Я был гомофобом, но это в прошлом. Четыре истории людей с востока, которые изменили отношение к ЛГБТ
Свои.City несколько раз на страницах поднимали тему прав ЛГБТ. Такие публикации обычно собирают десятки комментариев – и чаще не очень лестных по отношению к представителям отличной от гетеросексуальной ориентации. Сайт решил разобраться в природе этого явления, пообщавшись с четырьмя людьми, которые раньше имели гомофобные взгляды, но со временем изменили убеждения.
Дмитрий Бендиков, 33 года, Северодонецк – Киев
Мое детство прошло в Северодонецке в 1990-е годы. Там нужно было быть очень мужиковатым мальчиком, чтобы считаться правильным. Твое окружение подчеркивало, что ты должен быть словно кремень, воин на коне с мечом, что ты должен быть готов дать в морду по любому поводу. А все, что могло ассоциироваться с излишним проявлением эмоций и слабостей, вызывало реакцию: «Ну ты – как баба». Такие слова – оскорбление, наравне с плевком в лицо. Этими словами подчеркивалось, что ты неправильный мальчик, неполноценный. А всем мальчикам хотелось в детстве быть полноценными.
Наверное, впервые я узнал о существовании гомосексуальности из фильма «Полное затмение». Леонардо ДиКаприо там играл Артюра Рэмбо, у которого был роман с Полем Верленом. Посмотрев этот фильм, я был чуть-чуть шокирован. Мне это казалось странным, а значит – неправильным.
Я очень хорошо учился в школе и любил биологию. В медицинских справочниках за 1970-1980-е годы, которые я читал, увлечение представителями своего пола называлось отклонением и девиацией. Уже сейчас я знаю, что гомосексуальность встречается у различных видов в природе: есть много примеров в животном мире, когда самцы что-то делают с самцами, а самки – с самками. Но тогда-то я считал, что это отклонения.
Потом эту неправильность подтверждали бытовые шуточки во дворе или от папы про «педиков». Всегда это слово использовалось в уничижительном ключе. И ты рос и думал: «Лишь бы таким не стать».
Я сам мог высмеивать гомосексуалов в шутках и анекдотах, поддерживал насмешки над ними. Мое гомофобство развивалось на бытовом уровне
Я не ходил по улицам и не выискивал геев, чтобы их избить. Если они и были в Северодонецке, то они об этом открыто не заявляли. В школьном сообществе открытому гею жилось бы очень-очень плохо. Я таких людей не знал и даже не слышал о них. При этом гомосексуалы оставались для меня скорее чем-то абстрактным. Вот как были герои анекдотов Василий Иванович и Петька, так и был герой анекдотов – условный гей, который красится, ходит на каблуках, страдает из-за каких-то «немальчиковых» проблем и отгребает от «правильных» ребят по какому-то поводу, что, скорей всего, всегда было смешно.
Я вот недавно разговаривал с коллегой из Мариуполя на эту тему. И мы пришли к выводу, что в маленьких донецких и луганских городах той эпохи ты мог быть либо в группе, которая смеется над анекдотами о геях, либо быть тем самым героем из анекдотов. Это сродни антиутопии – когда враг неведом, но никому не хочется быть этим врагом. Поэтому, если кто-то назвал тебя «педиком», твоя задача была тут же этому человеку дать в морду. Ибо если ты не дал ему в морду, то ты принимал на себя корону «педика».
Впервые я познакомился с человеком, который был гомосексуальной ориентации, когда я поселился в общежитии в Киеве. Мне тогда было 16 лет
Он жил в соседней комнате. Конечно, он не представлялся словами: «Здравствуйте, я – Алексей, я –гомосексуал». Но от кого-то другого я о нем я получил сведения, преподнесенные как исключительно важная информация, – о том, что он гей.
Когда я впервые этого человека увидел, то подумал: «А где же макияж и вот это все?» Единственная деталь, которую я подметил и которая соответствовала сложившимся у меня стереотипам: у него были идеальные брови. Никогда в общаге у молодых людей не было таких идеальных бровей! (смеется) А так – он не полез ко мне целоваться или обниматься. Анекдотичный образ и правда не соответствовал реалиям. И я подумал: «Ну гей – так гей».
А то, что геи – крутые, я понял благодаря массовому искусству. Читал я книгу «Красный Лондон» Стюарта Хоума о право- и леворадикальных активистах.
Она построена так, что сначала ты удивляешься, насколько главные герои мужественно устраивают протесты и революционный беспредел на улицах, а потом ты узнаешь, что все они – геи
Причем как раз довольно стереотипные – из тех, что в кабинках лондонских туалетов занимаются сексом с незнакомцами. Но при этом не несут тех атрибутов, которые к ним прилипли в моей голове с детства: они не красятся, не ведут себя как девочки-припевочки из сказок. Это крутые брутальные мужики, которые дают в морду, да еще и ведут политические и философские дискуссии.
С тех пор я понял, что увлечения мужчин мужчинами не подразумевает любовь к косметике, женской одежде или других стереотипных вещей, которые навешивает общество. Теперь я четко отделяю сексуальные предпочтения от каких-то особенностей проявления характера и личности.
Анна Гречкина, 21 год, Мариуполь – Киев – Мариуполь
Я из Мариуполя. Учусь на заочном в НАОМА, специальность «искусствоведение». Сейчас я уже могу назвать себя ЛГБТ-активисткой: я рисую иллюстрации и тату, участвую в тематических проектах, много пишу по теме HR/бодипозитива в своих соцсетях. Работала в молодежной организации Teenergizer, которая занимается защитой прав подростков с ВИЧ/СПИД.
Но такое отношение к ЛГБТ у меня было далеко не всегда. Не помню, как я узнала о гомосексуальности, но еще с детства для нас «голубые» и «розовые» было обзывательством. В нашем классе учился мальчик, довольно манерный, да и дружил он в основном с девочками, а мы смеялись над ним. Все это делали, и я поддерживала большинство, не особо задумываясь, почему и зачем.
В старшей школе ЛГБТ я воспринимала как психические расстройства и была уверена, что причина принадлежности к этому сообществу – либо проблемы с головой, либо желание привлечь внимание.
Моя одноклассница уезжала на год в США по программе FLEX, а когда вернулась, сказала, что у нее в Америке осталась девушка. Меня это так бесило, я думала: «Ну очевидно же, что она просто хочет выделиться и привлечь внимание!» После школы, когда мои взгляды поменялись, мы виделись с одноклассницей и ее девушкой (уже женой), они до сих пор вместе!
В семье мы никогда не поднимали темы даже гетеросексуальных отношений, не то что ЛГБТК, поэтому я просто не обладала информацией. А отношение семьи, конечно, было резко негативным. Когда была помладше, что-то обсуждали с друзьями или находили в интернете, что-то сами додумывали.
Когда стала старше, моя компания тоже не поддерживала ЛГБТК. Тогда я начала задумываться, правильно это или нет, и пришла к выводу, что это неестественно, а значит – отклонение от нормы
Мнение базировалось только на личных размышлениях, я тогда ничего не читала, друзей ЛГБТК у меня не было (как я думала), это казалось чем-то далеким и из ряда вон выходящим. А если кого-то и встречала из сообщества, желания с ними общаться или задать вопросы не возникало. Я была уверена, что это все неправильно.
Я переехала в Киев, начала заниматься волонтерской деятельностью, мое окружение постепенно менялось: в кругу знакомств появилось много активистов, волонтеров, художников. Одновременно с этим менялось мое отношение, я много общалась с разными людьми, начала задаваться вопросами и разбираться в теме: читала статьи, рассуждала, а в 2018 году поехала в Грузию на Erasmus+ с темой защиты прав ЛГБТК. Проект открыл мне глаза, я не подозревала, что права ЛГБТК вообще как-то ущемляются.
Затем я участвовала еще в подобных проектах, даже сама вела лекции. Круг друзей сменился полностью: мои самые близкие люди сейчас – активисты, ребята из сообщества.
Сложно представить, как изменились бы мои взгляды и изменились ли вообще, если бы я не переехала в Киев. Там активистов и людей из тусовки узнаешь в лицо, а в Мариуполе вообще по пальцам пересчитать можно. Тут страшно совершить каминг-аут, о прогулке за руку гомосексуальной пары или о парне с маникюром, например, вообще речи быть не может. Чем меньше город, тем больше риск открыто выражать свою позицию. А Мариуполь еще довольно крупный город, страшно представить, какая ситуация в городах поменьше или в селах. Если бы не переезд, я бы вряд ли начала разбираться в теме, не узнала бы о проектах, и тем более не перешла на «сторону добра».
Но радует, что сейчас ситуация меняется. На время карантина вернулась в Мариуполь, сейчас работаю тут. Когда я приехала, была приятно удивлена: у нас есть клевые ребята из арт-платформы ТЮ, организация Equality East и много других активистов, с которыми я общаюсь, вместе выхожу на акции. Недавно у нас в Мариуполе проходил проект Тиждень.Travel, а темой были проблемы ЛГБТ-сообщества. Конечно, я принимала в нем участие! С помощью театра мы рассказывали зрителям о проблемах сообщества, было приятно увидеть отклик в глазах людей, хотя я боялась, что вообще никто не придет. Особенно радовало, что поддержать меня пришла моя мама. Она всегда была против моих «активистских движений», не понимала смысла и переживала о моей безопасности. А тут пришла сама! Лед тронулся.
Игорь, 22 года, Бахмут
(имя изменено)
Живу в Бахмуте, сейчас учусь в магистратуре и подрабатываю.
Я – верующий человек. В вере я вижу единственную надежду на спасение для человечества, жду судного дня с нетерпением. Вера тяжело дается в светском обществе, правда, трудно быть христианином, когда вокруг тебя другие ценности.
Я пришел к вере через рок-оперу «Иисус Христос – суперзвезда», шедевр музыкального искусства. Библейские сюжеты там изображаются с большой эмпатией, по-человечески
В отношении геев у меня христианская позиция – я против насилия по отношению к ним, против гонений на них, но я и не за продвижение их целей и идеалов.
Если честно, не помню, как я узнал о существовании геев. Но помню, что относился к ним с неприязнью, даже боялся их. Видел в них хищников. Думаю, всему виной тюремная культура. Я боялся быть изнасилованным с тех пор, как узнал о существовании тюрьмы, потом – армии, любого замкнутого мужского сообщества, на самом деле.
Потом я познакомился с открытым геем, мы с ним пообщались – и понял, что геи – нормальные ребята, просто другие. Конечно, сначала я с предубеждением к отнесся к нему. Даже побаивался, что меня заметят в его компании, лишнего подумают. Но я тогда мало с кем общался, а с ним было о чем поговорить, поэтому забил на это.
Я все еще считаю содомию грехом, но при этом грехов-то много. Почему к людям, которые не уважают своих родителей, например, нужно относиться хорошо, а к геям – плохо?
Все грешны, нужно ко всем относиться с сочувствием и жалостью. Помогать и принимать, а не отталкивать.
Сейчас мои взгляды на гомосексуальность ровно такие же, как и на праздность, гордыню, похоть и т.д. Мне эти вещи не нравятся, но я сам в них погряз по уши. Поэтому не вижу смысла вредить геям, я – такой же как они по сути, но в других областях – грешник. И смысла праздновать это и гордиться этим я тоже не вижу.
Поэтому и к ЛГБТ-парадам я отношусь по-прежнему негативно, врать не буду. Это как если бы я вышел на парад ленивых людей (если бы удалось такой собрать) – ну нечем гордиться. Но при этом к провокациям против прайдов я отношусь еще хуже.
Если спросите, не должны ли, по моему мнению, гомосексуалы защищать свои права, то да, должны. У них такие же права, как и у всех остальных. Право не быть избитым на улице, например. Но не понимаю, зачем для защиты прав наряжаться в вызывающие костюмы и проходить по городу. Грехом не нужно гордиться, его нужно стыдиться.
Если вы спросите, не считаю ли я, что гомосексуалы такими рождаются, то считаю. Но это их искушение, которому они поддаются. Я родился ленивым и горделивым – я тоже грешен. Я стыжусь этих качеств. И если бы они выходили в нормальной одежде с плакатами против насилия и ненависти – то да, я поддержал бы их. Это был бы очень христианский посыл на самом деле. Кто без греха – пусть первым кинет камень.
Христианство – о любви. Но о любви к Богу. В христианстве это самое главное. Насчет права геев любить я скажу следующее: плотская любовь предназначена мужчинам и женщинам.
Никто не запрещает любить людей своего пола без сексуальной активности. Быть друзьями, названными братьями, например
Но я понимаю, что иногда сопротивляться искушению очень трудно. Сам с таким сталкивался неоднократно. И для тех, кто поддается искушению, не все потеряно – если человек хочет спасения, он его получит. Это касается религиозных людей. Что касается светских – не мое это дело, я просто молча не поддерживаю эти парады, но к самим людям отношусь хорошо.
Я не против подколок и безобидных шуток о геях, например, сам с друзьями таким занимаюсь – они подкалывают меня, а я – их. Но если речь идет об откровенном унижении в отношении геев, такое я не одобряю.
Вступился ли бы я за гомосексуала, если бы был свидетелем насилия против него? С моральной точки зрения – да. Но я человек слабый и трусливый, не уверен, что решился бы на поступок. И зависит от того, это неизвестный мне человек или нет. За незнакомца точно бы побоялся вступиться, а за друга, скорее всего, впрягся бы. Как и с любой другой известной мне категорией людей, пожалуй.
Максим Науменко, 41 год, Донецк – Ужгород
Я жил в Донецке, там у меня был свой небольшой бизнес. Но весной 2014 года мы с семьей уехали оттуда. Теперь живем в Ужгороде.
Еще живя в Донецке, я увлекся зооактивизмом. По-моему, в 2011 году я поехал в Харьков на конференцию, посвященную защите животных. На нее съехались активисты из разных регионов Украины, из России, других стран. Мы сутки провели вместе, слушали лекции, общались. Организатор снял нам квартиру. С нами были два парня, москвичи, и я смотрю: они пошли спать вместе. Тут я узнал, что они, оказывается, пара.
До этого у меня не было ненависти к гомосексуалам, я не считал, что нужно избивать. Но у меня была такая поверхностная гомофобия, навязанная массовой культурой
Я себе представлял, что геи должны выглядеть и вести себя как Пенкин или Моисеев – говорить томными голосами, вызывающе одеваться, ходить по гей-барам, иметь манерные жесты. Я моем понимании геи были такими экзальтированными, киношными особами – как минимум очень далекими от меня.
И вот я смотрю на этих двух людей, с которыми я уже пообщался какое-то время, и понимаю, что они – такие же, как я. У них такие же интересы, как у меня: их беспокоят права животных. Для меня это был какой-то перелом в сознании. Они были так далеки от того штампа, который навязывался фильмами, шоу или анекдотами.
Когда я узнал, что они – геи, я начал думать, а должен ли я что-то специальное чувствовать теперь, зная об этом? Должен ли я теперь к ним как-то по-другому относиться?
И я решил: да какая вообще разница? Ведь это вообще не имеет значения. Это обычные два дядьки – они друг друга любят и живут вместе. Все так просто!
Впоследствии у меня появилась еще одна знакомая гомосексуальная пара – на этот раз девушек. Мы с ними дружили – и потом я узнал, что одна из них бисексуалка, а другая – лесбиянка.
Потом, когда общался с гомофобами, я всегда у них спрашивал: «А у вас есть друзья-геи?» В ответ они, конечно, злились и возмущались. Эти люди, которые ненавидят геев, как правило, их никогда не видели, с ними не общались.
И я так понимаю, что многие мужчины боятся, что, если у них окажется такой друг, то он ими в какой-то момент овладеет. Дело в том, что на постсоветском обществе все еще очень сильно сказываются сталинские времена, когда всех посадили, а потом выпустили – и в итоге эти тюремные порядки пришли в бытовую жизнь. И у нас до сих пор считается, что если ты не слишком сильно гнобишь геев (тут надо другое, грубое слово использовать), то значит, ты сам такой.
Я же теперь, когда люди говорят об «абстрактных» правах геев, всегда думаю о двух своих знакомых парах. Ведь проще что-то понять на примерах
Например, я думаю, было ли бы проще жить Антону и Кириллу (имена изменены), если бы они могли пожениться? Вот, допустим, Антона на митинге поймают, посадят в каталажку (они ж в России живут), а Кирилл захочет ему принести пирога, а его не пустят, потому что по закону они друг другу никто. Такая ситуация может произойти в реальности. Вот когда я представляю такие ситуации, то понимаю, почему люди выходят на митинги за права гомосексуальных людей.
Я осознаю, что и моя дочь, когда вырастет, может захотеть завести отношения с другой женщиной. Но меня пугает не сама эта ситуация, меня беспокоит, каким будет общество к тому времени и как оно это воспримет. Если ребенок – гей, то проблема есть, но не в ребенке, а в гомофобном обществе. Ведь если ребенок гей, то его, вероятно, будут хейтить.
Кстати, когда говорят об усыновлении детей однополой парой, то часто не учитывается этот момент общественного буллинга, с которым может столкнуться ребенок. Если сын двух геев пойдет в школу, то над ним, скорей всего, будут смеяться или даже издеваться. В мое время и за гораздо «меньшее» в школе могли загнобить, а если у ребенка два папы – то он почти наверняка станет жертвой насмешек. Очень жаль, что приходится учитывать и такие моменты, но и не учитывать их, к сожалению, нельзя.
