Шелтер для ЛГБТ-людей в Украине. 7 живых историй людей, которым шелтер помог начать новую жизнь
“Шелтер” был создан в июне 2014 года в Киеве. В организацию “Инсайт” стали обращаться за помощью люди, чтобы выехать из Восточных регионов страны и Крыма.
“Шелтер” – это временное жилье и помощь ЛГБТ (лесбиянки, геи, бисексуальные и трансгендерные люди) переселенцам/кам из зоны военного конфликта и оккупированных территорий.
С апреля 2016 года проект предоставляет помощь ЛГБТ-людям, оказавшимся в других сложных жизненных ситуациях.
“Шелтер” – это, прежде всего, истории реальных людей.
Кому-то пришлось покинуть своих близких и родной город из-за оккупации. Кому-то из-за насилия в семье пришлось полностью начинать жизнь “с нуля”.
Всех этих людей объединяет одно – в определенный момент у них появилось безопасное место и возможность двигаться дальше.
Аня, 18 лет
Я из Ивано-Франковска. До шести лет мы жили с родителями в Киеве, то есть это мой родной город. Потом я переехала из Ивано-Франковска обратно, в Шелтер, из-за проблем с мамой. Папа мной занимался, но, когда мне было шесть лет, он повесился.
Мама изначально мной не особо занималась, а после каминг-аута начала вести себя откровенно ужасно, и все более агрессивно. Но даже до каминг-аута у мамы было несколько попыток выслать меня из дома: в период перевода из шестого в седьмой класс она пыталась меня засунуть в военный лицей, потом отправляла к бабушке в Надворную, в область. Она меня травила где-то с пятого класса, я сама перешла в новую школу, но не с кем там не подружилась вообще. Ни с кем не разговаривала, аутлендер, короче. Она даже в школу эту ходила, рассказывала там каким-то девчонкам, учителям, какая я плохая, но даже у них после не так портилось отношения. Но мне уже даже не хотелось туда ходить — я просто отказалась, мне там было очень плохо.
Закрывалась в комнате. Потому в школе меня практически не было. Пару раз ходила разве что, чтобы мне что-то поставили и в конце выпустили из класса, хотя в любом случае из класса выпускают. Я пыталась рассказать школьной писхологине про мать (потому что относительно всего остального у нее было довольно стереотипное представление), но она ничем не могла мне помочь. У меня глубокая депрессия с пятого класса. Были очень трудные ситуации, когда была попытка суицида. Мне понадобилось где-то два года, чтобы это забыть и перейти из этого состояния в более легкое.
Наши отношения с мамой всегда были напряженные, но трансгендерность усугубила ситуацию. В 16 лет меня насильно втащили в военкомат, потому что я не хотела идти, тогда же делали паспорт. Но я не знала даже, что он сделан, потому что это все нужно было маме для военкомата. Там я не могла сказать какому-то определенному врачу, я уже знала, что лучше это не говорить людям. Потом я еще год терпела, потом каминг- аут, потом я уже попыталась что-то сделать, конечно, не самостоятельно, мне хотелось с врачами, даже пыталась как-то просить у мамы помощи. Я тогда еще в Надворной жила, оттуда сама уехала в Ивано-Франковск. Поступила на заочку в Киеве, училась на переводчика, но сейчас понимаю, что получить просто корочку мне неинтересно за собственные деньги, а смысла в этом обучении мало.
Я довольно рано поняла кто я и что я. Я трансгендерная женщина, мое местоимение — это «она». Какие-то социальные стереотипы на меня не очень давили, на мое восприятие всего. Поэтому с собой борьбы у меня не было. Я сделала каминг-аут где-то в девятом классе. Мне казалось, что врачи мне помогут, но к сожалению в Украине так не работает. Я хотела в 17 лет начать обследование, чтобы в 18 лет идти на комиссию, но врач затягивал это все, а через год и вообще сказал, что потерял мою карточку и что только с 18-ти можно начать обследование, а перед этим лечь в психбольницу. Поняла, что этим всем должна заниматься сама, пошла сама покупать все гормоны. Начала терапию, начались какие-то изменения. Уже 18 лет, организм не так растет и они медленные очень. Нет никаких специалистов, и сейчас здесь нужно с кем-то из трансгендерных людей советоваться и экспериментировать на себе, что занимает много времени. Ну и деньги.
Читала как в Украине обстоят дела со сменой документов и так попала на сайт Инсайта. Оттуда попала на паблик, там было написано про трансгендерное направление. Я написала координатору, что у меня проблема с родителями, не знает ли он каких-то трансгендерных персон, которые могли бы меня поселить у себя, и мне предложили приехать в Шелтер. Мне сказали: «Отправь заявку». Я написала на имейл.
Страха ехать сюда не было. Когда я впервые зашла в офис, то было немного страшно, конечно, такое легкое переживание по поводу того, правда ли все это. И несмотря на то, что здесь понимающее сообщество, мне все равно было сложно говорить о себе в женском роде, потому что я очень боюсь реакции. Но сейчас у меня нет с этим проблем. Я приехала в октябре. От самой квартиры я ожидала чего- то намного худшего, чем на самом деле, потому что казалось, что если это бесплатная помощь, то это что-то плохого качества. Главное, что дает Шелтер — возможность съехать из своих экстремальных условий и жить здесь.
Мы обсудили мои условия, мою ситуацию и мне продлили тут проживание, но все равно очень мало времени, чтобы что- то успеть. Некоторые люди, которые приходят, имеют свою компанию и могут с кем-то снять квартиру, мне с этим сложнее. Трудно сказать, что чего-то не хватает, потому что у организаторов есть ресурс, и он не бесконечен. Конечно, было бы лучше, если бы шелтеров было несколько, желательно отдельных. Люди разные, с разными условиями и это нужно понимать.
Мне сейчас сложно представить, что со мной будет после Шелтера — нет квартиры, нет работы, нет образования. Нужно найти работу, но нужно найти хорошо оплачиваемую, учитывая мою ситуацию. До этого было много попыток устроиться на разные работы, но с моей коммуникабельностью мне было сложно даже пройти столько собеседований. Сейчас с этим легче, пытаюсь на повара устраиваться, но не знаю выйдет ли. Наверное еще труднее — найти с кем снимать квартиру. Хотелось бы, конечно, иметь время, чтобы собрать деньги и найти работу и жилье.
Мне предстоит переход, и мне немного страшно думать о том, что я приду устраиваться на работу с мужским паспортом, я чувствую, что будет какая-то агрессия, а если и нет — то просто брать не будут. Может, займусь самообразованием, пойду на какие-то курсы. Дальше (когда за- кончится этот экстремальный период) хочу уехать из Украины.
Проект “Шелтер” предоставляет бесплатное проживание сроком от 1 до 3 месяцев (некоторые случаи рассматриваются индивидуально и оговариваются), также ежемесячно закупаются проездные документы, продукты питания, бытовая химия, лекарства для аптечки.
Организация предоставляет для проживающих юридические и психологические консультации со специалистками/ми, также доступна платформа с мероприятиями, которые открыты для посещения.
Вся помощь предоставляется бесплатно. Вы можете помочь организации реализовывать десятки проектов и менять этот мир.
Влад, 48 лет
Шелтер, конечно, очень сильно изменил мою жизнь в лучшую сторону, потому что если бы не Шелтер, я не знаю как бы в настоящее время моя жизнь сложилась в Донецке. Почему? Потому что из-за блокады, которая в настоящее время там есть и из-за отсутствия украинских предприятий достаточно сложно было продолжать научную деятельность и карьеру, какую бы-то ни было.
Тоже построение научной работы, оно достаточно сложное и невозможно сейчас запланировать диссертационную работу и защитить. Но время идет, естественно, хочется жить сегодня.
Я мужчина, гей. Я всегда понимал, что я гей, и что жизнь моя будет отличаться от жизни обычных мужчин, гетеросексуальных, с точки зрения построения семейных взаимоотношений и так далее. Это произошло, еще наверное, в детском возрасте. Я никогда не афишировал, конечно же, и гендерную идентичность, и сексуальные предпочтения. Но и никогда по большему счету не скрывал от тех людей, которые достаточно хорошо ко мне относились — друзья, родственники. Им было достаточно сложно принять меня таким как есть — друзьям нет, это что касается родственников.
Я думаю, что из-за общепринятых канонов. Потому что отношение к моему партнеру, с которым мы уже живем на протяжении 13 лет…Визуально вроде бы как вопросы никакие не задаются по поводу наших взаимоотношений, будто это само собой разумеющее, однако же нет возможности обсудить какие-то проблемы, которые могут возникать время от времени в наших взаимоотношениях, потому что чувствуется неловкость какая-то и с их стороны, и мне, естественно, некомфортно, эти вопросы с ними обсуждать.
Мне нравятся в одинаковой степени и мужчины, и женщины, красивые, интеллектуальные. Я могу оценить и женскую красоту, безусловно, и что-то посоветовать, с точки зрения того, как женщине лучше выглядеть, однако с сексуальной точки зрения меня женщины не интересуют. На работе я стараюсь не афишировать свою сексуальную ориентацию, хотя через какое-то время, безусловно, люди начинают догадываться.
У меня была такая ситуация в кафе в Донецке, где-то в году 2000, 2001, может быть. Ко мне подошли молодые люди, они спросили, гей я или нет, я, безусловно, сказал, что нет. Что-то им там показалось, хотя я никогда не одевался вычурно, вызывающе. Они были подвыпившие. Все это закончилось тем, что они меня избили, причем достаточно серьезно. Конечно же, я не стал писать каких-нибудь заявлений в милицию, это совершенно не перспективно. Я попал в больницу, даже остались некоторые шрамы, вот на лице, потому что избивали металлической пряжкой, порвали мягкие ткани на лице, потому следы остались от вмешательства хирургов.
А в Киеве была ситуация примерно в тот же период времени, когда мы шли с молодым человеком и держались за руку. За нами шел достаточно долгое время милицейский патруль и, где-то минут через 40 такого хождения за нами они нас обогнали, остановили, начали задавать вопросы: «А почему вы держитесь за руки?», вызвали транспортное средство, отвезли нас в участок, долгое время нас допрашивали, и допрос касался же, не открыто, это потом уже в тексте звучало «А почему вы держались за руки? Вы что, гей? Или ваш спутник гей?». Хотя мы не разговаривали громко, мы не применяли ненормативную лексику, то есть ничего такого в нашем поведение, что могло бы их насторожить, не было. Через 40 минут нас выпустили, потому что я сказал, что в конце концов мне надоело это все.
Я не понял, почему произошло это задержание, из-за чего. Мы общественный порядок не нарушали, спиртные напитки в общественных местах не распивали, мы не приносили дискомфорт общественности, мы шли, державшись за руку. Юридических оснований для задержания не было абсолютно. Это все сопровождалось такими насмешками и эта процедура, была, конечно, очень унизительна. На том этапе, когда мне все это надоело, я сказал, что просто боялся упасть, хотя это было лето, было не скользко. Ну они посмеялись дружно, и решили что им нечего нам инкриминировать с точки зрения закона, и они нас отпустили. Но ситуация была крайне неприятная, унизительная очень.
Об “Инсайте” узнал через знакомых в Донецке. Они говорили, что “есть возможность, обратись к этим людям, они смогут тебе помочь — предоставить жилье”. Только об этом шел разговор,хотя, на самом деле, проект Шелтер более широкий — здесь не только жилье, здесь помощь оказывается всесторонне: и психологическая поддержка, ты чувствуешь себя комфортно, и тебе дают время для того, чтобы ты мог решить свои финансовые вопросы, что тоже немаловажно для людей, которые оказались в различных сложных ситуациях, связанных с военными действиями, не только в такой как у меня.
Тот друг, который сказал мне, был связан с ЛГБТ-комьюнити, он посещал различные тренинги, на которых он познакомился с организацией Инсайт. И когда начались военные действия, они написали ему письмо с предложением помощи. Хотя он отказался от этого, не видя себя нигде, кроме Донецка. И тем не менее, благодаря этой коммуникации он знал об этом проекте, и это помогло мне, конечно, очень сильно. Мою заявку очень быстро рассмотрели.
Буквально в течение недели или полутора (из-за очереди, которая была на тот момент в Шелтере) мне пришел положительный ответ. Я заявку отправлял не просто на свое размещение, а еще и на размещение моего партнера и его сына, он человек с инвалидностью, поэтому в Шелтере рассматривалась возможность одновременного размещения троих человек. Мы не приехали сюда втроем. Так как от момента положительного ответа на мою заявку со стороны Шелтера до моего приезда сюда прошло два года в общем. Я был не готов, и мой партнер был не готов.
Что такое Шелтер? Шелтер — это просто потрясающий проект. Люди, которые им занимаются в Инсайте, — это очень добрые, очень отзывчивые люди, которые преследуют исключительно цель помощи другим. Ни о каких аналогичных проектов я не слышал ни со стороны государства, ни со стороны других общественных организаций либо благотворительных фондов.
Я приехал в Киев летом 2016 года, у меня была очень ограниченная сумма денег, их было даже недостаточно для того, чтобы оформить мой украинский паспорт. Поэтому процесс его оформления — вклеивания фотографии — был довольно длительный. По нынешнему законодательству Украины необходимо оформить вначале статус переселенца, и лишь только на основании этой справки могли вклеить фотографию. В общей сложности, процедура заняла две недели, естественно, я бы не смог себе позволить пребывать в Киеве две недели. Я переехал сам. Как будут дальше развиваться события, я, честно говоря, даже боюсь представить. Но я понимаю прекрасно, что время идет вперед, и что чем больше его буду тратить, тем больше я теряю возможности, которые есть здесь, в Киеве, связанные с продолжением моей профессиональной деятельности.
В Шелтере все продумано до мелочей. Люди настолько искренне хотят помочь, что они стараются сделать максимально комфортным пребывание здесь. Так что даже не возникает каких-то пожеланий в том плане, чтобы что-то изменить. Очень, конечно, здорово, что предоставляется помощь профессиональных психологов. В правилах в Шелтере не прописано ничего такого особенного, они основаны на взаимоуважении людей друг к другу, которые пребывают здесь, и, конечно, элементарных норм поведения в быту, начиная от гигиены и закаливая соблюдением режима тишины в ночное время.
Здесь люди стараются коммуницировать между собой, стараются внутри нашей маленькой семьи помогать друг другу советом и любой помощью, в которой могут нуждается другие. Ситуации напряжения, без- условно, возникают, но это больше человеческие моменты, потому что у всех разное представление о быте, о чистоте, но все это совершенно решаемы вопросы, достаточно просто коммуницировать и руководствоваться в построении отношений принципами взаимоуважения.
Я приехал летом и у меня были только летние вещи, а впереди была осень и зима, у меня не было ничего, в том числе и денег. Поскольку у меня возникла проблема с трудоустройством, я на протяжении 4-5 месяцев не мог устроиться никуда на работу из-за донецкой прописки, под разными предлогами мне отказывали. Хочу сказать, что государство Украина, на самом деле, не выплатило ни копейки денег и не помогло совершенно ничем как переселенцу.
Я еще столкнулся с такой ситуацией в соцстрахе, когда я пытался зарегистрироваться как человек, который утратил работу, стать на биржу труда, они, имея перед глазами паспорт гражданина Украины, глядя на прописку донецкую, говорили: «Ну вы же иностранец». Я говорю: «Как иностранец? Посмотрите, паспорт чьей страны у вас лежит перед глазами». Они: «Но это не имеет значения, вы считаетесь у нас иностранцем». И я тогда понял, что все эти мытарства и сложности, которые у меня были связаны на протяжении 4-х месяцев с трудоустройством в Киеве, они были связаны именно с моей пропиской. Есть какое-то такое негласное соглашение, которые ограничивает прием на работу таких лиц, приехавших из той части, которая неподконтрольна Украине в настоящее время.
И конечно же, не имея средств существования, организация «Инсайт» и проект Шелтер мне очень помогли, начиная от крыши над головой и заканчивая свободой перемещения внутри города — это тот же проездной, которой дает возможность поехать на собеседование и достаточно активно заниматься поиском работы. Удалось устроиться только в медицинский университет, хотя, с точки зрения заработной платы это достаточно небольшие деньги. Если бы не Шелтер, я бы не смог здесь так долго задержаться, и даже бы не искал работу — столкнувшись с какими- то сложностями, с парой первых неудачных собеседований, я думаю, что я был бы вынужден ехать в Донецк, потому что в Киеве деньги заканчиваются достаточно быстро, жизнь достаточно дорогая, а финансовых сбережений у меня уже не было на тот момент.
Сейчас моя цель — закончить диссертацию, защититься, а дальше я даже боюсь что-то загадывать, потому что неизвестно как будут развиваться события дальше в стране.
Шелтер представляет из себя 4-комнатную квартиру в которой могут проживать 6 человек (но бывает 8-9).
За время существования проекта через шелтер прошло 77 человек. За время пребывания в Шелтере человек социализируется в городе, занимается поисками работы, жилья, заводит новые знакомства, находит круг общения.
Антон, 20 лет
Мне почти 20, я трансгендерный мужчина. Я из Закарпатской области. Из маленького города, консервативного, я там чувствовал себя как птица в клетке. Еще до перехода мне приходилось скрывать свою ориентацию, загонять себя в какие-то рамки, бояться что-то не так сказать и на кого-то не так посмотреть, потому что это все было бы очень плохо для меня, ведь у меня семья очень гомофобная. У меня было множество каминг-аутов, и они все, к счастью, были несчастливые.
Сейчас я говорю «к счастью», потому что в некотором роде я гораздо больше добился для себя в плане личностного роста.
Меня воспитывала бабушка, это для меня очень триггерная тема, потому что было столько ущемления с ее стороны, она пыталась вложить те качества, которые есть в моей матери, в меня. Но то, что мы с ней разные люди — как и все мы разные. Да, нечто досталось мне, но это такое. Ну и было много скандалов.
Первый мой каминг-аут — это вообще, меня отправили заграницу, закрыли в комнате, не выпускали, ограничили связь, пытались выбить всеми возможными и невозможными способами. Мне приходилось потом говорить: «Да, это я погорячился». Но все равно, когда у меня были последние серьезные отношения, я жил с девушкой заграницей, в Будапеште, там и работал (я по образованию парикмахер), то они нормально к этому отнеслись, потому что она довольно-таки успешный человек заграницей, и это не выходило за рамки семьи.
Но, естественно, когда я расстался с этой девушкой своей, я приехал в Киев и окунулся в атмосферу активизма, и моя ориентация вышла за рамки семьи, и вот тогда уже начались глобальные скандалы. Я никогда ничего не скрывал, потому что я все-таки верил, что родители у меня более толерантные, потому что все-таки они живут заграницей, не в Украине. Маме было неприятно, и я сначала пытался не травмировать ее, не ранить, я ее подготавливал, как мне казалось.Она всегда говорила: «Это твоя жизнь, и как хочешь, так и живи, главное, что тебе хорошо». Но опять-таки, до тех пор, пока это не выходило за рамки семьи.
Но когда я приехал в Киев, я помню, это был Фестиваль Равенства, у меня была фотография на Фейсбуке — я с радужным флагом. Мать почувствовала, скажем так, жареное, и попросила срочно приехать. А я не мог, потому что у меня не было средств. Она обиделась, начала оскорблять. Я тогда подумал: «Что я должен скрывать? Почему я должен скрывать? Разве я не такой, как все? Разве я делаю что-то плохое? Разве я вор, убийца?». Она не может меня принять, а я не могу скрывать. Потому что я долго это делал, и у меня это все накопилось со временем. И потом, когда я начал говорить об этом, мне стало легче жить.
Свободу я почувствовал, когда приехал учиться в Ужгород. И тогда у меня начался странный сезон: я совмещал учебу с тематическими вечеринками. Я тогда наконец-то понял, что я не больной человек, у меня все нормально, и я не один такой. Мне стало немного проще, потому что я научился в кругу друзей говорить на эту тему и не стесняться.
Я сначала определял себя как лесбиянку, а потом уже никак, человек и все. Трансгендером я стал себя считать, когда уже приехал в Киев, окунулся сферу в активизма, когда у меня уже было довольно-таки нормально времени для того, чтобы что-то там изучать. И мне очень помог Киев Прайд 2016-го года, там я очень много чего узнал, пообщался с другими трансгендерными людьми, и мне эта тема стала очень интересна и очень близка. Когда я услышал чужие рассказы, я начинал понимать, что это у меня не крыша едет, а что это нормально. Потому что я всегда думал, что у меня крыша едет.
С бабушкой вообще все печально. Я помню, когда я приехал из Будапешта и сказал, что уезжаю в Киев, потому что этот мой друг, мой земляк, он певец, и мы с ним дальше собирались работать. Я сказал, что у меня будет много работы, и я не смогу так тесно общаться с матерью или с ней. В общем, ушел я со скандалом, забрал самые необходимые вещи, которые у меня были, и, естественно, свои инструменты. Меня даже не провожали, мы просто с другом сели в машину и уехали. После того, как я уехал, я с ней вообще не общаюсь. Да и она не горит желанием.
Когда в Киеве друг меня выселил, мне предложили работу с жильем. А я тогда не понимал, что это за работа. Получается, я прихожу, нас закрывают всех девушек в квартире, и оказывается, что это бордель. И вроде бы офис нормальный, и нам сказали там, что просто официантами работать, и можно хорошие чаевые зарабатывать. Я и подумал: «Ладно, хорошо, попробую». Потому что вернуться и год работать парикмахером я не мог, мне нужны были деньги и жилье прямо тогда. Оказываюсь я в этой закрытой квартире. Получается, два часа в день можно было гулять недалеко, по периметру, но там решетка. Не выйти, ничего нельзя было, даже кушать приготовить — никаких ножей, ничего острого не оставляли. Приходило очень много девочек, и я начал понимать и думать, что надо что-то делать, надо бежать.
Мне очень сильно повезло, потому что у меня на тот момент были месячные. Эти месячные у меня были дня 4, хотя они закончились на второй день, но я говорил: «У меня еще до сих пор, все топит!». К счастью, у меня был телефон. Я зашел в «Сплетницу» (страница в Вконтакте), там было как раз объявление про Шелтер. Мне повезло, что меня не выбирали. Но я и старался делать так, чтобы меня не выбрали. В общем, неделя у меня как-то там протянулась.
Потом пришли 2 новенькие девочки, а с одной из них я раньше общался, она лесбиянка. И мы с этой знакомой решили, что надо отсюда валить, а потом еще вторая девушка подключилась. Я придумал план. Я подошел к сутенерше и сказал, что одна из них моя девушка и она пришла меня забрать. Она сказала: «Ну хорошо, окей, только дождитесь завтра руководства». А я понимаю, что если завтра приедет руководство, не факт, что мы будем живы вообще. Мы устроили скандал, нас, конечно, никто не выпустил. Как раз пришли гости, и вторая девушка заметила, что сутенерша забыла ключ в двери. Я быстро забрал свои документы, во что успел одеться, в том и ушел.
Я жил два дня у одной из девочек, мне никто не отвечал, потом я позвонил на линию доверия, и там мне дали все контакты. Меня сначала пригласили в офис, через день меня заселили. И вот тогда моя жизнь по- вернулась в лучшую сторону.
Первый раз я был в Шелтере в марте 2016-года (на переход я решился гораздо позже — осенью, но тогда уже задумывался об этом). Я переехал из Будапешта, потому что расстался с девушкой, и мне было очень плохо, нужно было как-то сменить обстановку, вернуться в новый мир и начать делать что-то новое. Я чувствовал эмоциональное выгорание. Я работать не хотел, я тогда работал парикмахером-стилистом. С родителями я уже поссорился, потому что они понимали, что здесь они не могут меня контролировать.
Я у нее тогда единственный раз за жизнь попросил деньги. Говорю: «Мама, помоги мне». Она мне говорит: «Хочешь, приезжай». Я говорю: «Мама, я не могу приехать, у меня нет денег». Она мне предложила, что бы бабушка меня забрала, я спросил, зачем лишние расходы, можно ведь скинуть на карточку. Она еще предложила одолжить, а у меня еще тогда знакомых не было, я жил в Шелтере, а здесь у всех приблизительно одинаковая ситуация. Я помню, как я просто сидел и плакал, у меня был нервный срыв. Я потерял просто все то, что я считал своей семьей. Люди, от которых я бы мог получить хотя бы моральную поддержку, меня просто взяли и затоптали. Мне ничего не хотелось, я думал, что я с 8-го этажа прыгну.
Но пришлось брать себя как-то в руки. Я уже просто не смогу туда поехать — меня настолько сильно оттолкнули. Но мне иногда сильно хочется, потому что там есть моя прабабушка, и это единственный человек, который меня поддержал и поддерживает. Я помню, когда я совершил третий по счету свой каминг-аут, она сидит, улыбается на кресле и говорит бабушке, которая меня пилила: «Ну а что, посмотри на это с другой стороны, зато ребенка от кого попало не принесет».
Я помню, я еще в далеком детстве задумывался: «А почему я не могу так как все? Почему там девочек интересуют куклы, а меня нет? Почему они хотят выглядеть женственно, а мне от этого ни холодно, ни жарко?». Потом надолго возникло какое-то внутреннее противоречие. У меня было недостаточно информации. Где-то в марте 2016 года я еще подшучивал так: «А что если бы я начал переход?».
Потом у меня уже появилась стабильность, довольно- таки хорошая, я просыпаюсь и понимаю, что без этого я не могу. Я прекрасно понимал, на что я иду, и что будет, но я не ожидал, что это все настолько будет серьезно, что мне опять придется попроситься в Шелтер. Я здесь уже второй раз. Я помню, просыпаюсь и думаю так: «Либо сейчас, либо уже никогда». Я прихожу на работу, а до этого я еще закатил скандал, говорю: «Я от вас ничего не требую, только называйте меня не Тоней, а просто Тошей». И потом: «Все, я буду делать переход». На работе: «В смысле, переход? А это как?». Ну и я объяснил, что я трансгендерный мужчина.
Как ни странно, первоначально все, и начальство тоже, к этому хорошо отнеслись, потому что я работал барменом, и как человек и как сотрудник их устраивал. До того момента (это был конец второго месяца, в конце ноября — начале декабря 2016-го), как приехал главный директор, и его это не устроило — он просматривал камеры, а внешность у меня начала быстро меняться. И он меня оскорбил: «Что это за оно? Что это за гермафродит?». И матами покрыл, и чего там только не было, еще и оштрафовали на довольно приличную сумму необоснованно, ну и меня уже просто нервы сдали, я сказал, что не буду работать там, где меня ущемляют. Потом мне еще объяснили, что «лучше тебе внатуре уволиться, чувак, потому что будет плохо». Потом до меня еще дошла информация, что меня хотят уволить, а не «по собственному желанию», уволить без зарплаты. Что они, собственно, и сделали, потому что зарплату я так и не забрал.
Потом я скитался по друзьям. Я не хотел проситься в Шелтер, потому что уже один раз здесь был. Но друзья говорили попробовать, в итоге я написал, вот так здесь и оказался. Но все равно, помню, что после первого укола, когда уже голос начал меняться, я ощутил себя полностью счастливым человеком, потому что я приобрел то, чего у меня не было — чувство комфорта с одной стороны. С другой стороны дискомфорт приносило то, что есть проблемы с социализацией. Некоторые вообще не понимают, кто ты и воспринимают, как какого-то мальчика лет 13-ти. Было такое, что мне сигареты не хотели продавать: «Это что, ваша сестра?». Я говорю: «Да нет, это я». А мне в ответ: «Да как это вы?».
Когда я устраивался на работу, я уже не знал, какие данные мне вписывать — по паспорту или нет — хотя ж служба безопасности, она же будет проверять. Я вписывал паспортные данные, но когда видели анкету, спрашивали: «Как? В смысле? То есть вам нужна будет операция?». И мне отказали в «Макдональдс». Сказали: «А если проверка, как это вообще объяснять, и в коллективе?».
Мне ответили: «Мы вам перезвоним». Везде я это слышал — «мы посоветуемся, перезвоним вам», — но в итоге мне никто не перезванивал. Когда я выбрал немного другую тактику, перестал говорить о своем транс-статусе, я начал замалчивать, использовал гендерно-нейтральный язык, потому что мне неприятно говорит о себе в женском роде, хотя иногда все равно приходится.
Тогда очень многие возмущались: «А почему у вас такой голос? Откуда у вас такой баритон?». Я говорил: «Гормональный сбой». «А это надолго?». «Нет, не надолго», отвечал я. Я устраивался, начинал работать, но когда нужно было после стажировки выходить на ставку, мне говорили «до свидания». В той же «Салатейре», такой хорошей и перспективной сети, где микрофон по одному тону, женский и мужской, и когда подходил я, у меня получался только мужской. И вот они из-за этого решили отстранить, хотя перспектива у меня была очень хорошая.
Вот так я и скитался в поисках работы месяца три. Мне пришлось прекратить гормонотерапию, потому что нет средств. Поэтому я ее временно отложил, пока не устаканиться вопрос с работой. Сейчас устроился в «Фору», потому что они там не придираются, им главное, лишь бы человек хорошо работал. Также меня пригласили работать в бар, а он сам такой неформатный. У нас директор, он гей, скрытый, но это видно, ну и в коллективе есть и бисексуалы, и лесбиянки, и геи. Поэтому там нет никаких вопросов к моему голосу. Ну и, в принципе, у меня бар-менеджер, она модель, и она видела разных людей. В общем, сейчас я этот вопрос устаканил.
Я развиваюсь, я стремлюсь, я что-то делаю, я устаю, мне приходится работать, там где мне бы и не хотелось работать, и мне иногда кажется, что я терпеть не могу этих людей, хотя я заядлый экстраверт. Но тем не менее, когда я прихожу домой, в Шелтер, я вижу друзей, мне становится как-то легче, потому что они все свои, я чувствую поддержку, такую, какую я бы хотел, чтобы все получали. Тут я могу выговориться, посоветоваться, и чувствую себя свободным.
ЛГБТ-люди являются уязвимой группой, представители которой часто сталкиваются с проявлениями гомофобии и трансфобии, включая дискриминацию и преступления на почве ненависти.
ЛГБТ-людям сложно адаптироваться в ситуации, когда они вынуждены жить в одном пространстве вместе с другими переселенцами, среди которых могут быть гомофобные и трансфобные люди. Они вынуждены скрывать правду о своей личной жизни и/или идентичности и притворяться гетеросексуалами и/или цисгендерами, что является дополнительным фактором, вызывающим стресс, который они и так испытывают. Также это увеличивает риски физического насилия.
Марина, 29 лет
Меня зовут Марина, мне 29 лет. Родом я из Харьковской области, город Изюм, это на границе с Донецкой областью. До военных событий проживала в Донецке, на протяжении четырех лет. Переехала туда, потому что Изюм — это маленький город, он абсолютно бесперспективный. Мне хотелось развиваться, мне хотелось нормально жить, скажем так, получить хорошую работу, общаться с интересными людьми и посещать интересные места и мероприятия, жить культурной жизнью. В маленьком депрессивном городе для молодежи перспектив абсолютно нет.
Когда начались военные события, непосредственно уже захват аэропорта (сообщение ЖД еще существовало) я со своей партнеркой приняла решение выехать из города. Выехали мы к моим родителям изначально, в город Изюм. Надеялись, что быстро все наладится, потому что в то время начали освобождать Славянск, Краматорск и мы все ждали, что вот-вот, вот-вот и Донецк освободят. Но это затянулось довольно-таки надолго, мы прожили там практически год, в городе, откуда я родом. Понимая, что возврата в Донецк уже нет, и Изюм — это очень маленький город и он абсолютно бесперспективный, мы решили двигаться дальше.
Так как средства мы сильно не рассчитывали, и понимали, что в Киеве мы не знаем никого, ничего, мы решили обратиться в Инсайт, в проект “Шелтер”. Я не наношу на людей какие-либо ярлыки в плане сексуальности и гендерной идентичности, но о себе я могу сказать, что я женщина-лесбиянка. Я приняла себя в полной мере, наверное, только в Киеве. Почему — потому что Изюм — это маленький депрессивный город, с сорока тысячами населения, где о таком понятии как гомосексуальность даже не говорят. Почему-то все считают, что это где-то в Америке или еще где-то, но только не в Украине, и если в Украине и есть, то это 5-10 человек, это больные люди и их нужно лечить. Стереотип, скажем так.
Осознавать это я начала лет с 13. До этого я понимала, что мне нравятся девочки, но это было непонятно и я не понимала, что это такое. Около года или двух я гнала от себя эти мысли, я встречалась с парнями. Но я понимала, что нравится мне совсем другое. И когда я закончила школу, переехала в другой город учиться, то поняла, что я такая, оказывается, не одна, и есть другие такие люди. У меня начались там даже отношения с девушкой. Тоже я не могла себя понять, так — не так, когда эти отношения прекратились, я начала отношения с парнем опять, для того, чтобы сравнить, как и что к чему.
В итоге я поняла, что все-таки отношения с женщинами мне нравятся больше и что это нормально, что существуют такие же люди, как и я, и они достигают многого в жизни, что они живут нормальной, хорошей жизнью и им нечего стыдиться. Более-менее начала себя принимать. Но, опять-таки, я скрывала это от родителей, я скрывала это от друзей. Единственной, с кем я могла поговорить, была моя сестра младшая. Она много чего не понимала на тот момент (когда мне было 18, ей было 13), но она вполне слушала.
Первый разговор в моей семье произошел даже не по моей воле. Я на тот момент жила гражданским браком с мужчиной, и мы с ним поскандалили очень сильно, и я уехала на несколько дней в Донецк к девушке. Он об этом узнал, он читал мой телефон, переписки и когда я вернулась, то поняла, что он рассказал все моим родителям мол «сделайте с ней что-нибудь». Я в тот же вечер собрала вещи и ушла. Я поняла, что больше у меня отношений с мужчинами не будет. Он очень долго, на протяжении полугода, пытался меня преследовать, со мной говорить, вернуть, но я понимала, что я обманываю и себя, и его.
Сейчас уже спустя 10 лет, я ему, наверное, даже благодарна за это, потому что это был первый шаг к тому, чтобы поговорить с родителями. Родители, конечно, опешили. Отец у меня всю жизнь проработал в МВД, он такой очень строгой закалки. Для мамы тоже это было очень сложно и непонятно. Они меня и к батюшке возили, я слушала это сидела. И вот батюшка, который сидит в ниссане последней модели, с огромным золотым крестом, и он будет мне рассказывать о том, что нормально, а что нет?
Для родителей это было очень-очень непонятно, они думали, что это просто потому что я еще не повзрослела и это, наверное, это какой-то мой бзик (хотя мне на тот момент было уже 19 лет и жила я отдельно от них). Они думали, что это временное, и что с этим мне поможет религия. В итоге они поняли, что чем больше они будут предпринимать какие-то попытки, тем больше я буду становиться в штыки и ничего хорошего из этого не будет.
Когда я уже жила в Донецке со своей партнеркой, то мама приезжала, папа приезжал, но они делали вид, что живут вот две девочки, потому что так лучше снимать жилье. Когда мы приехали в Изюм, то тем более не было никаких разговоров, «переселенки, конечно, там же война». И когда заводился уже конкретный разговор, я всегда маме говорила, что мою партнерку тоже зовут Марина, что я с ней не просто так живу, это не просто подружка. Мама всегда уходила от ответа, говорила, что, наверное, много чего не понимает в этой жизни.
Откровенно я сказала маме своей буквально пару месяцев назад, когда мы разошлись с моей партнеркой, и она мне позвонила, когда я была в очень плохом состоянии. Мама меня спросила «что такое, от тебя муж что ли ушел?» и я ей сказала, что не муж ушел, а любимая женщина, с которой я столько лет жила вместе. Вот все. Потом мама приехала, я ее водила на марш, она понимала кто есть кто, уже нормально и спокойно мы можем об этом с ней говорить. Я не скрываю, ни ужимок у меня теперь нет, ничего.
Отец услышал от мамы. Я с ней изначально поговорила, потом отец мне позвонил и сказал «я понимаю, конечно, когда женщина от мужика уходит, то это капец, но вот когда женщина от женщины, то это, наверное, еще больший капец» и говорит «ты там держись, все будет хорошо, ты же сильная».
В Донецке я была абсолютно закрыта, то есть только друзья, только моя партнерка и никто больше ни на работе, нигде. Если меня что-то спрашивали, даже подозревали, то я сразу краснела, отвечала «Вы что?» и старалась это еще больше скрыть. Приходилось врать, обманывать, потому что я понимала реакцию на мои ответы. Когда я переехала в Киев, то я поняла, что я прошла столько, что признать в себе то, что есть, это уже абсолютно нормально. И когда на работе, на которой я сейчас работаю, у меня спросили правда ли то, что я лесбиянка, я ответила, что да. Они долго не понимали шучу я или нет. И я сказала им: «Если для вас это имеет какое- то значение, думайте, что я шучу. Если на вашу жизнь это как-то повлияет. Но вы меня спросили откровенно — я вам откровенно ответила».
Возникали, конечно, конфликты на почве политических взглядов. Очень сложно было жить в том же Донецке, когда 95% всех твоих знакомых говорят, что нам нужно ДНР, что нам нужна Россия и что нахер нам эта Украина, что мы ее кормим и все остальное. Очень сложно было отстаивать свои взгляды, объяснять экономические какие-то вопросы. Когда мне говорил какой-то «грузчик Вася», что он кормит всю Украину, я пыталась спросить у него каким образом он это делает. Когда я начbнала ему раскладывать экономические штуки, то он говорил, что я ни- чего не понимаю. Конечно, конфликты возникали, но когда начали уже ходить люди с автоматами, я поняла, что уже настал тот момент, когда лучше промолчать.
Про “Шелтер” я узнала из фейсбука. Случайно в ленте, это было где- то за месяца три до того, как мы надумали уезжать в Киев. Марина на- ткнулась на эту статью в тот момент, рассказала мне. Когда мы надумали переезжать, то у нас до последнего был вариант жить у подруги, и вот уже куплены билеты, я уволилась с работы, мы звоним этой подружке, а она говорит, что её выселяют. Что делать? Деваться некуда, я в голове перебрала все варианты, которые только могла. И Марина предложила написать в Шелтер. Я сказала «да ну, такого не бывает, просто так люди помогают другим людям», я до последнего, даже когда жила в Шелтере, я не понимала, что это правда и такое бывает. Тем более я привыкла всего сама добиваться, а тут принимать какую-то помощь это еще хуже, чем что-либо. Но Марина предложила рискнуть, потому что вариантов у нас не было.
Мы подали заявку и Оля нам ответила в этот же день, мы были безумно рады. Она нам перезвонила, поговорила с нами обеими и сказала, что через два дня как раз выезжали две девушки и освобождались два места и они были готовы нас принять. Я не могла в это поверить, серьезно. Я сейчас рассказываю, это такая ситуация была, когда и назад дороги нет, и впереди полная неизвестность. И тут все складывается настолько так, как нужно. Я не знаю что это, может это сила вселенной или что, но для меня это было очень круто.
Когда мы приехали в Киев в августе 2015, нас встретили, поселили в Шелтер, там даже оказалась одна наша общая знакомая. Я три раза перечитывала договор, который я подписывала. Я не могла поверить, что такое бывает. Представлений, честно, не было. Я понимала, что это жилье бесплатное, я на продукты даже не рассчитывала — главное было жилье. Чтобы было где переночевать. Но когда мне рассказали о том, что продукты бесплатные, что лекарства бесплатные, что мы можем обращаться к врачам, что юридическая помощь есть — я, конечно, была в шоке, вот это да, проект очень классный. Та реальность, которая была, это намного круче любых ожиданий.
Я хочу сказать, что это нереальный старт, это огромная помощь тем людям, которые действительно хотят быть в Киеве, жить в Киеве и которым нужно на какой-то момент где-то устроиться. Я, наверное, всю жизнь буду за это благодарна. И, наверное, основное, это отношение ко всем жителям Шелтера, там очень близко принимали людей. Я знаю, что они живут этим. Конфликтов с другими жителями у нас не возникало, правила там для всех одни, но разница, наверное, в том, кто проживает.
У нас был «золотой состав», как я считаю, у нас практически не было никаких скандалов, все понимали, что мы сейчас находимся на этой территории, это временно и нужно просто с этим смириться. Во-первых, возрастная категория: от 25 и до 40. Некоторые очень много работали и только ночевали там, мы очень редко виделись. Те, кто меньше работал и больше находились — мы больше общались и понимали, что делить в принципе нечего, может только друг другу как-то помочь, погулять даже где-то.
Когда мы там жили, мне казалось, что мы дальше будем все общаться, я ко всем относилась очень дружественно и мне казалось, что и все так относятся. Но когда разъехались, может потому что у кого-то своя жизнь, взгляды разные или времени нет. Я пыталась пару раз с теми или иными соседями связаться, но я вижу, что это не имеет отклика.
После приезда в Киев у нас все пошло как по маслу. Уже на третий день я нашла работу в Киеве. Конечно, это было не то, чего я хотела, я пошла обычным кассиром, имея довольно неплохой багаж, то есть я понимала, что я и на директора тяну магазина, но мне нужно здесь и сей- час, потому что мне нужны дальше деньги откладывать, чтобы снимать жилье, и что это временно. Я даже не думала сидеть, отдыхать, от чего-то отходить. У меня была поставлена цель, я ее начала достигать. Я тогда работала в две смены, приезжала на работу в семь, а уходила в 11, спала по два-три часа. Через недели три я познакомилась с таким же торговым представителем, как я сейчас работаю, она пришла в магазин забирать заказ, и мы разговорились. И она мне говорит: «Почему ты тут сидишь? У нас вакансия есть, не хочешь сходить на собеседование?». Я решила почему бы и нет.
Меня собеседовал именно директор, мы с ним поговорили. Посидели с ним посмеялись, он сказал, что мне перезвонят. Прошла неделя, мне не перезванивали, и я понимала, что нужно еще какие-то варианты искать. Но потом мне перезвонили и пригласили. Сначала я проработала три месяца на Борщаговке, я дала колоссальный результат и меня перевели на центр. Уже больше года я работаю по центральному району, имею в принципе высшую зарплату из всех возможных в нашем филиале и довольно на хорошем счету. Светило повышение, но для этого нужна машина. Пока я ее приобрести не могу.
У моей партнерки так же не возникло проблем с поиском работы. У нее очень узкая специальность (она врач-генетик) и она работала в Донецке лаборатории и параллельно в училище повышения медицинской квалификации была методистом. Когда мы переехали сюда она не понимала куда идти дальше и где искать работу с такой специальностью, потому что врач в лаборатории это не везде востребовано и оплачиваемо. Потом через какие-то связи они нашли выход на НИИ, лабораторию, там сейчас заведующая сама из Донецка (до этого заведовала лабораторией в университете им. Горького). Обратились, и она сказала да, конечно. Вопросов поэтому не было. У них там никаких расспросов про сексуальность и сожительство не было.
С поиском жилья после Шелтера тоже проблем не возникло. У моей партнерши донецкая прописка, мы за это очень переживали, потому что были наслышаны, что с донецкой пропиской не берут, не хотят. Мы нашли квартиру у пары девушек, просто по объявлению на OLX и когда мы приехали на просмотр, даже как-то были в шоке. Они сказали, что очень рады помочь людям, все хорошо. С этим нам тоже очень повезло. Мы буквально посмотрели две квартиры, которые нам просто не понравились, то есть они нас не устроили, а вот третий просмотр — мы туда и переехали. Мы еще тогда жили в Шелтере и поволонтерили на “Фестивале Равенства”, и дальше продолжали общение.
Потом мне предложили волонтерство по юридическому образованию, и я с радостью согласилась. Все проекты очень интересные, каждый по-своему. Сложно как-то собрать все воедино. Мне очень нравится, что мы занимаемся сейчас помощью транс-людям, с отменой шестидесятого приказа, потому что это все так сыро и непонятно. Я понимаю, что именно “Инсайт” является на 80% частью того, что произошли такие изменения. Это мне очень нравится, я очень этому рада, и я хочу быть частью этого.
“Фестиваль равенства” это тоже нереально увлекательные вещи, когда люди начинают расширять свой кругозор, когда туда приходят не только ЛГБТ-представители, когда приходят френдли люди, когда приходят люди, которым просто интересны какие-то выставки и ивенты. Они начинают как-то по-другому смотреть на тех или иных ЛГБТ-представителей или людей с инвалидностью, либо переселенцев тех же. Когда они понимают, что не все донецкие «такие». Это тоже хорошо, когда у людей меняются даже не взгляды, а разбиваются какие-то стереотипы, шаблоны. Быть частью этого это тоже гордость для меня, скажу честно. Очень много людей, которые в себя не верят, хочется с этим бороться и давать им веру в себя.
А в плане нынешнего — мне нравится то, что я работаю с людьми, продаю радость, шоколад, но, наверное, от этого я буду отходить. Я не хочу переезжать из Киева, я неоднократно говорила об этом со своей бывшей партнеркой. Я понимаю, что я не хочу уезжать из этой страны, не зря мы были рождены тем меньшинством в меньшинстве в том же самом Донецке, когда ты проукраинская, еще и лесбиянка. Мы это все пережили, прошли, и дальше уезжать, бросить Украину — я не могу. Я все-таки люблю свою страну, я хочу увидеть ее процветание и я хочу участвовать в развитии моей страны.
Проект “Шелтер” не имеет аналогов в Украине и, насколько я знаю, аналогов вообще в мире этого проекта именно для людей-ЛГБТ. Поэтому это что-то очень значимое, даже не на всеукраинском уровне, а шире. Я думаю, что этот проект не только должен существовать, но такие же проекты нужно открывать в других регионах Украины, потому что не у всех есть возможность именно в Киев уехать, та же квартира тоже не резиновая, то есть проект может принять только определенное количество людей.
Я понимаю, что людей, которые попали в сложные жизненные ситуации на почве своей сексуальности очень много и некоторые, так же, как и я, думают, что таких проектов не существует, что это не просто помощь. Некоторые просто не решаются ехать в Киев, у кого-то еще какие-то проблемы возникают. Я думаю, что проект нужно поддерживать и развивать его дальше.
Трансгендерные люди сталкиваются с дополнительными сложностями из-за несоответствия документов, удостоверяющих личность, их внешности и идентичности. В населенных пунктах, находящихся под контролем самопровозглашенных республик это становится фактором высокого риска для безопасности и создает угрозу жизни трансгендерных людей. На каждом блокпосту они должны предъявлять документы, и если документы вызывают сомнение, человека могут задержать, задействовать на принудительных работах, а при раскрытии статуса человека, возможно проявление насилия на почве трансфобии.
Сергій, 55 років
Я з міста Донецьк, ми жили біля аеропорту. У мене була звичайне, рядове життя, працювали, жили як усі. У приватному секторі, тихо-спокійно, про війну ніхто не думав, хоча я розумів, що це можливо. Я попереджав, що шанси того, що це може бути, досить високі. Мені, звичайно, ніхто не вірив, думали, що на Україну Росія не піде. Саме в такій формі. Але тим не менш. Я пропонував навіть і сестрі, і всім, продати нерухомість і переїхати. Ніхто не сприймав це серйозно.
Ну, а потім, коли після Майдану в 14-му році в Донецьку почалися руху дивних людей, ну як дивних — навколо військкомату зібрався натовп, вони у військовій формі, у «камуфляжках», хто на що здатний. Вони там пили вже… Я дивлюся, що по місту рух нездоровий. Вони там щось радісно і бурхливо обговорювали, у деяких, я вже бачив, промайнула зброя тоді, і я зрозумів, що це все: це те, про що я думаю.
Це відбувалося не в один день — там то побачив, там то побачив. Потім, природно, в ЗМІ, мітинги, проукраїнські мітинги, я попереджав: «Не йдіть».Люди ходили, дехто загинув, когось вбили. І це ще не було війни. Говорячи «ми», я маю на увазі наших громадян. Своїх родичів в першу чергу, громадян, які там жили.
У Донецьку я займався ремонтно-будівельними роботами. Я був фіктивно одружений, потім ми з Іриною розлучилися, була квартира, потім цю квартиру я продав, Ірина поїхала в Грецію до подруги, вона просто була другом життя. Я переїхав до батьків. Я довго з ними не жив, повернувся до них, а у них там будинок в жалюгідному стані, тож останні 10 років я цей будинок реставрував, добудовував — таке, побутове життя.
У 14-му році вже почалися бойові дії. Почалися обстріли. Я просидів там рік, і протягом року говорив: «Так, ну ми будемо виїжджати, чи ні? Може бути, ми встигнемо щось продати». Це коли я з батьками був ще. І сестра, троє дітей… Сестру протягом місяця пропаганда кардинально змінила: «Україна — це ворог», «ти — бандерівець», «ти — фашист», різко їх сім’я змінилася, з їхнього боку агресія була, причому у такій мірі, що говорили «ми тебе…» Я кажу: «Ви що? Ви де живете? Ви ж в Україні живете». Я своїм сказав: «Якщо ви хочете, то ми знайдемо куди переїхати, було б бажання. Я буду виїжджати, і будемо думати, де зачепитися, тому що це надовго. Потрібно звідси вибиратися. Тому що тут перспектив — нуль. Може бути, діти сестри підростуть, і ми їх тоді витягнемо, заберемо».
І ось, рік я з ними просидів, підготував їм будинок, щоб він працював, був з електрикою, коли немає води, немає газу, щоб вони могли там жити. Чисто технічно. Тому що ми сиділи і без води, і без світла, без газу. Все було. Снаряди летіли з усіх боків. Були обстріли, що імітують вогонь з української сторони, але я розумію, що відбувається — це просто місцеві обстріли з кварталу в квартал. Мої мені вже говорили: «Давай, їдь». І, коли обстріли припинилися, а вони масово припинилися десь 14-го лютого 2015-го року, я буквально 15-го числа зібрався, і виїхав до Києва. У мене тут були знайомі, вони говорили: «Не переживай, переїжджай сюди, не пропадеш», я приїхав, а виявилося, що у них якісь «тєрки», і в результаті я опинився на вулиці.
Але добре, що у мого знайомого була добра знайома Яна, і вона, в принципі, мені допомогла. Я їй кажу «Ян, я їду на вокзал, ну все, більше нікуди», а вона каже: «Як?» Я кажу: «Ну, ось так от». Тоді вона каже: «Ну, зараз щось будемо думати». Ми були з нею взагалі не знайомі, а вона просто мені допомогла. Вона поселила мене до мами своєї хорошої подруги. Була така можливість. Я там місяць пожив, а потім перебрався вже в Шелтер. Теж Яна мені порадила.
Я приїхав після року під обстрілами, я в шоці, в голові туман, нічого не розумієш. І це тривало близько року, коли виходиш з цього стану, розумієш, що мирне життя, що літаки літають, що це гримить метро, а не снаряди десь вибухають… Це не проходить просто так. Якийсь час ти виходиш. Це залежить від твоєї нервової системи. Приїхав до Києва в такому стані, намагаєшся сам собі говорити: «Потрібно намагатися сприймати все реально». Тому що кожна людина — це окремий всесвіт, і сприйняття всього у різних людей різне. Дуже важливо тримати себе в руках, будучи в таких стресових ситуаціях — це дуже важливо, і на це потрібен час. І Шелтер дав мені цей час.
Я не міг адаптуватися: у мене інша вода, нервові стреси, інше харчування. Організм почав давати збої: там захворів, тут не так, там не так. Я не молодий хлопець, мені вже, слава Богу, за 50 давно. І якби не вони … Вони дали цей час. А часу мені більше треба. Я за цей час трошки адаптувався, відійшов, знайшов роботу — я шукав роботу, яка мені б підійшла. Багато перепробував — то не підходить, це не підходить… Тобто я розумів, що є такі ризики, які я не можу собі дозволити. Тобто можна «загнутися» було взагалі. А завдання було виїхати не для того, щоб загнутися тут, а асимілюватися. Вижити, і своїх витягнути.
Кожен день з ними по телефону декілька разів розмовляю. Мої батьки залишилися там. Це стримуючий фактор, сестра стала сепаратисткою, причому і її чоловік, і всі її родичі, вони за цю ДНР, діти страждають. А батькі ж люди похилого віку … Це ж їхні онуки, вони намагаються їх якось уберегти, до себе забрали на якийсь час, і зараз вони періодично там. Хоча були можливості, я їм пропонував виїхати, а може і зараз є, просто пропонували люди, говорили: «Приїжджайте, живіть». Тут також важлива моральна, психологічна підтримка. Ось те, що мама говорить: «Те, що ти дзвониш — це дає сили кожен день. Я ділюся з ними буквально практично всім. Це їх підтримує, вони в курсі подій. Вони дивляться за можливості українське телебачення.
Отже, Яна розповіла мені про Шелтер, я написав заявку, мені прийшла відповідь, мене запросили на співбесіду, я прийшов. Це дуже хороший проект, знаєте, цей проект мене просто витягнув, я настільки вдячний, я не забуду цього ніколи, я завжди буду казати «дякую» Шелтеру, проекту, і «дякую» Богу, що він мене туди направив. Це стосовно особисто мене. Я не долучався до жодних ЛГБТ-ініціатив, бо я не розумів, навіщо це робити. Навіщо «каламутити цю воду», бо якщо ми цю тему не підіймали, то народу на вулиці, по суті, байдуже.
З Шелтеру я поїхав через 3 місяці. Бо у мене вже була робота, я пару днів пропрацював, потім мені на роботі запропонували житло, і я тоді сказав «О, все, я переїжджаю». Вже в середині липня я знайшов роботу, і мене взяли на стажування. Я там і досі працюю. Проблем з пошуком роботи було дуже багато, я довго не міг знайти роботу там, де я зміг би працювати – на будівництві, я побував на одній, другій, третій – це просто катастрофа. Робота у моїй сфері взагалі близька до мера Києва. Вони дуже лояльні, я сам не очікував. Я просто кажу: «Я не можу знайти роботу таку, яку я хочу». А вони мені кажуть: «Зайдіть на robota.ua, це офіційний ресурс, і дайте резюме, шукайте те, що вам хочеться». І я дав одне, друге, третє… І в один день буквально за годину співбесіда тут, і співбесіда там.
В одному місці мені кажуть: «Ми Вам завтра перетелефонуємо», і в іншому місці теж так кажуть. Я повертаюся, і мені вже через дві години дзвінок з другого місця роботи, вони кажуть: «Ми запрошуємо Вас завтра вже почати тестовий період». Я кажу: «Добре!» Це сфера технічного обслуговування готельного бізнесу. Хоча я хотів знайти роботу десь на виробництві, щось руками робити. Бо це у мене по життю. Але їм потрібна була людина така, вони так і написали: «Потрібен майстер на всі руки». Я їм написав, що я можу, і вони вирішили зробити іспит. І я там зараз.
Я роботою задоволений, але ж ніде не буває все гарно, наприклад, мені не по- добається, як спілкується керівництво з підлеглими. Але що я можу зро- бити? Щодо житла, у них є можливість запропонувати для життя деякі кімнати в офісі. Вони мені запропонували, я не відмовився, там декілька працівників, і це безкоштовно. І це дуже допомагає, бо тут в Києві… І я їм вдячний за це.
Але я дуже залежний від цього, від них, бо якщо на роботі щось не так, то це вплине і на житло. Але це стимул, це стимул не вередувати. Житло можна зняти, звичайно, але у мене це вже інше. Нам треба переїжджати, треба будувати, треба щось робити. Це можна зробити, гроші потрібні, але не дуже так багато. Я досі сам. Де шукати, як шукати – складно. Хотілося б знайти партнера. Може, вік. Може, я «капрізний». Може, великі запити. Може, низька самооцінка. Я не знаю. Що стосується себе – я нуль повний. Ну а з іншого боку це не заважає робити справи. Бо дуже складно знайти людину, бути з нею… Ну, ви розумієте, щоб ще й справи робити… Це повинні обидві людини робити. Не може одна людина все робити.
Весной 2016 года фокус проекта расширился и в “Шелтер” начали принимать заявки людей из числа ЛГБТК-сообщества, оказавшихся в сложной жизненной ситуации, тех, кого выгоняют из дома, с работы, либо не выплачивают зарплату, кто остались без средств существования. Таких заявок становится всё больше.
Юля, 24 года
Я из Донецкой области, из Ясиноватой (город возле Авдеевки). Переехала оттуда в 2014 году летом, сначала в Одессу. Там жила полгода, потом приехала в Киев. Пожила тут четыре месяца, потом вернулась в Одессу. Теперь вот в декабре опять в Киев вернулась. Постоянной работы нет, поэтому не особо привязана к какому-то городу, опять же планирую переехать в Одессу.
Я училась в школе в Донецке и в ВУЗе в Донецке, была обычная жизнь студента. Мой университетский корпус был недалеко от областной администрации, и я застала захват здания, флаги висели. Потом начались обстрелы аэропорта и помню, что 28-го мая (это день рождения моей мамы) я ехала из Донецка через Макеевку уже, потому что прямой дороги не было. Моя девушка в то время работала бухгалтером возле Южного вокзала, и у нее захватили рабочее здание.
И потом я поехала в Одессу и забрала диплом. Девочки знакомые говорили, что в то время к нам в общежитие подселяли военных без разрешения. Они занимали пустые места, и как они мне рассказывали это было довольно страшно. Я уехала в Одессу в середине июля, к концу июля в моем городе был очень сильный обстрел, мама около двух недель сидела в подвале.
Я бисексуалка. В школе ничего такого не было, а потом в 2012-м году мне первый раз понравилась девушка. Я год не могла никому сказать кроме своей подруги, потом через год я сказала маме. С мамой какая-то напряженная ситуация была, и я в ссоре ей выдала эту информацию. Я не хотела ей говорить, потому что у нее слабое сердце, и я не знала как она отреагирует, я боялась за ее здоровье. В результате, конечно, не без психов, но сейчас мы нормально общаемся, она знает с кем я живу, и на этой почве больше нет никаких ссор. У нас очень большая разница в возрасте, я поздний ребенок, и у нее воспитание совсем другое. Она мне сказала «Я знала, что такое есть, но не думала, что нас это коснется», «Я не думала, что вас так много».
Потом я написала на тот момент незнакомой девушке, она вела проект «Голоса» на «Новостях Донбасса», это истории ЛГБТ-людей. Были видеосъемки. Я ее не знала до того, как писала, и я писала, в общем, для того, чтобы она мне как-то морально посоветовала, помогла, потому что я даже не знала куда обратиться. Мы с ней начали общаться, дружить, и она меня ввела уже в эту тусовку донецкую. Люди разные, естественно, но мне стало намного легче. Донецк трудный город, мне все время казалось, что на меня все смотрят, что все вокруг догадываются, психологическое давление какое-то было. И она меня из этого состояния вывела. Я не стала думать, что на меня никто не смотрит, но по крайней мере я перестала думать, что это плохо.
Принятие было долгим в плане того, как меня принимает общество. Я какой-то период жила в общежитии, и видела, что люди замечают какие-то вещи — то, как я стриглась, знакомых из ЛГБТ-сообщества, которые иногда ко мне приходили. Но так, чтобы сильно меня гнобили — нет. Были шуточки какие-то, смешок от ребят, который выходили вечером на этаж. Физической расправы не было, открытых ссор или стычек тоже. Может, потому что я девушка, не знаю. Я никому не распространялась. Мне казалось на тот момент, что это никого не касается. Если меня открыто спрашивали, то я могла сказать правду. Потом уже начиналась война, и некоторым друзьям по учебе я говорила откровенно, потому что понимала, что мы больше не увидимся. Видно было, что есть какая-то стена. А есть люди, которые радовались, поддерживали.
На первой работе, это уже было в Одессе, я могла свободно шутить на эту тему, и хозяин кафе знал. И я была не одна даже в этом кафе такая. Потом я работала в Киеве в государственной больнице, и единственное, что было тяжело — больница психиатрическая, и когда я столкнулась напрямую с врачами, то хоть от ярлыков я и ушла уже, тем не менее думала, что меня вычислят, и что-то мне начнут лечить. Но, в принципе, все нормально. Долго не могла найти работу здесь, поэтому туда и устроилась. Хороший опыт, но морально было тяжело.
Я опять приехала в Киев, потому что выдохлась в Одессе. Я около 15-ти квартир поменяла за эти три года. Плюс дорога, Одесса, Львов и Киев — самые дорогие города по стоимости аренды. Я хотела ехать к маме даже, потому что очень устала. И поехала перед этим в Киев, и так вышло, что тут встретила человека и осталась в Киеве. Оказалось потом, что это человек не мой, и так я попала в Шелтер.
Я знала о Шелтере еще от моей первой девушки, она здесь жила какое- то время в 2015-м году. Все мои знакомые знали, что это, и рассказывали об этом месте. Сейчас у меня как раз критическая ситуация возникла, потому что я осталась без денег и без работы. Жила с человеком до этого бесплатно, и бюджет у нас был общий, а потом я съехала и пришлось обратиться сюда. Все знакомые говорили, что здесь нормально живется, что есть какой-то набор продуктов, но я не знала как это все устроено.
Мне говорили, что это квартира, но я не знала какие люди тут живут. Мне говорили, что в первую очередь это трансгендерные люди. Не знала где это находится, ни какой район — ничего. Интересно было, конечно, куда я попаду. Но я думала, что если мои знакомые тут жили, то и я выдержу в любом случае. Но оказалось, что тут очень хорошо и условия хорошие. Первые неделю или две я не могла перестроиться, у меня шок был какой- то от бывших отношений, а тут 7 или 8 человек со мной в квартире, это как-то сбивало с толку. Но сейчас все намного лучше, конечно. Появилось общение, до этого у меня была удаленная работа, я сидела одна дома постоянно в напряжении.
Мне нравится, что есть правила проживания, это все же организовывает людей. Все очень по-семейному организовано, но есть правила, от которых если люди отклонятся, то это будет странно — распитие спиртного или домашние животные. Довольна месторасположением, хоть и далеко от центра, но удобно добираться до метро. С жильцами отношения хорошие. Были какие-то конфликты и нестыковки — все люди разные, но все это быстро решается. У людей разный характер, кто-то ценит то, куда он попал, кто-то — нет.
Я оказалась в трудной ситуации, больше с психологической стороны. Мне было очень тяжело, я находилась с человеком, которого не могла видеть, но я понимала, что мне некуда пойти. У меня и денег особо не было, не то, что уехать, а на еду. И если бы не Шелтер, то я не знаю как бы все сложилось. Поддержки особой у меня нет, иногда мама помогает. Но она очень болеет, а вместо того, чтобы я ей помогала — она мне помогает. Оля очень быстро ответила — я в среду отправила анкету, в четверг она мне позвонила, а в пятницу я уже приехала подписать договор.
У меня не всегда актуальное для нашей страны образование — математическое. К науке меня никогда не тянуло, но в целом это связано с программированием. Хотя доучивалась больше для того, чтобы маме диплом показать. В Одессе поступала на культуролога, но денег не хватило на второй семестр обучения.
Когда я заселялась, у меня была очень критическая ситуация, и я думала, что нужно через не хочу идти либо в программирование, либо в тестирование, хотя бы. Сейчас немного уже расслабилась морально, у меня есть время до окончания срока и маленькая подработка. Поэтому я думаю может в какую-то литературную сферу податься. Хочу в корректуру пойти, но не знаю как выйдет. Хочу жить в Одессе, но для этого возможности очень ограничены.
Проект “Шелтер” помог 77 людям, включая людей, бежавших из Грузии, России, Таджикистана.
Из них:
- 33 – Гомосексуальные и бисексуальные мужчины
- 26 – Лесбиянки и бисексуалки
- 18 – Трансгендерные люди (в том числе небинарные)
- 5 – Из других стран
Костя, 22 года
Родился в городе Донецке. В последнее время я жил в Запорожье, до переезда в Киев. В Донецке все было хорошо: школа, родители, друзья. Потом в один прекрасный момент все как-то рухнуло, и это не было связано конкретно с событиями, которые там сейчас происходят, вообще.
Я открытый гей, а открытому гею сложно находиться в обществе. Был переезд, тяжелый для меня. Я жил какое-то время на съемной квартире, там комната своя, работа. Потом был сложный период, я жил в Запорожье, жил у крестной (не в самом Запорожье, а рядом с городом), потом был жуткий неприятный скандал, и мне пришлось воспользоваться услугами Шелтера.
Мне казалось, что я независимый такой, гордый, и все это пройдет мимо меня, мне проще было кому-то помочь. А в итоге получилась такая ситуация, что мне пришлось вот просить помощь. Я никогда не ожидал. Я знал всегда о том, что есть Шелтер, у меня друзья здесь были, но не мог подумать о том, что мне нужно будет сюда. После ухода из жизни близкого мне человека я вел далеко не самый красивый образ жизни: были секс, наркотики, любовь какая-то там. В итоге я всем своим родным дал понять, что я гей, что я люблю человека, уехал к нему в другой город.
Сначала думал, что я МСМ (мужчины, практикующие секс с мужчинами). У меня были отношения с молодым человеком, к которому я и уехал в Ростов-на-Дону, а он довольно-таки открытый, говорит: «Давай сделаем общую фотографию». Я: «Да ты что, какая общая фотография!». Хотя я и родным сказал, что я к нему уезжаю, но для меня это было табу. Но у меня маленький период был между «мужчиной, практикующим секс с мужчинами» и открытым геем, но он был, и мне есть с чем сравнить. Я, когда шел с кем-то на встречу, боялся какого-то подвоха, а сейчас гей и гей, до свидания. Мне проще так. Тяжелее, с одной стороны, но проще. По крайней мере не обманываешь себя, нет внутреннего конфликта.
Представьте, я уезжаю, мне 18 лет. «Куда ты уезжаешь?». Ну я им и сказал куда — к любимому парню. Может быть, для них это и не было новостью, но это было так, мы вот до сих пор не общаемся. Когда я вернулся, они отреагировали очень холодно, неприятно. Мне пришлось уезжать сразу же. Мы виделись в 2014-м году на похоронах близкого человека, но это уже было не то общение, которое было до этого. Только крестная меня поддерживала до какого-то момента, но и то уже сейчас сошло на нет.
Меня увольняли с работы из-за того, что я гей. В Запорожье. Это было в апреле 2016-го года. Меня просто вызвали в кабинет и сказали: «Пиши заявление». Они конкретно не назвали причину, но было понятно. Мои социальные сети говорят об этом, поэтому… Ну и это было видно по каким-то признакам. Сначала мне было обидно, (вот оно накатывало) а потом я подумал: «Да черт с ним». Я приехал жить к крестной как раз после ситуации с работой. Я уволился, не мог долго найти новую, у меня заканчивались финансы. Я жил у неё длительный период.
У меня была цель собрать деньги, определенную сумму, чтобы переехать в Киев. И тут у нас получается очень жесткий конфликт на почве непринятия меня. Она об этом всем знала, но как получается, когда полгода я жил фактически на ее территории, и вот полгода действовала, как я называл ее, «система бонусов», это все копилось, копилось, у неё, и она мне все это высказала. С горяча сказала фразу: «Сутки тебе даю, чтобы ты уехал». Я собрал вещи и уехал. Это было в рождественскую ночь, и я встретил Рождество в автобусе, пока ехал в Киев. Для меня это был неожиданно тяжелый переезд.
Нашел работу, но пусть не самую такую прекрасную, но я работаю, и весь коллектив знает, что я гей. И есть какие-то косые колкие взгляды, что-то такое, но такого прям «Фу, ты гей» нет. Потом вот друг, который здесь жил, сказал: «напиши в Шелтер». Я и написал. Я знал об этом проекте ранее, но что-то я как-то оттягивал.
Я приехал в Киев, у меня здесь друзья были, я неделю у них находился, и как-то пытался это все решить, с кем-то же нужно было поговорить. Друзья мне говорят: «Пиши в Шелтер». То есть «или, или». Или что-то будем решать, или напиши, может они тебе помогут. Я написал, мне ответили. Мне на почту потом приходит форма, я ее отправляю, еще жду два дня.
Я помню прекрасно этот вечер, я сижу дома, звонок: «Здравствуй, я Ольга, я на счет отправленной заявки, не могли бы вы завтра подойти в офис организации?». Мне так страшно было, вы даже не представляете. У неё такой голос строгий, мне строгость с одной стороны нравится, с другой — пугает. Но я помню, пришел на следующий день, и Оля меня так радушно встретила, так душевно, чай предложила. «Ты написал заявку, давай вот мы поговорим».
Формальные моменты мы с ней обсудили и ситуацию в целом. И потом: «Оформляем договор на месяц, с завтрашнего дня. И я такой, понимаю, что да, все получилось. После собеседования она пошла там делать документы, и мне говорит: «Можешь выйти покурить на балкончик», и я такой: «Тут еще и курить можно!”. Я немного знал уже, как устроен Шелтер, потому что здесь жили люди, с которыми я в хороших близких отношениях, несмотря на то, что и дистанционно.
Я ожидал, что это будет то место, куда я смогу прийти и найти работу, чтобы собрать на аренду, чтобы просто себя обеспечивать. Чтобы была эта возможность. Я понимал, что это единственный проект в Украине, который смог бы мне это дать. Мои ожидания воплотились более, чем на 100%.
Во-первых, когда я сюда приехал, здесь уже был один человек, которого я знаю лично. Возможно, мне из-за этого проще было адаптироваться. Вообще мне сложно находить с людьми общий язык, в смысле там общаться, разговаривать, я закрытый человек. Иногда я слишком открытый, иногда слишком закрытый, чаще я слишком закрытый. И мне казалось, что когда я приеду, я буду себя так и вести. А вот и нет, в итоге, я общительный и улыбчивый. Наш внутренний администратор говорит: «Когда ты приехал— был несерьезный, а сейчас ты серьезный в плане общения».
Когда уеду, я планирую продолжать работать, снять комнату или квартиру с кем-то, жить, радоваться, в очередной раз прийти на “Марш Равенства”, может быть, отношения построить. Возможно, но я, наверное, из тех, людей, которым сложно их построить, я пытаюсь, пытаюсь, но… Последние мои отношения закончились обвинением в том, что я истерики устраиваю. Вообще отношения среди геев, они есть, конечно, и это все прекрасно, но лично у меня длительных никогда не было, и мне тяжело найти своего человека.
Если Вы являетесь частью ЛГБТ-сообщества и нуждаетесь в услугах шелтера, следует заполнить заявку и коордианторка проекта свяжется с Вами:
Также вы можете поддержать Шелтер. Любой ваш ваш вклад важен для проекта
