«Я десять лет пыталась сказать родителям, что лесбиянка», – правозащитница Виталина Коваль
Откровенный разговор с активисткой о ее каминг-ауте, о дискриминации ЛГБТИК и реальной ситуации в стране с домашним насилием
Иногда случается, что люди, которые отстаивают права других, сами нуждаются в нашей защите. Так произошло с ЛГБТ-активисткой из Ужгорода Виталиной Коваль, которая 8 марта прошлого года организовала акцию к Международному женскому дню и едва не осталась без зрения. Тогда радикалы брызнули ей в глаза краской, которая и вызвала химические ожоги. К счастью, зрение Виталины удалось восстановить, а ситуация окончательно обозначила ее дальнейший маршрут: во что бы то ни стало отстаивать равноправие в стране. Ее инициативность не осталась незамеченной и прошлой осенью она стала героиней «Марафона написания писем» – глобальной акции Amnesty International, когда в 200 странах люди пишут письма правительствам с требованиями принять меры в отношении отдельных лиц, чьи права были нарушены. Сегодня в рабочем графике Виталины сложно найти «окно»: лекции, выступления, переговоры с коллегами других стран. Однако активистка выделила время и рассказала редактору ELLE.ua, в каком случае не стоит совершать каминг-аут, в чем уникальность движения Me too и что делать женщине, которую бьет муж, но расставаться она не готова.
Светлана Кравченко: Расскажите коротко, как все началось: когда вы впервые вышли на акцию протеста?
Виталина Коваль: Это была Революция достоинства, где я провела почти три недели. Именно тогда я поняла, что нам как гражданскому обществу по силам влиять на глобальные процессы в стране. А после каминг-аута я решила стать ЛГБТИК активисткой. Мне хотелось, чтобы дети не сталкивались с моей проблемой: не чувствовали себя больными или какими-то не такими.
Ведь быть собой – это не ошибка, ошибка в том, как это все воспринимается нашим социумом.
А потом я уже начала отстаивать права женщин, эти темы очень касающиеся.
С. К .: Как вы осуществили каминг-аут перед своими родителями? Насколько тяжело далось вам это решение?
В. К .: Я шла к этому 10 лет, потому что они были очень гомофобными. Все малейшие попытки завести разговор заканчивались скандалами.
Но на свой 25-й день рождения я решила, что больше не хочу прятаться, рассказывать выдуманные истории о своих парнях и несуществующих отношениях. Для меня моя ориентация – не проблема, со мной все нормально.
И тогда я сказала родителям: «Вы меня учили быть честным и всегда говорить правду. Я так и делала. Кроме одной вещи, в которой я не могу признаться вам с 15 лет ». Конечно, это была тяжелый разговор. В конце концов я услышала в ответ: «Хорошо, мы тебя любим, но давай не будем об этом говорить». А два года назад мама увидела мое интервью как ЛГБТИК активистки. Она позвонила мне и сказала, что гордится тем, что я делаю. Я стояла посреди города и плакала. Для меня это был настоящее принятие, о котором я мечтала всю жизнь.
С. К .: На каминг-аут вам понадобилось 10 лет. Что бы вы посоветовали подросткам, которые хотят открыться, но боятся?
В. К .: Я вижу, что у современных тинэйджеров это все происходит проще: они более открыты, демократичны и толерантны. Хотя и есть определенные вещи, которые их сдерживают. Но мой совет такой – это нужно делать, и не только для себя, но и для окружающих. Потому что очень много украинцев сейчас думают, что ЛБТИК – это какие-то странные существа, которые ничем не занимаются, а только бегают по парадам. Все потому, что их знакомые боятся сказать правду и скрывают себя. И если говорить об этом открыто, то среди нас будет постепенно вызревать убеждение, что ориентация никак не влияет на человеческие качества.
Например, нельзя уволить человека с работы только потому, что он гей. Работа – это не про секс.
Я бы не советовала делать каминг-аут в единственном случае: если вы еще несовершеннолетние и зависимые от родителей, которые могут применить против вас насилие (выбросить из дома или потянуть к попу). Если же члены семьи более или менее сознательные, говорить необходимо.
С. К .: Среди обычных граждан бытует утверждение «пусть спит кто с кем хочет, чтобы ничего не пропагандировали». Где эта грань между отстаиванием своих прав и пропагандой? И нужна ли пропаганда?
В. К .: Этот вопрос актуален в основном для постсоветских стран, в Европе больше знают о формировании сексуальной ориентации и гендерной идентичности.
У нас почему-то бытует мнение, транслируемое из России, что ориентацию вроде можно изменить. Но если бы это было правдой, то не было бы ЛГБТИК сообщества, потому что мы почти все выросли в гетеросексуальных семьях.
Пропаганда – это когда ты приходишь к человеку и заставляешь его изменить ориентацию, так как тебе не нравятся геи. Другое дело – отстаивание прав. Почти все, с кем я общалась, думают, что им нужно прятаться, у подростков сильные депрессии и суицидальные мысли. Таким людям надо объяснить, что с ними все нормально и им не надо никуда бежать. В Ужгороде мы создали специальный комьюнити-центр, где они могут получить информацию о своих правах, психологическую консультацию или просто поиграть в настольные игры. Это дало большой всплеск, люди перестали бояться.
С. К .: Как часто вам приходится сталкиваться с сопротивлением? И кто обычно стоит за нападениями на ЛГБТИК активистов?
В. К .: За последние два года сильно активизировались ультраправые группировки. Начали они с физических атак на представителей ЛГБТИК (это одна из наиболее уязвимых групп), затем появились погромы ромов, нападения на феминистские акции, а теперь на антикоррупционных активистов. И это не случайные люди, все они тесно скоординированы и профинансированы извне. Довольно часто это школьники или студенты, которые вдохновляются нацистскими высказываниями Германии 30-х годов. Подобные вещи, хотя и в разных масштабах, происходят сейчас в Австрии, Франции и Испании. И здесь очевидно влияние России, которая вкладывает много денег в эти группы. В случае с нами ее главная цель – дискредитировать Украину в глазах мирового сообщества.
С. К .: На фоне этого сопротивления (особенно после инцидента 8 марта) не появляются ли у вас мысли оставить активизм и больше не рисковать собственным здоровьем?
В. К .: Каждый человек определяет личный уровень риска, который он может выдержать в своей деятельности. Я для себя его четко определила.
Я могу пойти на легкие телесные повреждения, в других случаях я позабочусь о своей безопасности должным образом, потому что мне важно быть живой.
Но не делать ничего я тоже не могу, потому что мне действительно хочется приблизить нашу страну к тому уровню, когда представителям всех групп здесь будет комфортно.
С. К .: А что делать обычным гражданам, которые никаких нападений не осуществляют, живут своей жизнью, но и никак не защищают права ЛГБТИК. Этого достаточно – стоять в стороне?
В. К .: Как-то я играла с португальскими школьниками в игру, когда они должны были разделиться на три группы: нападающих, защитников и молчаливых наблюдателей (которые еще довольно часто снимают насилие на телефон). И вот у меня ко всем был один вопрос: насколько для вас нормальным является смотреть на явное нарушение прав человека и ничего при этом не делать? Если для вас это приемлемо, не делайте ничего. Если же хочется сделать хоть что-то, но нет желания заниматься активизмом (говорим уже о взрослых), начните с самого простого. Сделайте замечание на какие-то дискриминационные вещи, приобщитесь к подписанию петиций или просто помогите кому-то в беде.
С. К .: Как вы отнеслись к движению Me too?
В. К .: Сначала мне был непонятен такой уровень публичности.
Но потом я поняла, что это важный момент в новейшей истории, когда женщины открыто говорят о реальной ситуации с харасментом. Это нужно делать. Потому что пока проблема не проговорена, нечего решать.
Так же с проблемами ЛГБТИК и домашним насилием. Эти вещи болезненные и тяжелые для понимания. Потому что смотреть правде в глаза всегда тяжело.
С. К .: Что вы посоветуете женщинам, страдающим от домашнего насилия?
В. К .: Когда я начала вникать в эту тему, то была просто шокирована. Почти каждая вторая моя знакомая или ее подруга сталкивались с такими случаями. Обычно это супружеская пара с детьми, где женщина материально зависима от мужа и ей никуда от него уйти. И даже когда она пожалуется в полицию, они все равно останутся под одной крышей, и ситуация снова повторится. Поэтому мы советуем пострадавшим обратиться в кризисный центр. Там предоставят профессиональный совет. Кроме того, государству необходимо разработать институты защиты. Например, в Латвии агрессора выселяют, чтобы супруги некоторое время пожили отдельно. У нас такого, к сожалению, нет.
С. К .: А что делать женщине, которая хочет сохранить семью?
В. К .: Универсального рецепта нет. Но если бы такое случилось со мной, я бы спросила себя: действительно ли нужен мне человек, который меня бьет, готова ли я это терпеть дальше. Если по каким-то причинам я выбираю «да», тогда обоим надо идти к психологу. Без этого проблему решить невозможно.
С. К .: Что Украине необходимо сделать на государственном уровне для искоренения насилия как явления?
В. К .: Нам даже не нужно ничего додумывать – мы уже имеем готовые примеры Швеции, Латвии и других успешных стран. Если говорить глобально, стоит начать с образования и изменения нашего мышления.
«Бьет – значит любит» не может существовать в нормальной картине мира. Потому бьет – это бьет, а любит – это любит. Это разные вещи.
Мы должны через образование объяснить женщинам их права. Это длинная перспектива, которая изменит ситуацию за одно-два поколения. А короткая – ратификация Стамбульской конвенции, которая поможет сократить количество случаев домашнего насилия и обеспечить людей бесплатной психологической реабилитацией. Как показывает мировая практика, ситуация улучшается на 20-30%. Если государство к этому присоединится, мы сохраним много семей.
С. К .: Как началось ваше сотрудничество с Amnesty International? И как изменилась ваша жизнь после того, как вы стали одной из героинь марафона написания писем?
В. К .: Я увидела в Facebook анонс о проведении тренингов для координаторов марафона в 2016 году. Так я впервые провела это мероприятие в Ужгороде. А уже через три года стала сама героиней марафона. Для меня это было неожиданно, ведь отбор проходил в главном офисе AI. Я согласилась, и затем началось самое интересное: сама кампания, поездки и выступления в различных странах, встречи с представителями МИД, школьниками, активистами из разных сфер (например, в Брюсселе я присоединилась к маршу против потепления климата, в котором приняли участие 70 000 человек) . За это время я очень выросла личностно, а также позаимствовала полезный опыт для Украины.
С. К .: У многих существует скептическое отношение к подписанию петиций. Действительно ли они имеют эффект?
В. К .: Во время своих поездок я встретилась с двумя героинями марафона 2015 года. У них были очень похожие истории, и обе они оказались в тюрьме. Первую осудили на 30 лет за то, что у нее случился выкидыш, в ее стране это считается абортом и карается заключением. Петиция дала делу огласку, и женщину освободили. Вторая несправедливо осужденная испытывала сексуальное насилие от охранников тюрьмы, и ее тоже со временем выпустили на свободу. В нашем случае марафон способствовал освобождению из русского плена Геннадия Афанасьева. То есть эта инициатива действительно имеет силу.
С. К .: Какова конечная цель в вашем деле? Чего лично вы хотите достичь благодаря участию в этом марафоне?
В. К .: Мы хотим, чтобы нападение 8 марта расследовалось должным образом: как уголовное, а не административное правонарушение. Потому что сейчас полиция договорилась с местными радикалами и затормозила это дело.
Если нам удастся, то сдвинутся с мертвой точки расследование преступлений, совершенных на почве ненависти (таких в стране в среднем 150 в год, а приговоров – ноль). То есть наше дело стратегическое и имеет глобальные намерения.
Кроме того, несмотря на давление, мы не сдаемся, и снова организуем акцию в Ужгороде 8 марта. Есть много активисток и активистов, которые уже приобщаются к событию, мы также ожидаем участников и участников из других городов, а возможно, даже и из-за рубежа.
Перевод с
