Да, у меня «психическое расстройство» — но это не трансгендерность
Сэм Дилан Финч — автор, редактор, диджитал стратег из Сан-Франциско, США. Известен текстами на тему пересечения вопросов ментального здоровья и трансгендерности. Сэм ведет блог под названием «Let’s Queer Things Up!», в своих текстах он исследует опыт жизни с обсессивно-компульсивным расстройством.
Кажется, что почти еженедельно очередные консерваторы (с подкастами и навязчивыми идеями наперевес) сообщают: трансгендерность — психическое расстройство. Подтверждений, что они достаточно квалификацированы для постановки диагнозов кому бы то ни было, у них нет.
Скажу честно — мне больно слышать такое.
Медицинский консенсус известен. И , и подтвердили, что трансгендерность не является психическим заболеванием.
Хотя существует диагноз «», ставится он с целью обеспечения доступа к соответствующей помощи, а не потому, что сама по себе трансгендерность является расстройством.
Некоторые люди этого действительно не понимают. Иногда подобный язык используется из-за отсутствия представления, как еще возможно говорить про транс*-опыт.
Они не могут дать определения, что такое «психическое расстройство» или что значит быть транс*человеком. При этом, видя наши страдания и дисфорию, не знают, как еще говорить об этом.
Как трансгендер и человек с обсессивно-компульсивным расстройством (ОКР), я могу сказать откровенно — это абсолютно несравнимые вещи.
Быть транс*человеком и иметь психиатрический диагноз — не одно и то же. Пытаться это сравнить — это даже не как сваливать в одну кучу, скажем, яблоки и апельсины. Речь идет про совершенно разные виды продуктов.
Почему так? Для начала давайте разберемся с тем, что такое психическое заболевание.
определяет психическое заболевание как состояние здоровья, которое приводит к нарушению мышления, эмоций и/или поведения человека. Зачастую это порождает проблемы в социальной, рабочей или семейной жизни.
Прочитав подобное определение, цис-люди могут придти к выводу, что трансгендеры являются психически больными, потому что многие из нас испытывают страдания, и наша трансгендерность очевидно влияет на то, как мы воспринимаем себя и как действуем.
Проблема в том, что дистресс и нарушения функционирования связаны не с трансгендерностью, а с попытками быть собой во враждебном мире.
Страдания вызывает не моя гендерная идентичность — а бытие в этом мире транс*-человеком.
Во всяком случае, я почувствовал огромное облегчение и стал гораздо счастливее, когда определил себя так.
Страдания я начал испытывать из-за отношения ко мне. Я мучился, сталкиваясь с обесцениванием, преследованиями и отвержением. Будучи закрытым и стараясь быть тем, кем не был, я чувствовал себя подавленно.
На мою жизнедеятельность влияло отсутствие доступа к таким услугам, как гормоны и операции.
Когда я не мог быть собой и сталкивался с насилием и неприятием из-за этого, — тогда я испытывал страдания.
Если человек находится в подобном состоянии из-за отношения к нему окружающего мира, особенно, если он_а принадлежит к исторически маргинализованной группе, это не психическое расстройство.
Термин, который описывает это — «дискриминация».
Куда более «безумным» было бы и дальше притворяться не собой, — подобный опыт был куда ужаснее.
Определиться со своей гендерной идентичностью — не проблема. На самом деле, я почувствовал огромное облегчение. До тех пор, пока общество не препятствует мне в совершении перехода, моя жизнь улучшается. В конечном итоге, я куда более здоров психически сейчас, чем был до его начала.
Вот почему я считаю, что опыт жизни с и трансгендерная идентичность категориально совершенно различны.
Я переживал дистресс и из-за отношения, с которым сталкивался из-за ОКР, и из-за отсутствия доступа к необходимой терапии и препаратам. Люди с психическими расстройствами также сталкиваются с дискриминацией, серьезно влияющей на жизнь.
Но еще одна часть моих страданий лежит вне сферы нарушения прав.
ОКР и связанные с ним нейробиологические особенности порождают паттерны мышления, эмоций и поведения, которые даже при самых благоприятных услвоиях являются тягостными.
Назвать эти паттерны расстройством — самый быстрый способ сказать: «особенности биологии и химии моего мозга, вместе с факторами окружающей среды, генетики и всего, что делает меня человеком, создают специфические неприятные психические и эмоциональные переживания».
Такие закономерности изучались множество лет, они характерны для большого количества людей, схожим образом реагирующих на определенные ситуации. Наименование существует для того, чтобы облегчить таким, как я, людям доступ к ресурсам и решениям, способным ослабить страдания.
Многие из этих связанных с ОКР паттернов идут в разрез с тем, кто я есть. Когда я не прилагаю усилий, чтобы уменьшить их проявления, мое психическое здоровье ухудшается.
Однако быть трансгендером — это быть в согласии с тем, кто я есть. Если я могу свободно исследовать и выражать эту часть себя, мое психическое здоровье улучшается.
Неприятные переживания, связанные с ОКР, не отражают размышлений о том, как я осознаю себя; я ощущаю себя более «собой» в отсутствие этих проявлений.
Однако, как транс*человек я чувствую себя «собой», когда могу принимать свою гендерную идентичнсть. Чем сильнее я присутствую в этом переживании и чем защищеннее я при самовыражении, тем более целостно я себя чувствую.
Называние моей трансгендерной идентичности «расстройством» подразумевает, что мне следует минимизировать эту часть моего опыта. Но что нужно для того, чтобы становиться лучшей (и более здоровой) версией себя? Прямо противоположное.
Таким образом, ключевое различие в том, что порождает страдания и при каких обстоятельствах они ослабевают.
И в этом полностью расходятся опыты бытия транс*человеком и человеком с психическим рсстройством.
Я не ощущаю страданий при мысли о том, что мой гендер — не тот, который был мне приписан при рождении. Также их нет и при соответствующем поведении. Чем более свободно я могу жить свою жизнь в соответствии со своей идентичностью, тем я здоровее.
Но когда я думаю, действую или переживаю что-либо вследствии нейробиологических особенностей, называемых «обсессивно-компульсивным расстройством», я страдаю. И чем больше я могу минимизировать и повлиять на эти мысли, поведение и эмоции, тем здоровее я становлюсь.
Таким образом, эти сценарии полностью противоположны друг другу.
Диагностируя кого-то, мы, по сути, говорим: «Вот присутствующий паттерн, но если бы он был менее выраженным, психическое здоровье этого человека было бы лучше».
Поэтому говоря, что трансгендерность — психическое расстройство, вы сообщаете, что подавление или сведение до минимума этой идентичности приведет к психическому здоровью.
Но это не так. Когда транс*люди могут быть собой и имеют доступ к соответствующим сервисам, их . Особенно там, где менее возможны дискриминация и насилие, или когда молодых людей .
Таким образом, по своему характеру трансгендерность не является психическим расстройством — ведь подавление идентичности транс*человека не оказывает позитивного эффекта на его_ее жизненное благополучие.
Прямо наоборот.
Относя трансгендерность к психическим расстройствам, вы бы давали врачу рекомендацию обходиться с нами не улучшающим наше состояние образом, что противоречит в первую очередь самой идее постановки диагноза.
Многие транс*люди постоянно напоминают о вреде подобного отношения.
Транс*люди не должны переставать быть собой, а наши идентичности и жизненные опыты не должны стигматизироваться. Гендерное разнообразие — не болезнь. Настроенное враждебно по отношению к нему общество вызывает еще большую обеспокоенность.
Если смысл диагнозов — в улучшении здоровья человека, я хочу увидеть хоть какие-то доказательства того, что называние нас «психически нездоровыми» помогает повысить качество нашей жизни.
Грустная правда в том, что множество людей, продолжающих настаивать, что трансгендерность является «расстройством», на деле не заботятся о здоровье нашей психики.
Потому что, будем откровенны, — чем бы они занимались, если это действительно бы их волновало? Они бы прекратили вещать и начали бы прислушиваться.
Люди, готовые заклеймить трансгендеров «психически больными», те, кто продвигают это через соцсети, поступают так не только из-за того, что не особо владеют темой — но потому, что это способ дегуманизировать нас.
Это способ предположить, что мы бредим и не являемся теми, за кого себя выдаем. Подразумевается, что транс*людей следует «вылечить» или «исправить», и что нас не должно существовать. Для них мы ошибки, притом случайные.
Такая установка используется для оправдания огромного количества эмоционального и физического насилия, ранящего и даже убивающего нас, и закрепления враждебности и ненависти к самим себе, вследствие которых многие покончили с собой.
Но я хочу быть предельно откровенным: моя трансгендерность никогда не была ошибкой.
Во многих смыслах мой путь не был легким. Но сила и решительность, которые я храню внутри себя, — часть наследия многих поколений трансгендерных и гендерно неконформных людей, тех, кто были готовы рискнуть всем ради будущего, которого они могли и не застать.
Бросив вызов всем угрозам, они сражались друг за друга и за лучший мир — чтобы однажды транс*люди, такие, как я, смогли жить по-настоящему. Это наследство, во владение которым я имею честь вступить. Оно не досталось мне по умолчанию.
Быть трансгендером — честь для меня, и каждый день я осознаю, что с самого рождения у меня есть предназначение.
Я хочу будущее, в котором все транс*люди могут быть собой, и получают всю причитающуюся им любовь, принятие и защищенность. И если это совпадает с вашим определением «сумасшедшего», то мне это подходит.
Вызов принят.
Автор: Sam Dylan Finch, .
Перевод:
