Как живёт лесбийская пара, которая вместе девятнадцать лет
Елена родилась в деревне в Сибири, вышла замуж, родила двух сыновей и прожила с мужем семнадцать лет. Правда, большую часть времени она встречалась с другими женщинами. Девятнадцать лет назад наша героиня познакомилась с Любовью, и они до сих пор вместе. Елена рассказала нам о том, как приняла свою гомосексуальность, а также о том, как менялись их отношения с Любовью и ситуация для ЛГБТ-сообщества в России.
«Ищу пару»
Лет в двенадцать я поняла, что мне нравятся девочки. Это были 70-е годы, я жила в сибирской деревне, тогда вообще не было никакой информации об ЛГБТ, поэтому я просто считала себя «уродцем» — ни с кем не говорила о том, что со мной происходит. Я понимала, что будет, если я откроюсь маме. Меня могли начать ругать, не пускать на улицу, отвести к врачу. Мне того ребёнка сейчас очень жалко: ей двенадцать, она испуганная, скукоженная, раненая, ей страшно. В шестом классе к нам пришла новая учительница по русскому языку и литературе, а так как это были мои любимые предметы и человек пришёл совершенно не деревенского пошиба — такая классически женственная, красиво одетая, — я влюбилась. В то же время понимала, что нельзя ни словом, ни делом этого показывать. Мы иногда вместе ходили домой, мне было с ней очень интересно. Где-то через год они с мужем уехали, а у меня пошла череда неразделённых влюблённостей — казалось, что в груди болит, а сказать-то никому нельзя. Девочки делились: «Ой, мы с Петькой поцеловались». А я молчала.
Всё это длилось до девятнадцати лет — я выросла, что ли, и уже не так страдала. В двадцать один год вышла замуж, думала: «А вдруг всё пройдёт, и я стану как все». Где-то года через три поняла, что эксперимент вышел неудачным, но деваться было некуда — родились дети. Примерно тогда же у нас появилась газета с объявлениями «Ищу пару». Там публиковались и геи, и лесбиянки. И вот тогда я поняла, что не одна и таких женщин много.
Помню, как первый раз откликнулась на предложение познакомиться. Мне был тридцать один год. Пришла на место, холод был страшный — минус 35 градусов, мы же в Сибири жили. Смотрю — стоит тётенька в полушубке и валенках. Я поняла, что это совсем не моё, хотела мимо пройти, но, думаю, раз уж договорились, будет не по-человечески оставлять её здесь одну. Подошла, поговорили о том о сём. Несмотря на то что женщина мне не понравилась, я была благодарна, что она пришла, потому что это было моё первое в жизни свидание с женщиной. Вдруг она мне сказала: «Я не буду ничего спрашивать, я поняла, что продолжения не будет». «Ну да, не будет», — ответила я, и мы разошлись.
Потом я продолжала искать. Встречалась с хорошими, замечательными женщинами, с которыми было уютно и интересно, но я их не любила. На каждую смотрела и думала: «Ой, она такая же, как я, прелесть какая!» Через некоторое время нашёлся мой человек — я влюбилась, мы встречались два года, но она уехала в Германию. Это было очень болезненно — всё-таки мои первые серьёзные отношения. Мужу я ничего не говорила. Я поставила его на место, которое было удобно мне, — пускай рядом живёт. Прожили как квартиранты семнадцать лет, и ладно. Думаю, детям нужен был отец: я сама росла с многочисленными отчимами и была уверена, что с отцом им будет лучше. Плюс советское воспитание: «Должна!», «Терпи!»
«Открылась дверь — и я поняла, что это моё»
В 2001 году я подала в газету объявление: «Ищу подругу». Мне ответила Люба, мы решили встретиться. Люба до сорока лет жила и просто не понимала, почему она не хочет спать с мужем, испытывала огромное напряжение. Потом случайная встреча — и Люба поняла, кто она. Она жила в глухой деревне, бросила в пакет несколько вещей, взяла детей и переехала в Новосибирск. На первое свидание я пригласила Любу к себе домой, потому что по улицам ходить не хотелось: была холодная зима, а в кафе люди бы уши развесили. Муж был на работе, ребятишки в школе. Люба потом говорила мне: «Открылась дверь — и я поняла, что это моё». Мне она тоже сразу понравилась — и внешне, и душой. Мы сразу легко начали общаться — обе деревенские, простые хорошие люди.
Любовницами мы были два месяца. Всё это время искали квартиру в Новосибирске и машину, чтобы перевезти мои вещи: я решила уйти от мужа. Люба тогда работала практически без выходных, и мы виделись не так часто, как хотелось бы, поэтому надо было быстрее решить бытовые вопросы. Был и ещё один сложный момент: у нас на двоих пятеро детей — у Любы трое и у меня двое. Любины сыновья уже жили отдельно, а дочь Кристина — с ней. Два моих сына, Лёша и Миша, жили со мной. Мужу я ничего не стала объяснять, просто ушла от него, и всё. Ребятишкам сказала, что с тётей Любой живу, потому что одной снимать трёхкомнатную квартиру будет очень дорого. Кристя узнала о наших отношениях ещё в деревне, ей рассказала Люба.
Через два года мы решили купить квартиру. В Новосибирске не получалось, выходило слишком дорого — решили жить в моей родной деревне. И мы поняли, что не можем туда просто приехать. Решили признаться детям, моей маме (Любина мама давно умерла) и сестре. Было тяжеловато. Если бы я была одна, я бы могла рисковать. Но я не имела права на ошибку, потому что воспитывала двоих детей-подростков пятнадцати и четырнадцати лет. Я не могла попробовать второй раз, третий. Поэтому я им сказала: «Я люблю этого человека, буду с ней всю оставшуюся жизнь». Мать причитала: «Ой, да что же это с нами случилось, да за что же нам это, как людям в глаза смотреть!» Тогда я сказала маме: «Сейчас я приведу к тебе женщину, и ты должна с ней будешь жить всю оставшуюся жизнь. Причём не просто жить как соседка, а целоваться и заниматься сексом, делать вид, что ты её любишь и у вас всё прекрасно». Мама разозлилась: «Да что ты такое молотишь?!» Я сказала: «А я вот так семнадцать лет прожила. Не муж меня насиловал — я себя насиловала. Больше я не буду так делать. Дети выросли, теперь я имею право на личное счастье». Столько лет с нелюбимым человеком — это грустно, хотя я и жила как и миллионы других российских женщин, вне зависимости от ориентации. Сестра успокаивала: «Мам, да не переживай, она же не пьёт, не принимает наркотики». Дети промолчали, и я им очень благодарна — они ни разу не предъявили мне претензий. Старший, правда, чуть позже сказал: «Я с вами жить не хочу и не буду», — и ушёл к бабушке. Я это понимаю, детям пришлось тяжело. Представьте, вы живёте в маленькой деревне, где все всех знают. Мой бывший муж каким-то образом узнал о нас, незадолго до признания пробежался по деревне и всем рассказал: «Моя бывшая жена — лесбиянка!» Дети в этом деревенском социуме должны были как-то выживать. Теперь уже они дружат с Любой. Старший прямо уважает её. Младший очень закрытый, даже мне никогда не скажет, что любит, — но по поступкам вижу, что он к ней хорошо относится.
Первый год был самым сложным. Представьте: встретились два сорокалетних человека, у каждой за плечами жизненный багаж, привычки, замужество, причём тянули семью мы, поэтому каждая думала: «Это я всегда права!» И началось веселье. Хотя главенствующую роль мы никогда не делили: Люба сказала, что будет главной, — мне-то какая разница! Ничего, притёрлись друг к другу. Мы прожили в деревне десять лет, потом разменяли жильё — сыновья остались в деревне, а мы уехали в Новосибирск.
В нулевых мы начали узнавать людей из лесби-тусовки. Знакомилась в компаниях. Как-то раз нас пригласили на посиделки для лесбиянок, всё было настолько зашифровано, что мы проходили по спискам. Было где-то тридцать-сорок человек, нас расспрашивали про секреты семейного счастья. Потом в Новосибирске открылись гей-клубы, и мы стали ходить туда. Нам было так кайфово! Приходишь — а там все свои! Не надо прятаться, и атмосфера такая замечательная, семейная. Мы с Любой почувствовали себя свободными. Но уже не хочется: то ли возраст, то ли клубы изменились. Раньше там было не так много людей, около пятидесяти, и очень уютно. А сейчас громкая музыка, непонятные разборки, шум, драки. Ещё вместе с другими девчонками мы ездили на природу, в музеи компанией тридцать-сорок человек. В основном были пары, но одиночки быстро находили партнёршу.
Гомофобия
Я двадцать один год проработала на заводе и предполагаю, что все всё понимали, хотя я никому не рассказывала. Ни разу никто на это не намекнул, не спросил — может, потому что у нас с Любой такой характер железный, а может, народ понимает, что это не их дело. Когда мы уезжали из деревни, соседи плакали. Люди видели: мы долго вместе, детей вырастили, всё при нас и по порядочку, мы не пьём, работаем. Ну приезжают к нам в гости не очень обычные люди, ну и что. В городе соседи тоже о нас знают, но негатива мы не чувствовали.
Думаю, что гомофобные законы лично нас не касаются. Я понимаю, что молодёжи нужны другие законы, например, что касается брака. Заключить брак — значит взять ипотеку, кредит, быть с любимым человеком в реанимации. Хотя когда Люба лежала в больнице, меня пускали без проблем. Но мы старше, нам проще. А молодёжь жалко.
Мне «нравится» аргумент: «А наши дети ходят и смотрят, как лесбиянки и геи целуются». А как ваши дети ходят и смотрят, как гетеросексуальные пары чуть ли не сексом на улице занимаются? Мне кажется, детям нужно обязательно рассказывать об ЛГБТ-людях. У нас есть, допустим, инклюзивное обучение, когда ребятишки с инвалидностью учатся с другими детьми. Это же делается, чтобы они привыкали, что есть другие люди. Так и тут: если бы детям не внушали злобу, а рассказывали, что бывает и по-другому и это никому не мешает, всем стало бы лучше.
ЛГБТ-люди скрывались и тогда, и сейчас. Больше ли? Я не знаю. Раньше парнишек избивали — я помню, мы встречали их побитых возле клубов. Но девчонок не трогали. Может быть, сейчас мир стал более открытым. Тридцать лет назад было невозможно представить, чтобы лесбийская семья жила открыто — сейчас такую пару можно увидеть на улицах. Что касается нас, целоваться на улице мы себе не позволим, но за руки держимся. Мы бы никогда, например, не сказали одноклассникам о своей гомосексуальности. Ведь я считала себя психически ненормальным человеком — как я могла об этом кому-то рассказать?
Жизнь с Любой
Мы с Любой разные люди: читаем разные книги, смотрим разные фильмы и даже люди нам, бывает, разные нравятся. Она заядлый рыбак, грибник, игрок в нарды, картины крестиком вышивает, обожает нашу машину. Я люблю документальное кино плюс работаю на двух работах, так что времени не так много. Сейчас пишу статьи: я прожила пятьдесят семь лет, у меня довольно бурное прошлое, я совершила много ошибок, но и пережила много хорошего — почему бы не поделиться? Была редактором в психологических группах «ВКонтакте». Как-то вечером я подумала и решила создать группу «ВКонтакте». Думала над названием, в итоге решила — «Радужный остров». Это группа для лесбиянок, я публиковала там новости об ЛГБТ, истории из жизни ЛГБТ-людей в России и за рубежом, прозу и поэзию, поздравления пар-юбиляров, также стена была открыта для постов участниц. И, конечно, объявления о мероприятиях по разным городам. У меня в группе были девчонки, которые живут вместе тридцать девять лет. Работали вместе: одна была проводником, другая — начальником поезда. У одной был ребёнок от брака. Потом группа мне надоела, я её паре девчонок отдала.
Мне часто что-то наскучивает, и я берусь за новое. Но Люба со мной девятнадцать лет и на всю оставшуюся жизнь. Последние три года мы ограничены в передвижениях: у Любы астма, больное сердце, диабет. В помещениях духота, а на улице она не может долго ходить. До этого мы посещали оперу, спектакли, ездили женской компанией в Барнаул.
Люба не раз плакала, когда мы обсуждали, сколько лет потеряли. Я не плачу, но душа всё равно иногда болит, когда думаешь: «Ой как бы было прекрасно, если бы мы сошлись молоденькие и устроили бы жизнь совсем по-другому». С другой стороны, раз это произошло, значит, для чего-то надо — иначе не было бы наших детей, например. Мы хотя бы встретились — не каждому так везёт.
Ещё Люба меня перепахала. Я выросла в семье, где никогда не целовались, не обнимались, эмоциональность была почти на нуле. А Люба вся фонтан, радуга — и я понемножку стала лучше в этом плане, где-то добрее.
Люба очень хочет оформить брак — как только у нас это разрешат, поедем в загс. Правда, я считаю, что нам это не обязательно. Жилищный вопрос решён, детей нет, в больницу меня пускают вообще без вопросов. Но хочет Люба бумажку — ладно, поедем!
У нас так много приятных воспоминаний, за неделю не переговоришь. Самое тёплое — когда Люба оказалась в реанимации и я приезжала к ней гулять. Мы ходили в больничный парк, я подвозила её на инвалидной коляске к лавочке. Мы сидели и радовались: что она живая, что мы вместе — и всё, больше ничего не надо. Счастье в мелочах. У нас маленькая квартирка, но она наша. Маленькие зарплаты и пенсии, но нам на жизнь хватает. Маленькая машинка, но она нас возит.
