«Таких надо сжигать»: Я интерсекс, и полиция рассказала об этом всему городу
Интерсексы — люди, чьи половые признаки не соответствуют традиционным представлениям о мужском или женском теле — часто подвергаются буллингу и издевательствам. Многие из них предпочитают скрывать свои особенности. Жительница Махачкалы Ольга Москвитина рассказывает, как 1 мая попала в полицию, где подверглась издевательствам, а потом информация о её физиологических особенностях облетела весь город. Мы расспросили Ольгу о её детстве, самовосприятии и о том, как она живёт после аутинга.
Мама
Я всегда знала, что отличаюсь от окружающих. При рождении у меня были и мужские, и женские половые органы — но и те и другие недоразвиты. В чём причина, точно неизвестно: может, генетический сбой, а может, результат неудачного медикаментозного аборта. Как-то в детстве в гостях я подслушала пьяный разговор матери с соседом. Она в слезах рассказывала ему, что во время беременности пыталась избавиться от меня с помощью каких-то нелегальных препаратов. У неё не получилось — я выжила, но у меня не вырабатывались половые гормоны (некоторые препараты, принимаемые во время беременности, могут вызывать нарушения развития и врождённые аномалии у плода; теоретически возможно, что из-за такого средства развитие половой системы прекратилось, прежде чем пойти по женскому или мужскому типу, но утверждать этого нельзя. Пока научных доказательств подобной связи нет, подобные утверждения могут усиливать стигматизацию интерсекс-людей. — Прим. ред.). Зато через какое-то время появился избыток гормонов надпочечников, и это привело к синдрому Кушинга — серьёзному эндокринному заболеванию. В конце концов мне пришлось начать принимать синтетические гормоны, и теперь я буду пить их всю жизнь
О том, что мама меня не очень любит, я знала всегда: она не скрывала, что после рождения хотела отдать меня в детский дом. Но бабушка строго-настрого запретила ей это делать. Мать меня оставила, но отношения у нас были сложные. В детстве она мной не особенно занималась — в основном я проводила время с родственниками и их знакомыми. Что касается моей половой принадлежности, то у мамы она вызывала куда больше сомнений, чем у меня. Я с самого начала считала себя девочкой. А вот мама долго не могла определиться, общалась со мной как с каким-то бесполым существом. А потом всё-таки решила, что ей нужен сын, и стала относиться ко мне как к мальчику. Она с каким-то религиозным фанатизмом настаивала на том, что я — не девочка. Кстати, в свидетельстве о рождении мой пол тоже указали как мужской. Это определилось очень просто: акушерка в роддоме первым делом увидела мужские половые органы, вот и записала, что я мальчик.
Когда мама решила, что хочет видеть меня своим сыном, она стала покупать мне мужскую одежду, постоянно просила меня что-то починить, выполнить работу, для которой нужна физическая сила. Она считала, что такое воспитание сделает меня мужчиной. Всё это было очень тяжело: из-за моих особенностей у меня много разных проблем со здоровьем и тяжёлый физический труд мне не давался. Но когда я жаловалась на повышенное давление, мама в качестве наказания заставляла меня вскапывать грядки на даче.
Мама с каким-то религиозным фанатизмом настаивала на том, что я — не девочка. Стала покупать мне мужскую одежду, просила меня что-то починить
Как-то в конце 90-х мама сходила к гадалке, и та предсказала ей, что я стану президентом. И я действительно стала — президентом студсовета. Но, кажется, мама ожидала чего-то другого. Моя карьера её никогда радовала, она всегда хотела большего. У неё был образ «идеального сына» — того, который сделает её богатой и знаменитой. Я же не хотела быть сыном и не могла исполнить её мечту. Мама думала, что я краду у неё шанс на лучшее будущее.
Вот типичная история для нашей семьи: в четырнадцать лет мать пригрозила мне, что выгонит из дома, если я не сдам хотя бы один из школьных экзаменов. Угроза не была пустой, как-то раз я уже оказалась в тридцатиградусный мороз на улице в тапочках и домашней одежде.
Как назло, я получила двойку по немецкому: он давался мне тяжело, а на экзамене попался сложный текст. Я была в таком ужасе, что сама не стала возвращаться домой, а отправилась бросаться под троллейбус. Чем это кончилось, не помню, в памяти осталось только то, что закат в тот день был ярко-красным. Дальше целый год просто выпал из моей памяти. Позже, оказавшись в психиатрической больнице, я узнала, что у меня биполярное расстройство и после того злополучного экзамена у меня начался первый в моей жизни эпизод мании.
Другая родня, в отличие от мамы, относилась ко мне неплохо. Мои предки — буряты, среди них были шаманы. В шаманизме есть такой феномен: иногда духи во время ритуалов приказывают человеку поменять пол. В таких случаях шаман, если это мужчина, должен начать носить женскую одежду и всю жизнь вести себя как женщина. Семейная легенда гласит: одна из моих пра-пра родственниц родилась мужчиной, а потом в результате общения с духами стала женщиной. Судя по всему, ещё и детей потом родила — иначе как бы она стала прапрапрабабкой? В какой-то степени для некоторых родных этой легендой объяснялись мои особенности.
Семейная легенда гласит: одна из моих пра-пра родственниц родилась мужчиной, а в результате общения с духами стала женщиной
Однажды, уже во взрослом возрасте, у меня отказали надпочечники, которые вырабатывали половые стероиды. Мне нужно было срочно начать принимать гормональные препараты. В тот момент врачи поставили меня перед выбором: принимать женские гормоны или мужские. Для меня вопроса даже не стояло, я же женщина. Мне не хотелось идти против себя и заработать гендерную дисфорию вдобавок ко всем остальным трудностям.
Врачи рассказали о моём решении матери. После этого у нас окончательно разладились отношения, она даже попыталась меня зарезать. Ещё стала постоянно говорить мне, чтобы я повесилась. Она считала, что я убила её несуществующего сына.
Потом я сбежала из дома и стала жить самостоятельно. Когда ты взрослая и сама распоряжаешься своей жизнью, быть собой гораздо легче. Если в детстве у меня не было близких людей и я постоянно подвергалась издевательствам, то теперь у меня появились друзья и знакомые: с возрастом люди начинают проще относиться к тем, кто на них не похож. Я поменяла имя в паспорте на женское, и жить стало куда комфортнее. Раньше каждый раз, когда меня просили показать паспорт, это приводило к недоразумениям или скандалам: люди видели мужское имя и не могли соотнести его с моей внешностью. Теперь таких инцидентов стало меньше. Хотя пол в паспорте так и остался мужским: до 2018 года без суда сменить его было почти невозможно.
Постепенно я сумела если не полюбить, то хотя бы принять себя. Отделившись от матери, я стала жить как обычная женщина, многие даже не знали о моих особенностях. Конечно, если у меня начинались отношения с новым партнёром, я рассказывала, что я интерсекс. Это бывало непросто, но постепенно мне стало ясно: люди, которым я действительно важна, реагируют на такие новости спокойно.
Свадьба
В 2011 году я побывала в Махачкале: нужно было побыстрее использовать отпуск на работе и не было времени заниматься загранпаспортом и визой. Я вела активную жизнь в ЖЖ, и многие мои друзья оттуда жили в Дагестане, так что я решила поехать к ним — посмотреть Махачкалу и заодно развиртуализироваться. Город мне очень понравился: природа, море, солнце, фрукты. В 2013 году я туда переехала. К тому моменту я познакомилась с местным хипстером, и мы собирались пожениться после того, как я сделаю окончательную хирургическую коррекцию. Конечно, он знал о моих особенностях и принимал их. Правда, то, что я интерсекс, было нашим общим секретом. Мы понимали: если кто-то узнает, у моего жениха начнутся проблемы. Родня станет считать его извращенцем, а может быть, и убьёт. Мне в этом отношении было проще, чем ему, у меня ведь нет родственников-дагестанцев.
До свадьбы у нас с ним так и не дошло: у меня начался глубокий депрессивный эпизод и строить счастливые отношения стало невозможно. Он меня бросил, и я решила выйти замуж практически за первого встречного. Это было что-то вроде мести предыдущему жениху. На следующий же день после свадьбы он исчез, а с ним исчезли мои последние деньги и пауэрбэнк.
Хоть с личной жизнью и не заладилось, я осталась жить в Махачкале. Свою интерсексуальность я старалась не афишировать. Мои старые знакомые из ЖЖ знали, что у меня есть особенности, но тоже не особо распространялись. Я стала вести довольно обычную жизнь: работала, ходила по улицам в хиджабе. Для меня это было вполне комфортно, ведь я верующая мусульманка. Многие считают, что ислам — гомофобная религия, в которой нет места для ЛГБТ. На самом деле это ложное трактование, тенденция к нетерпимости появилась в исламе только в последние пару веков. Многие мусульмане очень гомофобны, но я считаю, что проблема не в самом исламе, а в людях.
Я стала вести довольно обычную жизнь: работала, ходила по улицам в хиджабе. Для меня это было вполне комфортно, ведь я верующая мусульманка
Если учесть, что о моей интерсексуальности знали немногие, особых проблем она мне не доставляла. Единственная серьёзная сложность — доступ к медицине. Многие врачи отказываются работать с такими, как я — интерсексами с видимыми признаками «другого» пола. Бывают истории, когда людей выкидывают прямо из кареты скорой помощи. Когда приходишь к врачу, он не учитывает твоего самоощущения, ему не важно, какая у тебя гендерная принадлежность. Однажды мне нужно было лечь в больницу, и я оказалась в мужском отделении.
Многим детям-интерсексам ещё при рождении делают операцию — удаляют им «лишние» половые органы. Правда, хирурги при этом не могут спросить у ребёнка, кем он себя ощущает — мальчиком или девочкой, ограничиваясь решением родителей. В половине случаев врачи промахиваются. Я знаю одну девушку, которой в детстве сделали 11 операций, чтобы вылепить «нормальный член». Но она всё равно выросла женщиной и с наступлением совершеннолетия сменила паспортный пол. Если девочке прилепить колбаску между ног, то она не становится парнем. Удивительно, правда?
Мне однажды тоже хотели сделать операцию: примерно в десять лет я попала в больницу с переломом руки, врачи узнали о моих особенностях и решили их «исправить». Я испугалась и впала в истерику: мне не хотелось, чтобы со мной что-то делали. Потом мать узнала обо всём и устроила большой скандал врачам: ей ведь не нужна была дочь, а мне хотели отрезать мужские органы. В итоге меня оставили в покое. Хорошо это или плохо — не знаю. Возможно, будь у меня только один набор половых органов, всё сложилось бы по-другому, но как именно — никому не известно.
Аутинг
До недавнего времени жизнь казалась вполне терпимой. О моих особенностях знали только те, кому я сама об этом рассказывала, а остальные воспринимали меня как обычную женщину. Но 1 мая всё изменилось. В тот день мы собирались встретиться с подругой: пройтись по магазинам, перекусить. В последнее время я нахожусь в тяжёлой депрессии и редко выхожу из дома. Но на Первомай была хорошая погода, и я решила в кои-то веки куда-то выбраться.
В тот день в центре города проходила «Монстрация», и мы решили сначала ненадолго зайти туда: посмотреть на плакаты, пофотографировать. Я добралась до нужного места на такси, а когда вышла из машины, увидела, как какой-то полицейский ругается с участницей акции — журналисткой Светланой Анохиной. Она вела съёмку, и он угрозами заставлял её прекратить. Я решила вмешаться: стала объяснять ему, что, раз он находится при исполнении, по закону его можно фотографировать и записывать на видео. Полицейский сказал своим подчинённым, чтобы увели меня в автозак. Пока я пыталась сориентироваться, он выхватил у меня мобильный телефон. Это было очень похоже на грабёж, и я объявила, что буду писать заявление об ограблении.
После этого мы с другими задержанными несколько часов просидели в РОВД. Нас было восемь человек, двое из них — несовершеннолетние. При задержании со всеми обращались очень грубо: парней били, а меня так резко схватили за руку, что появился синяк. Из-за того, что я долго сидела на холодной железной скамейке, разболелись почки — у меня начиналось обострение пиелонефрита. В участок приехали врачи и померили мне температуру — она была повышена, но мне дали только анальгин.
Вызвали к следователю. Спросили: «Будем писать заявление?» Я думала, разговор идёт об украденном мобильном телефоне. Но оказалось, что под видом заявления они хотят оформить признание, будто бы я участвовала в антигосударственном митинге. Мы начали спорить, они кричали на меня. А потом начали пробивать по своим базам мои предыдущие паспорта, увидели, что я меняла имя с мужского на женское, и тут началось. Они кричали, что я уродка и они могут сделать со мной всё, что захотят. Говорили, что могут прямо сейчас убить меня, но им неохота пачкать руки. Потом пригрозили: «Мы тебя зарежем и всё свалим на ваххабитов». При этом они смеялись, ухмылялись.
Они кричали, что я уродка и они могут сделать со мной всё, что захотят. Говорили, что могут прямо сейчас убить меня, но им неохота пачкать руки
Дальше стало ещё хуже, они стали подробно расспрашивать меня о моём теле. Им хотелось знать, какие половые органы у меня есть, какого они размера, формы и так далее. Заставили раздеваться. Мне было страшно, я думала, что меня сейчас будут убивать. Местные полицейские обычно относятся к людям как к своей собственности, особенно к женщинам. Подвергнуться насилию в отделении полиции вообще обычное дело. Однажды меня уже принудили к оральному сексу, а теперь я думала, что может случиться и что-то похуже. Я была так напугана, что без промедлений отвечала на все их вопросы, даже самые унизительные. Один из полицейских сидел напротив меня, расставив ноги, и я видела его эрекцию. Это было страшно и неприятно, я ощущала собственную беспомощность. Было ясно, что никто за меня не заступится. Хотя ко мне не прикасались, после всего этого я чувствую себя изнасилованной.
Периодически кто-то из них выходил из помещения: я слышала, как полицейские смеялись вместе с коллегами над тем, какая «уродка» им попалась. До физического насилия так и не дошло. Но мне пригрозили: «Мы выложим в интернет твои фотки и паспорт, и тебя убьют местные».
К вечеру нас повезли в суд, а перед этим отдали все конфискованные вещи. И я, и другие задержанные тут же включили телефоны и полезли проверять соцсети, читать новости. Я увидела, что мне приходят десятки сообщений: «Таких надо сжигать», «Езжай в свою гейропу». Оказалось, полицейские выполнили своё обещание: они выложили моё фото и паспорт в местные паблики, отправили в какие-то чаты в WhatsApp, и оттуда вся информация разлетелась по интернету.
В суде меня обвинили в том, что я участвовала в незаконном шествии. В обвинении фигурировало время 11:50. Но в 11:20 меня уже задержали и увезли в отделение, так что это никак не могло быть правдой. В любом случае мне назначили штраф размером в десять тысяч рублей.
Угрозы
Теперь я сижу дома и никуда не могу выйти, лекарства и продукты мне привозит доставка. Правда, проблемы это не решает. Недавно один из курьеров узнал меня и сказал, что больше не будет мне ничего привозить. Думаю, теперь он постарается рассказать всему городу, где я живу. Мне очень не хочется уезжать из Дагестана, но я понимаю, что сделать это нужно как можно скорее. Письма с угрозами и оскорблениями приходят одно за другим. У меня и раньше была повышенная тревожность, я часто подолгу не могла выйти из дома. Но теперь даже мысль о том, чтобы выглянуть на улицу, вызывает панический ужас. Я представляю, как незнакомые люди будут показывать на меня пальцами, смеяться — прямо как те полицейские.
Как мне уехать, я не знаю: моя депрессия не уходит и у меня совсем мало сил. К тому же у меня много кошек, и я не понимаю, что с ними делать. Всё произошло очень неожиданно, мне даже в голову не могло прийти, что однажды придётся задуматься о срочном переезде. Люди с гендерными особенностями часто стремятся уехать куда-то за границу. Их можно понять: Россия не самая толерантная страна. Но лично я никогда не грезила эмиграцией, по всему миру ситуация с интерсекс-людьми не намного лучше. Взрослые люди в разных странах то и дело обнаруживают, что когда-то у них был «лишний» набор половых органов, которые удалили в детстве. Например, в Германии была громкая история про мужчину, которому во время операции по удалению аппендицита заодно удалили и яичники, не спрашивая согласия. Раньше он даже не знал, что когда-то у него были и женские органы.Во многом именно благодаря этой истории в Германии стали отказываться от «корректирующих» операций в детском возрасте.
Будь моя воля, я бы и дальше жила в Махачкале и никому не рассказывала о своих особенностях. Мне совершенно не нужна была такая известность. Но теперь, когда полицейские подвергли меня аутингу и пригрозили смертью, я решила, что ситуацию нужно предать огласке. Я не знаю, действительно ли они собираются воплотить свои угрозы в жизнь или просто бравируют своим могуществом. В любом случае теперь, когда я рассказала свою историю, может быть, они подумают, прежде чем что-то делать. Если меня действительно зарежут, это будет выглядеть подозрительно.
