ЛГБТ – это о вашей семье. Размышления в пользу введения в Украине обязательного сексуального образования
Вы уверены, что хорошо знаете свою семью? А что, если однажды ваш ребенок подойдет и признается, что принадлежит к ЛГБТ? Разные люди реагируют по-разному. В этой статье молодой человек и старшая женщина рассказывают о своем опыте. Пани Александра – бабушка трансгендерного внука. Богдан – закрытый гей, который работает учителем.
Они вспоминают тот день, когда ЛГБТ-человек открывается своей семье. Что дальше?
Александра: – Я много лет работаю в образовании и, по иронии судьбы, провожу для подростков и педагогов просветительские мероприятия на темы сексуального воспитания. В том числе – говорим и о ЛГБТ. Но разве я могла подумать, что это коснется моей семьи?! Хорошо помню этот день. Внуку было 14 лет, он приехал в гости. Мы вдвоем шли в парикмахерскую. Я была раздражена: “Что здесь стричь?” По дороге постоянно ворчала, но все-таки согласилась. В парикмахерской внук начал объяснять, какую прическу он хочет. Я едва ли не умоляла парикмахершу: “Сделайте ей нормальную прическу, это же девочка!” В этот момент внук поворачивается ко мне и говорит: “Я не девочка, я – трансгендер”. Это был шок. Я не знала, как реагировать. Сидела молча и пробовала овладеть собой. Между тем внук проводил лекцию для парикмахера, кто такие трансгендеры. Когда мы вышли из парикмахерской, я уже не могла себя сдерживать: “Приедем домой – у меня нет палки, но есть швабра – и я выбью из тебя эту дурь!” Дома мы долго говорили, вроде бы нашли общий язык, во всяком случае – прощались по-дружески. Но через несколько дней я выслушивала по телефону упреки от сына: “Мама, как ты могла? Ты учишь других, как психологически поддерживать детей, а сама?” Мне было трудно.
Богдан: – В моей семье именно бабушка первой узнала о моей гомосексуальности. Я позвонил ей в свой день рождения. Мне было 17. Совершенно спонтанное решение, даже трудно объяснить, почему вдруг решил признаться. Короткий разговор: просто сказал – и все. Бабушка была в шоке, потому что она очень любила своих пятерых внуков и мечтала о правнуках. Я ее успокоил: правнуки будут. Мне стало легче от бабушкиных слов о том, что она догадывалась, но ждала, пока я сам скажу.
Вторым человеком, кому я открылся, был отец. К тому времени мама с папой были разведены, мы не общались вообще лет 10, и вдруг отец захотел восстановить отношения. Меня это очень раздражало, поэтому решил: «Скажу ему, что я – гей, и пусть пропадет из моей жизни еще на 10 лет!» Но я не угадал реакцию отца. Он спокойно принял мои слова, мы начали общаться и сейчас у нас хорошие отношения.
Позже у меня был откровенный разговор с несколькими близкими родственниками – тетей, сестрой, братом. Но с мамой до сих пор не заговорил на эту тему. Думаю, она догадывается.
Александра: – Когда я узнала, то поняла, что мне надо искать информацию. Перечитала все, что попадало под руку. Потом я узнала, что в нашем городе будет проходить тренинг для медицинских работников. Хотя я не медработница, но заполнила анкету и написала, что мне просто необходимо на таком обучении быть. Организаторы не отказали. Скажу вам честно: на тренинге я задавала больше всего вопросов, а после завершения меня познакомили с представителями “ТЕРГО” – общественной организации родителей ЛГБТ. Там услышала тяжелые истории о том, как разрывались отношения между родными людьми, как некоторые родители не могли пережить стресс – и это даже становилось причиной преждевременной смерти родного человека. “Нет! Этого мне не надо. Я не буду разрушать свою семью!” – сказала себе твердо и поехала к детям. Я постучала в дверь к внуку и откровенно сказала: “Извини, была неправа. Мне трудно принять это, называть тебя в мужском роде, но я буду делать все, что смогу”.
Богдан: – Уверен, что ваш внук очень ценит ваши усилия. Помню себя в 14 лет, очень хотел, чтобы рядом были люди, которые принимают и поддерживают. Я пытался демонстрировать миру свою индивидуальность – носил длинные волосы, часто их красил. В то время окончательно осознал свою гомосексуальность и даже открылся нескольким друзьям. Вообще, некоторые из моего окружения относились к моей внешности и манерам с осуждением, но в педагогическом колледже у меня все-таки было много друзей, таких, кто мог поддержать или даже защитить…
Другое дело – школа. Сколько учился – столько был жертвой травли сверстников. В начальной школе противостоял своему классу, а уже с 5 класса был один против целой школы. Бежать было некуда – единственная сельская школа. Спасало то, что учителя относились хорошо, их вполне устраивал послушный мальчик-отличник.
Александра: – К сожалению, мой внук в подростковом возрасте подвергся травле как со стороны одноклассников, так и от учителей. За последние четыре года обучения сменил более 10 школ. В некоторых задерживался лишь на несколько дней: мы были вынуждены забирать ребенка, потому что просто боялись за его жизнь. В одной из школ ко мне подошла психолог. Вместо профессионального совета я услышала гневное осуждение, да еще и угрозы: “Что выдумывает ваша ученица? Еще и родители поддерживают ее больные фантазии! За такое надо лишить родительских прав!” Так начался наш “марафон на выживание” в школах. Как вы догадываетесь, заканчивали школу как-нибудь, чтобы аттестат дали. И это при том, что наш ребенок имел способности к наукам и должен был много работать самостоятельно, ведь речь шла о будущем.
Сейчас внук учится в престижном киевском вузе, к нему нормальное отношение. Я очень рада, что есть в Украине учебные заведения, где сформирована толерантная среда, но мне очень больно, что многие ЛГБТ-подростки испытывают страдания в школах. Не каждый взрослый способен выдерживать давление в течение длительного времени, а дети в школах терпят годами!
Богдан: – Очень жаль, но взрослые не могут отказаться от собственных стереотипов: “Проблемы ЛГБТ-детей в школе? Что вы такое говорите?! Это же дети!”
На самом деле осознание себя – это длительный процесс. Я еще в начальной школе замечал, что отличаюсь от других ребят и думал, что “ненормальность” пройдет. Но с началом полового созревания вопрос звучал все чаще и острее: “Почему мне нравятся парни, а не девушки?” И если нет ответа, не удается найти информацию, нет никого рядом, то появляется ощущение, что в ближайшем будущем будет еще хуже.
Поэтому я убежден, что сексуальное воспитание в школах необходимо, а дети из небольших городов и сел особенно нуждаются в поддержке. Было бы хорошо, если бы работали телефоны доверия или анонимные телеграмм-каналы или другие способы коммуникации, куда бы подростки могли обратиться и спросить.
Александра: – Согласна. Сколько бы взрослые не возражали, но сексуальное образование важно. В Германии, например, оно является обязательным уже много десятилетий. Занятия проходят не только в школах, но и в специальных центрах. А результат таков: количество подростковых абортов значительно ниже, чем в Украине; меньше буллинга по признакам сексуальной ориентации и гендерной принадлежности. В немецких центрах сексуального воспитания медики, психологи, социальные работники объясняют, что люди рождаются разными: гомосексуальными, гетеросексуальными, бисексуальными. И это – природа, а не личный выбор человека. Поэтому на Прайдах в Европе есть колонны ЛГБТ-врачей, ЛГБТ-полицейских, ЛГБТ-учителей. А у нас? Я трижды была на Киевпрайде, чтобы поддержать внука. И скажу вам честно: это страшно, когда ты идешь на прайд и пишешь на руке телефон и группу крови, потому что не знаешь, что может случиться. И это я, пожилая женщина. А что испытывают молодые люди? Если посмотреть на украинский прайд, этот день воспроизводит отношение общества к ЛГБТ. Вы видите, что полиция окружила колонну людей, и только внутри участники чувствуют себя безопасно.
Богдан: – Я сейчас готовлюсь к каминг-ауту и допускаю мысль, что из-за гомофобности общества буду вынужден уйти из профессии – и меня ждет или место кассира в супермаркете, или выезд в другую страну.
Имею личный негативный опыт, когда уволился из школы из-за давления коллег. Так получилось, что мой бывший парень после разрыва отношений позвонил директору и рассказал о нашей связи. Директор вызвал меня и спросил: “Это правда? Ты гей?” – “Да. И что? Разве я плохо делаю свою работу?” После этого директор школы и некоторые другие коллеги начали игнорировать меня. Абсолютно. Не здоровались, не говорили, даже не поворачивали головы в мою сторону. Через несколько месяцев я уволился.
Однако не могу промолчать, что в других школах, где я работал и работаю сейчас, ко мне относятся как к равному, даже если подозревают или знают. Честно говоря, некоторым я сам говорю о гомосексуальности. А что тут удивительного? Вы же рассказываете близким друзьям о романтических отношениях, о личном? Вот и я открываюсь людям, к которым почувствую доверие.
Александра: – Довериться другому человеку – это смелый шаг, и очень важно – не предать человека, который вам доверилась. Подростки чаще доверяют чужим взрослым, чем родителям. Конечно, боятся реакции, осуждения… Со мной они обычно открыты и задают много вопросов. Но не все родители дают разрешение на занятия. Перед тем, как его провожу, обязательно спрашиваю родителей. Обычно от них слышу: “А вы будете говорить об “этих”?” Я прекрасно понимаю, о ком идет речь, поэтому стараюсь отвечать, четко артикулируя термины: “Я буду говорить о геях, лесбиянках, трансгендерах и бисексуалах так, как о них говорят в Европе. Например, гомосексуальность вывели из списка болезней и говорят об этом как о норме”. Не буду отрицать, некоторые родители запрещают своим детям присутствовать на занятии. Но когда начинаю работать с детьми, то обычно кто-то подходит и спрашивает, будет ли разговор о ЛГБТ. И тогда я вижу: с этим ребенком надо поговорить, потому что он запуган. К сожалению, в украинских школах остается много авторитарных учителей, которые продолжают исповедовать идейные установки Советского Союза, в том числе – “у нас секса нет”. Вот невидаль! Секса нет, а подростковые аборты есть.
Богдан: – Как говорится, наше общество не готово к внедрению законодательства о сексуальном образовании. Трудно представить, кто из политиков взялся бы за этот резонансный вопрос. Но проблемы травли ЛГБТ-подростков в школах существуют сегодня! И это проблемы конкретных детей, на которые мы должны реагировать сейчас.
Я считаю, важно вводить курс сексуального образования в педагогических и медицинских учебных заведениях, чтобы молодые специалисты были компетентны, если к ним будут обращаться дети.
Было бы хорошо, чтобы и для молодых родителей были интересные просветительские проекты о многообразии. В конце концов, есть семьи, где две мамы воспитывают ребенка или два отца.
Александра: – Я считаю, Украине необходимо внедрять обязательное сексуальное образование. Понятно, что нынешние политики избегают спорных вопросов, боятся потерять свой электорат, но давайте думать о детях, их психологическом состоянии, безопасности, здоровье. Я убеждена, что благодаря сексуальному образованию мы смогли бы избежать многих случаев масштабной травли, воспитывать у детей принятие уважения к многообразию.
А те взрослые, кто сейчас читает и категорически отрицает эту идею, пусть представит ситуацию, когда ЛГБТ – это не о ком-то, а о вас. Что будет, если ваш сын или внук придут и спросят: “Как мне быть? Я – гей”.
Имена героев изменены по их просьбе.
Лариса ГОРИСЛАВЕЦ, журналистка ОО Кременчугский информационно-просветительский центр “Европейский клуб”, в рамках проекта LGBT-Talks при поддержке Freedom House Ukraine
Иллюстрации Маргариты Питановой
