство выступило против распоряжения о совместном родительстве. Среди прочего еще и потому, что Яэль подписала незадолго до своей гибели просьбу об удочерении Нури. Поскольку Омра хотела завершить этот процесс, как можно быстрее, адвокат Эден предложила ретроактивное признание удочерения – и государство дало на это согласие.
“Я пришла на первое судебное заседание, была очень взволнована. Помню, что сказала подругам, сегодня Нури будет записана дочерью Яэль. Наконец это произойдет. И вдруг судья говорит: “Я бы хотел знать, какова позиция родителей Яэль. Я ответила, что ее отец умер, а мать считает Нури своей внучкой и сразу после ее рождения открыла для нее сберегательную программу. Мы приезжаем к ней в гости каждые две недели, у меня с ней прекрасные отношения. Но судья потребовал согласия Цвии, чтобы она к тому же пришла в суд. Я сказала, что она не выходит из дома по состоянию здоровья. Судья предложил Цвие подписать нотариально заверенную декларацию. И это после всего того, что она пережила. После этого судья заявляет, что мое нежелание следовать его просьбе, наводит на подозрения, что я что-то скрываю… Я встала и заявила, господин судья, вы оскорбляете меня. Из-за того, что вы не утверждаете удочерение, мы не можем подать просьбу о наследовании. Это наносит удар по благосостоянию детей”.
— Ты ожидала подобного отношения со стороны государства и судебной системы?
“Не то, чтобы я ожидала, что после гибели Яэль мне утвердят все без проверок. Но я ждала определенного понимания. Я чувствовала пренебрежительное отношение к такой, как у меня, семье, не гетеронормативной семье. Более того, речь шла о трагических обстоятельствах, о двух маленьких детях, зависящих от признания инстанциями реальности, в которой они родились и живут”.
Михаль Эден отправилась в Тель-Авив, чтобы получить подпись Цвии. Но и тогда Омре пришлось ждать судебного постановления об удочерении, которое обычно выдается на месте. Судья заявил, что речь идет об “уникальном случае”. Постановление было получено в июле – семь месяцев спустя после гибели Яэль и полгода спустя после подачи просьбы.
После того, как было получено постановление, Омра столкнулась с проблемой наследования. Это также связано с типом ее семьи. Ей было сказано, что, поскольку в законе ничего не говорится о семье, состоящей из двух женщин, то следует перенести решение вопроса – вновь – в судебную инстанцию. Спустя полтора года после гибели Яэль Омра все еще не имеет доступа к наследству. В канун публикации этой статьи стало известно, что суд наконец принял решение по наследству в пользу Омры.
* * *
Сегодня Омра занимает должность социального работника в общинном ЛГБТ-доме в Беэр-Шеве и продолжает учебу в институте Баркаи. “Мне было важно, чтобы Мааян понял: жизнь продолжается, мама учится, все в порядке. Недавно у Омры появилась новая любовь. Хани, ее новая спутница, тоже была студенткой Яэль. Вместе с ней она работала над переводами поэтессы Пэт Паркер. Дети прекрасно относятся к Хани, говорит Омра. Мы вспоминаем о Яэль, говорим о ней. Мы были на ее могиле. Мы всегда будем помнить о ней.
