Как представить гея. Образ гомосексуала в кино

30 сентября на Netflix выходит фильм «Парни в группе» — спродюсированный Райаном Мёрфи ремейк картины 1970 года о вечеринке гомосексуалов. Как говорит сам Мёрфи, один из главных борцов за права ЛГБТ+ на экране, все современное кино о геях вышло из этого фильма. Во всяком случае — все американское кино, но именно оно, в отличие от элитарного европейского, и формировало образ гея в массовом сознании

Гей как изгой

Однако началась история квир-кино именно в Европе в 1919 году с немецкого фильма «Не такой как все», снятого в рамках кампании за декриминализацию гомосексуальности. Продюсером и сценаристом картины был пионер сексологии Магнус Хиршфельд, который после череды самоубийств, совершенных его пациентами-гомосексуалами, в 1897 году основал в Берлине Научный гуманитарный комитет — так началось первое в истории движение по борьбе за права ЛГБТ+. Комитет боролся за отмену 175-го параграфа Уголовного кодекса Германии, по которому «неестественный блуд между мужчинами» карался тюремным заключением. На протяжении 20 лет Хиршфельд подавал петиции в немецкий парламент с требованием отменить гомофобный закон, всякий раз объясняя, что гомосексуалами не становятся, а рождаются. Хотя его петиции поддерживали тысячи ученых, врачей, писателей по всей Европе, включая Альберта Эйнштейна, Эмиля Золя, Райнера Марию Рильке, Льва Толстого и Карла Каутского, парламент их регулярно отклонял.

Тогда Хиршфельд решил, что его передовые идеи можно донести только самым передовым методом — с помощью кино,— и написал сценарий первого фильма с главным героем-геем. В качестве сюжета для фильма была выбрана история из гей-журнала Der Eigene, который выходил в Германии с 1896 года. Помимо фотографий полуобнаженных мужчин там публиковались сентиментальные рассказы о трагической любви. Одна из таких историй и легла в основу фильма.

Скрипач Пауль Кёрнер, скрывающий свою гомосексуальность, решается завести отношения с влюбленным в него учеником, но тут же становится жертвой шантажиста. В фильме есть вся история жизни Кёрнера — исключение из школы за роман с одноклассником, безрезультатные попытки излечиться от гомосексуальности, предательство друзей и коллег, преследование полиции и, наконец, самоубийство. Но главной становится сцена, в которой сам Хиршфельд читает лекцию о гомосексуальности: «Человек вовсе не виноват в своей ориентации. Это не порок и не преступление, даже не болезнь, а один из пограничных случаев, которые так часто встречаются в природе. Гомосексуал страдает не от своего состояния, а от осуждения окружающих, которое превратилось в новую охоту на ведьм».

Фильм действительно вызвал бурную реакцию, но не ту, на которую рассчитывали его авторы: режиссера Рихарда Освальда обвинили в пропаганде «гомосексуальности — еврейского порока — среди детей», закон о «неестественном блуде» не отменили, зато ввели цензуру в кино.

Несмотря на это, «Не такой как все» с успехом прокатился по Европе, включая даже СССР, куда потом по приглашению наркома Семашко ездил с лекциями и сам Хиршфельд, и даже породил волну европейских гей-драм о романтических изгоях, страдающих из-за (не)разделенной любви («Михаэль», 1924; «Пол в оковах», 1928; «Девушки в униформе»,1931).

Тем временем Голливуд нашел свой образ для гея — отнюдь не драматический

Гей как посмешище

В начале XX века американская общественность и пресса всерьез озаботились кризисом маскулинности — их очень волновали «нежные студенты, взявшие моду носить в рукавах носовые платки и пудрить носик» — то есть геи. Но назвать их в печати было никак невозможно, поскольку все слова, обозначавшие гомосексуала, были запрещены цензурой. Тот же Магнус Хиршфельд, приезжавший в начале века в США с лекциями по сексологии для ученых, поражался: «Такие образованные люди и такие дураки! Чуть не падают в обморок при одном упоминании гомосексуальности». Для Тех-Кого-Нельзя-Называть существовали эвфемизмы — sissy (неженка), pansy (женоподобный) и lavender (лавандовый).

Газеты были полны объявлениями докторов, советовавших лосьоны, настои и методические пособия, чтобы «из неженки превратиться обратно в мужчину». Журналисты же предлагали выбрать иной путь борьбы с гомосексуальностью: «Помимо принудительного футбола, лучшим оружием против женственного типа мужчины является смех». В Голливуде воспользовались именно им.

Настоящие мужчины должны были быть сильными, уверенными и демонстративно бесстрастными, поэтому геи на экране стали манерными, пугливыми, истеричными дизайнерами, хореографами, парикмахерами и флористами, в общем, представителями считавшихся женскими профессий. Этот образ поддерживал распространенное тогда представление о гомосексуальности как о гендерной инверсии: гомосексуалу приписывалось обязательное желание быть — или стать —похожим на женщину, а мысль о том, что неженственный мужчина может быть геем, просто не допускалась.

Квинтэссенцией голливудских неженок стал дизайнер костюмов в мюзикле «Бродвейская мелодия», получившем «Оскар» за лучший фильм в 1930 году. Нервный, трепетный и обидчивый модельер с тонкими запястьями и усиками, истерично жалуется на русских танцовщиц, недостаточно бережно носящих его шляпы. В ответ на упрек, что он сделал их слишком широкими, модельер говорит, что проектирует одежду, а не двери в театре. «Конечно,— заявляет ему уборщица,— тогда все двери в театре были бы лавандовыми».

Дизайнерами и танцовщиками (как в «Называй ее дикой», 1932, где была показана первая в американском кино сцена в гей-баре и даже пара лесбиянок), впрочем, дело не ограничивалось. Были лавандовые аферисты, лавандовые аристократы и даже лавандовые ковбои. В «Старателях» (1923) такой ковбой вместо того, чтобы драться с врагами, строит им глазки и посылает воздушные поцелуи. В «Страннике Запада» (1927) появление такого же ковбоя-неженки уже сопровождается титром: «Одна из ошибок природы в стране, где мужчины остаются мужчинами».

Этот образ проживет дольше других, отчасти теряя карикатурность, но никогда не лишаясь ее окончательно, он в каком-то смысле жив и по сей день. Наследниками голливудских неженок 1920–1930-х станут и краб Себастьян из диснеевской «Русалочки» (1989), и контрабандист Козодоев из «Бриллиантовой руки» (1968), и Джек Воробей из «Пиратов Карибского моря» (2003), и многочисленные лучшие друзья-геи главного героя, как Стэнфорд Блэтч из «Секса в большом городе» (1998–2004), и Оливер из «Безумно богатых азиатов» (2018).

Но это будет потом, а в американском кино с 1934-го гей-посмешище превратится в перверсивного злодея.

Гей как угроза

В начале 1930-х в ответ на «экранные непристойности» (сцены секса, обнаженные тела, обсценная лексика — ну и персонажи-геи, конечно) консерваторы по всей Америке стали грозить бойкотом кинотеатров и призывали правительство ввести госцензуру. Голливудские продюсеры предпочли ввести свод правил, который будет составлен по их заказу. Так составивший документ бывший глава Республиканской партии и старейшина пресвитерианской церкви Уилл Хейс вошел в историю, а с экрана потребовалось «убрать всех извращенцев». Исключение допускалось только одно: извращенцами могли быть безусловно отрицательные персонажи. Так все безобидные танцоры и флористы из мюзиклов разом превратились в убийц, насильников и психопатов, а гомосексуальность стала синонимом безумия и злонамеренности.

После такой переквалификации персонажам-геям стали доступны самые что ни на есть гетеросексуальные жанры — военный триллер (женоподобный маньяк-нацист в «Диверсанте», 1942), классический нуар (антиквар в «Мальтийском соколе», 1941), фильм ужасов (выглядящий как настоящая дрэг-квин заглавный злодей в «Маске Фу Манчу», 1932) и так далее.

Однако к концу 1940-х геев перестали пускать и в злодеи. Кодекс Хейса в своем развитии запретил даже намеки на «извращения», то есть гомосексуальность, хотя бы и пародийно-карикатурная, должна была исчезнуть с экрана. Из жизни, впрочем, тоже.

Гей как несуществующий персонаж

В 1950 году председатель Республиканского национального комитета Гай Джордж Габриэлсон сказал, что «сексуальные извращенцы, проникшие в наше правительство в последние годы, столь же опасны, как и коммунисты». Так начались активные преследования гомосексуалов, получившие по аналогии с «коммунистической угрозой» прозвание «лавандовая угроза». Тысячи подозреваемых в гомосексуальности потеряли работу, гомосексуальность была включена в перечень психических расстройств, полицейские начали рейды по местам, где собирались геи, избивали их, арестовывали и шантажировали. Гомосексуалы, и прежде не афишировавшие свою ориентацию, начали активно притворяться гетеросексуалами.

Разумеется, гомофобия и стрейтвошинг отразились в кино.

Геи должны были перевоспитаться даже в экранизациях. Спивающийся гомосексуал из романа превращался в писателя в кризисе («Потерянный уикенд», 1945), жертва гомофобии — в жертву антисемитизма («Перекрестный огонь», 1947), композитор-гей — в композитора-гетеросексуала («Песня в сердце», 1948), гомосексуальный приятель главной героини — в ее романтического любовника («Завтрак у Тиффани», 1961).

Впрочем, как говорила потом сценаристка «Марни», «Кабаре» и «Расцвета мисс Джин Броди» Джей Прессон Аллен, «следовать кодексу — не ракеты строить, ребята там были не из гениев, и при желании их можно было перехитрить». Кино научилось обозначать ориентацию персонажа, оставаясь неуязвимым для цензуры.

Так, например, Уильям Уайлер на съемках «Бен-Гура» (1959) объяснил артистам, что Мессала при встрече пожирает глазами Бен-Гура потому, что в юности они были любовниками. А в «Красной реке» (1947) есть сцена, где ковбои чистят револьверы друг друга. По рассказам, ее еле сняли, потому что вся группа начинала хохотать всякий раз, когда один из актеров произносил реплику: «Хочешь посмотреть мой револьвер?»

Как кинематографисты научились прятать геев, так зрители научились находить фильмы со спрятанными геями. Что «Красная река», что «Бен-Гур» стали культовыми в среде геев, которые ходили на сеансы в том числе и для того, чтобы познакомиться. Рьяные борцы за нравственность жаловались куда следует, что на некоторые фильмы собирается «сомнительная аудитория в большом количестве» и что нужно проверить эти фильмы на наличие перверсий. Цензоры проверяли, но придраться ни к чему не могли.

Фильмы про закрытых геев гомофобию, конечно, не искоренили, но гомосексуалы, благодаря кинотеатрам, впервые за долгое время осознали свой потенциал как сообщества.

Гей как реальность

Выход гомосексуальных персонажей из шкафа, как и за сорок с лишним лет до этого, произошел в Европе, и опять при участии фильма 1919 года «Не такой как все»: в 1961 году в Великобритании вышел его вольный ремейк под названием «Жертва». Главную роль гея, отказывающегося скрываться и бросающего вызов обществу, сыграл скрытый гей Дирк Богард, который лично вписал в сценарий сцену с каминг-аутом своего персонажа. Свое участие в рискованном для карьеры проекте он прокомментировал так: «Кто-то должен был сказать, что закон „против гомосексуалов” это „закон в пользу шантажистов”. Думаю, этот фильм многим облегчит жизнь». Богард оказался прав: впечатлены фильмом оказались не только британские критики, которые хвалили смелость создателей, показавших, что положение геев в стране сравни рабству, но и британские власти, которые вскоре после его выхода учредили Комитет по гомосексуальным преступлениям. После многолетних расследований в 1967 году этот комитет заключил: секс по обоюдному согласию между совершеннолетними мужчинами и между совершеннолетними женщинами не является преступлением.

В Америке, где кодекс Хейса был окончательно отменен лишь в 1967-м, серьезный удар по гомофобии кино сумело нанести только через год после Стоунволлских бунтов 1969 года. Тогда в ответ на очередной рейд посетители нью-йоркского гей-бара дали отпор полиции, что оказалось началом движения за права ЛГБТ+ в его современном формате. А в 1970-м вышел фильм «Парни в группе» (другой перевод названия — «Оркестранты»). Компания нью-йоркских гомосексуалов собирается, чтобы отметить день рождения одного из них, а дальше все происходит в духе пьес Олби и Уильямса: песни, пляски, провокационные игры, крики, слезы, пьяные монологи. Впервые в истории кино на одном экране появляется столько открыто гомосексуальных персонажей — вместе с их депрессиями, неуверенностью в себе, самоуничижением и нарочитым сарказмом. И оказывается, что все это не прирожденные свойства геев, а последствия их жизни вне шкафа в гомофобном обществе. Фильм, впрочем, подвергся критике со стороны борцов за права геев. Один из них, журналист Артур Белл, критикуя в The New York Times слишком манерную игру актеров, которая, мол, поддерживает старые стереотипы о геях, писал, что «всем парням в группе пора бы уже отправиться в мир иной».

Пятеро из «Парней» через несколько так и сделают — вместе с многими и многими тысячами геев они умрут от СПИДа.

Гей как самоубийца

В кино гомоcексуалы начали повально умирать задолго до эпидемии ВИЧ. Парадоксально, но эпидемия киносмертей началась в 1961 году, когда кодекс Хейса, перед тем как окончательно почить, постепенно разрешил кино видеть и показывать секс, межрасовые отношения, аборты и, наконец, «осторожно благоразумно и сдержанно» — гомосексуалов. Первым воспользовался разрешением Уильям Уайлер, который получил «Оскар», когда скрыл гомосексуалов в «Бен-Гуре», а теперь, набравшись благоразумия и сдержанности, снял фильм «Детский час» (1961) про скрытых лесбиянок, да еще с голливудскими дивами Одри Хепбёрн и Ширли Маклейн. Героиня Маклейн осознает свою гомосексуальность, признается в любви подруге, а затем кончает с собой. Потому что считает себя «грязной и больной». И это несмотря на уверения подруги (не какой-нибудь, а Одри Хепбёрн!), что все хорошо. Критик журнала Films In Review тоже не поверил Хепбёрн: «Хепбёрн говорит, что практикующие лесбиянство не обречены на смерть,— это не так, лесбиянки все время кончают с собой или сходят с ума». «Детский час» не принес Уайлеру нового «Оскара», зато заложил традицию — на долгое время киношные гомосексуалы оказались обязаны к концу фильма умереть.

Геи перерезали себе горло («Совет и согласие», 1962), глотали таблетки («Играй как по писаному», 1972), стрелялись («Сержант», 1968) и даже попадали под падающее дерево («Лис», 1967). По подсчетам киноведа Виктора Руссо, в 1981 году написавшего первое в мире исследование о гомосексуальности в кино, 70% экранных гомосексуалов с 1961 по 1978 год покончили с собой. И это было вполне объяснимо: в общественном сознании гомосексуалы по-прежнему были больными, асоциальными, несчастными людьми, которые своим образом жизни обрекли себя на вечное страдание, а финальная гибель — это способ коллективного Голливуда выказать свое сочувствие.

А когда в 1981 году диагностировали первые случаи новой болезни, поначалу названной «иммунодефицитом гомосексуалов», Голливуд и вовсе замолчал. Общество объясняло болезнь — буквально по голливудскому лекалу — природной склонностью гомосексуалов к суициду (мол, вести такой образ жизни могут только самоубийцы) и их в целом небольшой живучестью. Как сказал тогда будущий кандидат в президенты Пэт Бьюкенен, предлагавший переселить инфицированных гомосексуалов в специальные лагеря: «Чему удивляться, гомосексуалы склонны к беспорядочным связям, самоубийству и сатанизму». В этой обстановке крупнейшие голливудские студии в течение 1980-х отказались финансировать фильмы, содержащие ВИЧ-проблематику, называя их «некассовым материалом».

Такая ситуация будет сохраняться до 1993 года, когда выйдет «Филадельфия» с Томом Хэнксом в роли гомосексуала-адвоката, засудившего фирму, которая уволила его из-за диагноза ВИЧ.

Гей как любовник

Фильм «Филадельфия» собрал охапку «Оскаров» и впервые в мейнстримном кино показал геев мужественными людьми. Главные герои не манерны, не напуганы, не страдают из-за своей сексуальности, они любимы родителями и друзьями и готовы бороться с приговором, вынесенным гомофобным обществом.

Это был абсолютно новый образ для Голливуда, но не для режиссеров-гомосексуалов, которые еще в 1980-е бросили вызов игнорирующему их Голливуду и начали снимать кино об эпидемии — и вообще геях — сами.

Появлению первого фильма об эпидемии ВИЧ мир обязан дешевым видеокамерам, которые начали выпускать в середине 1980-х и благодаря которым снять фильм стало возможно, не проходя через голливудскую мясорубку. Как раз на такую камеру и на $250 тыс., собранных по друзьям и родственникам, Билл Шервуд снял в 1984 году ромком «Прощальные взгляды». Главный герой (Стив Бушеми), инфицированный ВИЧ гей, живет в крошечной квартире в Нью-Йорке, а ухаживает за ним его бывший любовник. Хотя Шервуд первым в кино показал, что люди с ВИЧ не демоны, которыми их выставляют СМИ, главным для него была не столько эпидемия, сколько отношения героев. У Шервуда влюбленные мужчины впервые на экране оказались не функциями их ориентации, а живыми людьми со страхами, дурными характерами, болезнями и плохим вкусом в музыке. Его герои принимают свою маргинальность и гордятся ею. Киновед Руби Рич, в 1992 году придумавшая термин «новое квир-кино», объединявший режиссеров-геев, считала, что Шервуд стал бы во главе этого течения, если бы не умер от СПИДа в 1990 году.

Его место заняли Тодд Хейнс, Гас Ван Сент и Грегг Араки, c разных сторон показавшие образ влюбленного гомосексуала. У Хейнса в «Бархатной золотой жиле» (1998) он слегка одержимый, у Ван Сента в «Моем личном штате Айдахо» (1991) — меланхоличный, а у Араки в «Оголенном проводе» (1992) — совсем слетевший с катушек. Тогда же влюбленные гомосексуалы стали массово появляться в европейских и азиатских фильмах. Вонг Карвай снял картину о двух китайцах, застрявших без гроша в Аргентине, которые постоянно ссорятся и снова сходятся («Счастливы вместе», 1997), Педро Альмодовар о трех геях и трансгендерной женщине, которые влюблены и не могут поделить друг друга («Закон желания», 1986), а Франсуа Озон о подростке, который влюбляется в лесника, держащего в подвале труп («Криминальные любовники», 1999). Шокируя и раздражая, эти режиссеры снимали гомосексуальную любовь очень откровенно, что обеспечило им не только награды всех мировых фестивалей, но и внимание мейнстримного зрителя. А за ним и голливудских студий, которые, разглядев коммерческий потенциал фильмов о гомосексуалах, редуцировали весь радикализм нового квир-кино до привычных мелодрам, только о геях.

Гей как кто угодно

«Гей-кино — это не просто гомосексуальные герои в кадре, дело не только в содержании, но и в форме, которая противоположна форме массовых фильмов о гетеросексуалах»,— говорил Тодд Хейнс в 1993 году, после премьеры своего фильма «Яд», аллегории эпидемии ВИЧ. Обращаясь к Хейнсу — и ко всем режиссерам нового квир-кино,— критик Variety тогда же сказал: «Почему нельзя снять фильм, который был бы понятен обычному гетеросексуальному мужику?» Спустя 20 лет сам Хейнс стал снимать ремейки голливудской классики, вроде «Милдред Пирс» (2011) и «Вдали от рая» (2002), а гей-фильмы от «Горбатой горы» (2005) и «Харви Милка» (2008) до «Назови меня своим именем» (2017) стали кассовыми хитами, понятными любому гетеросексуальному мужику.

Есть два типа оценки такого положения дел. Одни считают, что, влившись в мейнстримное кино, скроенное по старым шаблонам, гомосексуалы лишились собственной идентичности. «Детки в порядке» (2010) — не столько о кризисе в отношениях двух состоящих в браке женщин, сколько о проблеме родителей и детей, «Фаворитка» (2018) — не о любовном треугольнике лесбиянок, а о природе власти, а «С любовью, Саймон» (2018), недавний суперхит о школьнике-гее,— обычный ромком о небольших трудностях взросления. Даже «Жизнь Адели» (2013) и «Лунный свет» (2016), редкие независимые фильмы на ЛГБТ+ тему, ставшие хитами, отодвигают гомосексуальность героев на второй план, больше внимания уделяя социальному и расовому неравенству.

Другие не видят ничего плохого в «универсальных историях», ведь главное — репрезентация гомосексуалов на экране, а с ней до сих пор все обстоит не слишком хорошо. Почти все ЛГБТ+ персонажи, появляющиеся на экране,— белые успешные гомосексуалы. Лесбиянки, бисексуалы, трансгендерные люди по-прежнему остаются почти невидимыми. Поэтому чем больше разных представителей ЛГБТ+ показывают в кино, тем лучше, и пусть хоть все эти фильмы будут ромкомами.

На самом деле и первые, и вторые демонстрируют уходящий взгляд на сексуальность. Сегодняшний мир давно знает, что сексуальность — это шкала, и начал понимать, что гендер — тоже шкала. На экране появляются небинарные герои, не видящие необходимости в окончательном выборе. Пока это происходит на телевидении, но, учитывая популярность Джулс из «Эйфории» (2019–) и Тейлора Амбера Мейсона из «Миллиардов» (2016–), Голливуд тоже скоро их заметит.

Источник