«Назвала извращенкой и начала душить»: рассказ лесбийской пары, переехавшей в Германию из России из-за преследования ЛГБТ
Проблемы с родителями, оскорбления в полиции, «геи-педофилы» по телевизору — и медовый месяц в лагере для беженцев.
Действующий с 2013 года закон о запрете «пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений» среди несовершеннолетних в России способствовал росту гомофобии. Именно власти подогревают негативные эмоции россиян к гомосексуалам, отмечал правозащитный центр «Сова», о росте насилия на этой почве в 2020 году. А компания Hello Move, помогающая россиянам получить рабочую визу или вид на жительство в Европе, , что чаще всего за консультациями обращаются представители ЛГБТ и оппозиционеры.
Женя и Настя в 2015 году уехали из России в Германию с двухгодовалым сыном. Девушки рассказали TJ, как решились рожать в России, что довело их до эмиграции и как живётся в чужой стране.
«Мы поборники всего свободного»: семейные ЛГБТ-ценности
Настя: Я осознала ориентацию в раннем возрасте. Но в детстве не сталкивалась с гомофобией, хоть и жила в деревне. Мои родители вполне нормально восприняли и были адекватны в этом плане. Жене же повезло меньше. После каминг-аута был полный набор: и скандалы, и психолог, и замуж выдать пытались. Но мы не сдавались и пытались доказать, что наш выбор — быть вместе.
Посмотреть эту публикацию в Instagram
В 2011 году я заговорила о ребёнке и постепенно убедила Женю, что это реально. Выяснили, что можно сделать искусственное оплодотворение в домашних условиях. Для этого нужно найти донора, который бы приезжал в дни овуляции и давал сперму.
Биологическим отцом стал наш с женой друг. Дети знают его, смотрят фотографии в соцсетях, в курсе, где он живет в России и кем работает. Но сейчас у него нелёгкий период в жизни, плюс он достаточно закрытый человек, поэтому они не контактируют. Но если Эмма с Эмилем когда-нибудь захотят встретиться и общаться с отцом, разумеется, мы не будем против.
На все консультации для беременных мы с Женей ходили вместе и рожали тоже. Врачи относились нормально. Порой встречали даже позитивную гомофобию. Например, в роддоме нам восторженно говорили: «Ой, вы у нас такие первые особенные!» Или, допустим, мужчинам не разрешали задерживаться в палате у своих жён, а меня не выгоняли.
Родственники были против, чтобы мы заводили детей. А когда отрицать было уже нечего, так как Женя была беременна, её родители долго находились в ступоре. На тот момент у них ещё не пришло до конца понимание, что нужно принять нас как есть. Мы старались наладить контакт, ведь хотели цельную семью, чтобы дома ребёнку не говорили одно, а у бабушки с дедушкой другое.
Иногда приходилось идти на уступки. Родители жены очень страдали, что она взяла мою фамилию, поэтому дали сыну отчество отца Жени. Это, опять же, гомофобный момент, ведь, если бы я была мужчиной, таких обид бы не было.
Но самая напряжённая ситуация была, когда рождалась дочь. Мы боялись, что родители жены могут её не принять, ведь это не их биологическая внучка. Человеку требуется большое количество рефлексии для осознания, что не кровь делает семью. Но как только они увидели Эмму, всё встало на свои места.
Посмотреть эту публикацию в Instagram
Со временем осталось только самое важное, что было между людьми, — любовь. Женя с родителями всегда была близка. По моим наблюдениям, им помогло только то, что они друг другу сильно привязаны и дороже их отношений ничего нет.
«В полиции назвали „п********и“»: эмиграция
Настя: Когда мы с Женей начали встречаться в 2008 году, сразу обговорили и решили: мы не плохие и не виноваты, что общество нас не принимает. Не хотелось вечно бояться, поэтому уверенно вели себя на публике, не скрывались. Особенно сильно с гомофобией не сталкивались, а если и да, то это не доходило до чего-то серьёзного в первое время.
Однако пришлось уехать из России, поскольку после принятия «закона о гей-пропаганде» в 2013 году ситуация ухудшилась. Мы участвовали в протестных акциях, «радужных флешмобах», выражали своё несогласие. Этот год стал переломным, потому что за законом последовала активная агрессия со стороны общества. Полиция бездействовала, когда, например, на флешмобе били 14-летнюю девушку.
Этим законом людям будто дали зелёный свет на то, что можно безнаказанно выражать агрессию по отношению к ЛГБТ-сообществу.
Но радикально изменил отношение общества к гомосексуалам не столько введённый закон, сколько его пропаганда в СМИ. Ведь именно с тех лет пошли высказывания о том, что однополые пары — зло и подбивают традиционные устои России. Тогда же начали показывать ТВ-передачи с псевдоисториями, где геи-педофилы насилуют детей. И сейчас эта волна нисколько не спала, согласно отчётам «[Российской] ЛГБТ-сети».
Наш сын родился как раз в 2013 году. Мы уехали, потому что боялись агрессии по отношению к нам и к ребёнку. Нашу машину во дворе регулярно царапали гвоздями, спускали шины. Однажды на жену в подъезде напала неизвестная и, назвав извращенкой, начала душить. С Женей была собака, которая начала лаять. Я её услышала и прибежала на помощь. В полиции нас назвали «п********и» и сказали, что мы ничего не докажем. Это не то, из-за чего уехали, но одно из происшествий в цепочке. Паззл сложился, и пришло осознание, что дальше ждать нельзя.
Посмотреть эту публикацию в Instagram
Изначально мы не планировали уезжать из России и не понимали, зачем это делают другие однополые пары. Глупо думать, что в какой-то стране вообще нет проблем, поэтому мы считали позицию, что у соседа трава зеленее, странной. Да, уровень в гомофобии в Европе не такой, как в России, но она есть — просто скрытая.
Поэтому если бы не ввели такой дискриминирующий закон, мы бы были в России до сих пор. Нам нормально жилось с точки зрения жизненного устройства. Но плохо, с другой стороны, ведь каждый день приходилось бороться за право просто быть собой.
Медовый месяц в лагерях для беженцев
Настя: Когда в 2015 году встал вопрос о бегстве, надо было действовать быстро. Написав в одну из групп поддержки, получили контакты людей, которые сказали: «Давайте работать».
Нас постоянно отправляли к разным людям, большинство из которых мы не знали. Например, за три дня до вылета нам позвонили: «По приезде в Берлин берите такси и приезжайте, остановитесь у нас». На наш ответ «Но мы же вас не знаем» ответ был: «А это неважно».
Какой-то определённой системы эмиграции не было. Просто мы писали одним, нас пересылали к другим. Даже сейчас читатели просят в директе о помощи, и мы отправляем к знакомым, или в «Российскую ЛГБТ-сеть», или в организацию «Выход». Они не оказывают услуги эмиграции, но всегда подскажут, что делать. Кто ищет помощь — находит.
Первым делом по прилёте в Берлин мы отправились в Данию, чтобы расписаться. В Германии заключать брак можно резидентам, но список документов очень большой и правила везде разные. Был страх, что нас могут разлучить, ведь юридически мы были друг другу никем. Наша свадьба — самый большой квест в моей жизни. Мы были разбиты и делали всё на автопилоте.
В один момент англоговорящая женщина, регистрировавшая нас, заподозрила, что Женя не знает язык, а чтобы заключить брак, оба человека должны всё понимать. Тогда стало страшно, но я быстро спохватилась и сказала, что она просто сильно волнуется. Поэтому хотим отпраздновать по-человечески свадьбу ещё раз, без стресса.
Запрос на политическое убежище подали спустя неделю после приезда в Германию, поэтому медовый месяц провели в лагерях для беженцев. На тот момент условия были ужасные. Помимо того, что с нами был двухлетний сын, который просился домой, я была беременна. Пробыли в лагере около двух недель, но точного необходимого срока пребывания там назвать нельзя. Зависит от того, в какой ты ситуации. Эта система не будет работать с двумя людьми одинаково.
Многих отправляют назад, когда не находят оснований (для предоставления убежища — прим. TJ). Решение зависит от субъективного мнения одного человека. Иногда требуются выписки, доказательства через суд, что ты заслуживаешь права просить политическое убежище. В нашем случае до этого не дошло. Мы прошли интервью с психологически подготовленным человеком, где было понятно, что не врём.
Чтобы претендовать на гражданство, человек должен освоить интеграционный курс по знанию языка на уровень В1, а также сдать экзамен по истории и законам Германии. Дальше решаешь сам, продолжать интегрироваться или нет. Но всё взаимосвязано: чтобы получить гражданство — нужно работать, а для этого придётся интегрироваться.
Также для получения гражданства нужно пробыть в Германии 6 лет, но нужен ещё и постоянный вид на жительство. Мы можем его получить, но тогда придётся полностью себя обеспечивать. А пока нет работы, у нас временный вид на жительство. И нельзя забывать, что каждый раз он может быть продлён или нет.
Посмотреть эту публикацию в Instagram
Говорят, что местные не любят беженцев, так как они живут за счёт налогоплательщиков. Но в большинстве своём немцы — толерантные люди. А высказывания подобного рода слышала только из уст русскоязычных людей. Местные понимают, что за счёт налогоплательщиков в Германии живут все — и пенсионеры, и мигранты, и студенты. Это социальное государство с высокой системой налогообложения. Но когда людям требуется помощь, налоги покрывают многие сферы жизни. Беженцы же получают необходимый для поддержания жизни прожиточный минимум.
Я много раз сталкивалась с высказываниями по типу: «Вот когда вас выпнут работать, поймёте, каково это — отрывать от сердца кусок зарплаты». Но меня не устраивает перспектива сидеть всю жизнь без работы. Сейчас, например, мы с женой учим немецкий язык, потому что хотим скорее пойти в университет. Мы юристы, и, к сожалению, эта профессия не позволяет нам работать в Германии.
Многим кажется, что беженство — лёгкий путь к хорошей жизни. Зачастую нам приходилось слышать после слов, что мы беженцы: «О, круто, тоже хочу». Так и начинается поток людей, которые приезжают, не зная, зачем. Таких отправляют обратно. В Германии есть много иммиграционных программ, которые можно реализовать. Беженство — крайний вариант.
На мой взгляд, приехать сюда учиться проще всего. Это наиболее выгодный путь, потому что у студентов много плюшек. Образование в Германии бесплатное. Нужно заплатить только студенческий взнос, чтобы дали проездной, учебные материалы, возможность питаться в столовой. Самое главное — знать английский или немецкий язык.
Плюс беженства один — это то, что ты уезжаешь из опасной обстановки в безопасную.
В остальном же этот способ эмиграции сложнее. Ты приезжаешь с нулевым знанием языка. Неизвестно, подойдёт или нет профессия. Даже если она действительна, её нужно будет подтвердить, что тоже не у всех получается. Найти работу непросто, ведь всегда есть более выгодные соискатели. Ты не знаешь систему этой страны и просто ходишь, ничего не понимая. Это достаточно унизительное положение. Для нас беженство — это просто путь, благодаря которому мы здесь.
«Эмиль знает многое о гендерной идентичности»: детство вдали от родины
Настя: Из-за жизненных обстоятельств у нас получились два абсолютно противоположных ребёнка. Эмма почти не говорит по-немецки, ей не нравится. Эмиль же, когда приехал сюда, не имел выбора, так как у нас ничего не было. На него в два года свалился огромный стресс беженства, чужого языка, ведь даже мамы банально не могли по-немецки спросить, как дела.
Посмотреть эту публикацию в Instagram
В детском саду сын понял: он в чужой среде и нужно учить язык, чтобы приспособиться. По окончании первого класса Эмилю в табеле написали, что он говорит на уровне человека, рождённого в Германии. Сейчас у него нет почти ни одного русскоязычного друга.
А у Эммы наоборот — она притягивает русских людей. Даже в садике нашла русскоговорящих подружек. К рождению дочери мы уже более или менее обустроились. Была уютная квартирка в общежитии — 33 квадратных метра на четверых, зато свои. Там была атмосфера безопасности. Дочери даже с ребятами на улице знакомиться не приходилось, ведь всегда есть старший брат, который сделает всё сам.
Посмотреть эту публикацию в Instagram
Наши дети не задают много вопросов. Точнее, мы скорее опережаем их и рассказываем всё сами. Но если пятилетней Эмме хорошо живётся в своём сказочном мире, то восьмилетний Эмиль — более приземлённый и в курсе всего. Он знает многое о гендерной идентичности, сексуальной ориентации и гомофобии. Не думайте, у нас нет расписания, по которому мы садим его на стул и говорим: «Так, дорогой, сегодня мы говорим о ксенофобии». Просто между делом обсуждаем какие-то вещи.
Сын умён не по годам. Недавно я от него что-то требовала, и он по-немецки мне ответил: «Ты на меня давишь! Ты не имеешь права на меня давить».
«Мы остаёмся гражданами России»
Женя: В январе мы выходили на улицу в поддержку Навального. Несмотря на то, что мы уже давно уехали из России, хочется, чтобы россиянам жилось так же хорошо, как и нам в Германии. Для этого нужно, чтобы власть сменялась, ведь когда власть узурпирована, плохо всем. Как показал политический опыт, неважно, молчишь ты или выходишь, активист или пенсионер — в стране небезопасно всем, чьи взгляды идут вразрез с действующей властью. Поэтому нужно выходить не конкретно за Навального как за наглядный пример репрессий, а за свободу страны и за себя.
Посмотреть эту публикацию в Instagram
Настя: То, что мы в Германии, не значит, что нам безразлично. Мы остаёмся гражданами, ведь родились и выросли в России.
Женя: Когда люди путешествуют, они прозревают, глядя и сопоставляя своими глазами то, как живут другие страны. Но всё равно есть некий порочный круг: богатые люди не хотят ничего менять, потому что их всё устраивает, а у бедных нет веры.
В России нет почвы для инакомыслия, потому что власти это всячески пресекают. Нормативные акты по типу закона о запрете просветительской деятельности без согласия властей — цензура. Пока она есть, не удастся открыть глаза миллионной аудитории.
Настя: Даже наши дети в курсе политической ситуации в России. Недавно Эмма ходила и скандировала: «Путин — вор». Тогда в комментариях, конечно, налетели учителя, которые писали, что нельзя втягивать детей в политику. Конечно, в России же двойные стандарты: за власть можно, против — нельзя.
Раньше сын романтизировал Россию, поскольку хорошо запомнил жизнь до эмиграции. Но сейчас говорит, что не хотел бы жить там, потому что «если нельзя ничего свободно сказать и можно за это попасть в тюрьму, мне бы этого не хотелось».
Настя: Спустя почти шесть лет жизни в Германии понимаем, что мы дома. Что касается России — скучаем по родным в основном. Берёзки не интересуют.
Женя: Иногда мне кажется, что немецкий менталитет стал брать верх, а иногда всё же возвращаешься к истокам. Мы научились адаптироваться и расширять границы сознания, с интересом пускать всё новое в жизнь. Когда приезжаем к друзьям-немцам, с радостью ведём соответствующий культурный образ жизни. А если гостят русские, конечно, у нас и оливье на Новый год будет, и шампанское.
Настя: Будучи мигрантом, нельзя относиться к той или иной культуре. В какой-то мере люди, которые переезжают из одной страны в другую, находятся посерединке. Ты вроде уже не чужой, но ещё не свой. Всё будет зависеть от того, насколько ты сам захочешь интегрироваться. Есть люди, которые прожили в Германии 50 лет и до сих пор бьют кулаком в грудь, говоря: «Мы русские!», а другие здесь несколько лет и даже дома говорят только на немецком.
Женя: Настя постоянно внушает себе, что всё будет плохо. Я не могу с этим совладать. У меня всё иначе: «Поедем на Майорку — заболеем коронавирусом, зато будет естественный иммунитет. Главное — вернуться!» Хочется отвезти детей на Японское море и жить в палатках, как мы делали в молодости. У меня есть свои ностальгические места в России, которые мечтаю показать детям.
«У непросвещённых ломается мозг»: борьба со стереотипами
Женя: Мой Инстаграм-блог — не о политике. Я пишу своё мнение по волнующим вопросам. Остросоциальных тем касаюсь, когда не могу мириться с несправедливостью или если происходят вещи из ряда вон выходящие. Например, убийства геев в Чечне или когда в Петербурге хотели открыть школу для девочек, где бы их учили «быть женщинами» и подчиняться мужчинам.
В основном я просвещаю людей по теме однополых союзов. Многие из моих подписчиков — гетеросексуалы, которые хотят наладить общение с ЛГБТ-детьми. Читая посты, люди признаются, что перестают мыслить гомофобно, и это ценно.
Также периодически пишу про феминизм и бодипозитив. Вокруг немало людей, которые не понимают, зачем нужно принимать своё тело.
Блог — большая мотивация, когда прописываю мысли и получаю 500 комментариев с подобными взглядами — понимаю, что всё не зря. Когда думаешь, что в будущем в мире будет минимальный процент гомофобии, расизма и деструктивного поведения — вдохновляешься.
С некоторыми читателями уже несколько лет поддерживаю связь. Мы как семья, ведь просвещением я занимаюсь в постах, а в сторис делюсь нашими буднями, где мы готовим блинчики или учим уроки. У непросвещённых людей ломается мозг. Они не понимают, где же извращения. А мы просто показываем, что такие же люди, как и гетеросемьи.
Посмотреть эту публикацию в Instagram
Я понимаю, что не все должны быть согласны со мной. Нужно уважать позиции всех. Из этого и рождается толерантность. Однако это не относится к оскорблениям и переходу на личности.
Мы столкнулись уже со всеми стереотипами о гомосексуалах. Но самый распространённый — что кто-то из нас обязательно должен быть мужчиной. Люди просто жить не могут, чтобы не делить мир на мужское и женское. Разработали такую стратегию: можно дискутировать с человеком, который может и умеет это делать. От других проще отгородиться.
Но в этом и есть основная задача нашего блога: мы просто отвечаем на вопросы, ведь думаем, что основная причина гомофобии — недостаток информации. Когда люди узнают ближе и понимают, что мы обычные люди, предрассудки пропадают.
ЛГБТ-россиянам хочется сказать: вы не одни. Мы все друг друга мысленно поддерживаем. Когда-нибудь свобода будет и в России. Но самое главное, пока её ждёшь, жить в моменте. Не ограничивай себя и будь с тем, с кем хочешь. Даже если государство против и приходится врать о своей ориентации, твой любимый человек знает правду и знает тебя. Важно оставаться хотя бы для себя тем, кто ты есть. А если для двух человек и более — это уже победа и твой небольшой мир.
