Когда геи станут равными. Непростой разговор с франковцами о каминг-ауте и гомофобии
Герои этого материала – франковцы Денис Овчар и Остап Украинец. Мультимедийного художника и дизайнера и писателя и переводчика ранее объединили консультации касательно характерного сленга в переводе определенных произведений. Затем было сотрудничество в рамках фестивального проекта.
А теперь еще и «Непростой разговор». Точнее, один из эпизодов радиопроекта, посвященного мифам и стереотипам, которыми окутана тема ЛГБТ-сообщества. Проект выходил в течение августа в эфире радио «». Отдельные фрагменты того, что прозвучало в эфире (на все места в газете не хватит точно), публикует «». Итак, далее – прямая речь гостей радио эфира.
Денис Овчар: Я – открытый гей и радуюсь тому, что общество наконец изменилось, и я получил возможность сам себя освободить.
Остап Украинец: Наше сотрудничество в работе над книгой «Семейная ценность: воспоминания мамы гея» была завязана на том, что это мемуаристика. Представительница украинской диаспоры в Канаде написала книгу воспоминаний на английском. Гомофобные контексты Канады очень отличаются от наших. Но нужно было это как-то транслировать на украинский. Люди моего возраста уже не знают этих слов и понятий. Гомосексуальные знакомые до 30 лет пользуются прямыми английскими соответствиями и заимствованиями. А там говорится о временах старше, на какие именно пришлась ранняя молодость Дениса. Соответственно он мне и открыл глаза на необходимый контекст. Ведь этот опыт у него вынужденно был. А моя задача была его корректно транслировать.
Плюс был еще перевод романа «Костяные часы» британца Дэвида Митчелла. Эта книга еще не вышла. Один из ее героев – открытый гей. А действие происходит в 1980-х, в Кембриджской среде. Большинство их разговоров – это гомофобные шутки «для своих», в тесной компании, где все знают, что к чему. Там просто непомерное количество британского сленга по конкретному десятилетию. Опыт Дениса, который тоже приходится на тот период, был очень эквивалентный.
Денис: И этот сленг среди моего поколения до сих пор ходовой. А вот современные геи уже не пользуются такими словами. Здесь еще и специфика нашей истории: до 1992 года в Украине можно было получить уголовное заключения за “гомосексуализм”. И это несмотря на то, что в 1973 году Всемирная организация здравоохранения исключила гомосексуальность из перечня психических заболеваний. Я родился в тот год. Что касается языка – он, вследствие этих особенностей, был очень специфическим, криминализированным и тяготел к посттюремному сленгу.
Остап: И это не только в твоем поколении, но и в моем, то есть на поколение позже. В подростковом возрасте встречал (как я сейчас уже понимаю) гомо- или бисексуальных людей, которые оперировали абсолютно блатными понятиями на эту тему. К примеру, что гей – это только «пассив». В противном случае – «все нормально». Таким образом они как бы маскировали свою сексуальность. Как способ оправдать то, что не имеешь иного способа объяснить, не открываясь – ведь за это можно было очень сильно «схватить». Это «оправдание» бытовало еще даже во второй половине нулевых. Если это первое, с чем ты сталкиваешься, и не желаешь пойти немного дальше этих «понятий», то рискуешь на всю жизнь застрять в осознании с первым же услышанным бредом.
Когда мы взялись за «Семейную ценность», единственное, что у нас спросила авторка: «Точно вы будете в безопасности?». В Украине есть такие риски. Даже с того прайда, на котором я был, нас выводил посол Канады. К счастью, угроз, связанных с книгой, не было. На ее презентацию, как и на прайды, в конце концов, не ходят очень много заинтересованных и неравнодушных. А все из-за страха попасть в ассоциативный ряд, потерять работу. Многие объективно могут с этим столкнуться – особенно если это работа в госсекторе. На удивление, из него очень легко вылететь, если появится хотя бы подозрение в «извращениях». А многие до сих пор называют это именно так!
Денис: Есть такое. В конечном итоге это все равно о конкретном случае конкретного человека и его умения и желания защищать свое мнение, быть самим собой. Человек не должен быть приложением к работе, зависеть от нее. Всегда есть возможность, опыт, знания, которые можно использовать для того, чтобы изменять окружение вокруг себя. Даже элементарно объясняя, что профессиональные качества никак не зависят от сексуальной ориентации. Выбор есть всегда. Если слишком тяжело – нужно менять работу.
Для себя я понял, что внутренняя свобода не прятаться в разы ценнее, чем ходить с сгорбленной спиной, когда над тобой висит постоянный страх. Он сильно ограничивает в выборе дальнейших других вещей и влечет за собой ночную подпольную жизнь, временные связи, необходимость постоянно носить «маску» и выполнять в социуме присущие тебе роли … Это все страшного негативно влияет на психологическое здоровье.
Остап: Но штука в том, что я довольно долго имел гомофобные настройки. Конечно! Родился и вырос в Одессе, в ревностной греко-католической семье. Учился в украинской гимназии, где даже длинные волосы были несопоставимы с видом настоящего мужчины. Других настроек у меня на выходе из этого процесса быть не могло. А заставила изменить взгляды … Революция Достоинства.
Во время Майдана сине-желтая лента на тебе могла стать поводом для избиения. Передергивало при мысли: почему мне можно угрожать за то, что определенная часть моей идентичности требует манифестации? Я реализую ее в своем праве, никому не мешая. А в следующем году весной в Киеве состоялся первый прайд. И на его участников напали. Просто за внешние признаки! В этот момент меня очень серьезно переклинило. Я – гетеросексуальный человек, но для меня это идентичные вещи. Кто-то просто не может принять демонстрации важной для тебя вещи настолько, что прибегает к насилию как единому методу дискуссии. Это ненормально.
Очень много моих знакомых открытые геи – полностью или ограниченному кругу людей. И мне об этом известно. Ну и что? Как это может изменять мое поведение? Да, я просто знаю об этих людях – в этом разница. Те, кто знает меньше, обычно утверждают, что гомосексуальные люди что-то пропагандируют. Но как можно поведением на персональном уровне угрожать кому-то? Никакой пропаганды разврата или оргий в том, что двое мужчин держатся за руки или целуются, нет. Когда я это вижу, то почему после этого должен изменить отношение к этим людям?
И если кто-то выходит на прайд с радужным флагом – это не обязательно признак принадлежности к ЛГБТ. Есть еще «друзья по интересам», «союзники» – те, что поддерживают гомосексуальных и бисексуальных людей, понимая их положение.
Денис: Есть догма и стереотип, а есть личное мнение – взвешенное и осознанное. Когда оно имеется – гомофобия невозможна. Фобия – это закрыть глаза, чтобы ничего не видеть и на всякий случай еще и «отстреливаться». Чем активнее это делается, тем ярче демонстрируется позиция «не хочу об этом говорить и даже думать». Там существует табу. Все, что за ним почти невозможно. А на самом деле достаточно обычного понимания, эмпатии.
Остап: Вообще, когда кого-то вокруг тебя меньше, и ты этих людей не понимаешь, то проще эволюционное решение – ненавидеть их до уничтожения (смеется – авт.). Так выглядит эволюционная борьба, но только мы перенесли ее в общество. Некоторые почему-то считают, что это норма, по которой мы должны актуально жить и сегодня.
Денис: А мир уже давно не об этом … Три года назад мы с моим партнером осуществили эксперимент: ему очень хотелось публично целоваться. Сначала вечером в кафе, потом и среди бела дня на остановках. Так вот – никто за нами не смотрит! Это просто нужно пережить нам самим внутри. Важнее “не морозиться”, а быть искренним в объятиях и поцелуях. И это понимание нас сразу же заставило расправить плечи и дышать свободнее.
Особых манифестаций я лично не делаю. Однако, выступая под своим именем и фамилией в этом проекте как открытый гей, я собственным примером демонстрирую, что это – нормально. Ну, а когда при мне проявляют гомофобию, прекращаю это. Даже ценой своего заработка. За последние 10 лет я дважды отказывался от работы с заказчиками, которые в моем присутствии с осуждением сплетничали о геях. Поскольку мне это неприятно, могу себе позволить не сотрудничать с теми, с кем явно некомфортно. Для меня это норма, потому что невозможно в беспокойстве создать что-то хорошее – мой продукт для людей, а не для того, кто платит.
Что касается маршей и прайдов – их проводят не для какой-то спецсложной миссии. Они призваны делать привычным скрытое. Когда геи в нашем обществе не будут вызывать удивление вроде встречи с инопланетной жизнью или потусторонним, не будет «невидимости» – тогда не будет и лишнего общественного интереса. А когда нет его – то, соответственно, нет и социального конфликта. Просто геи станут равными. Все.
Автор: Оксана Квитнева
Проект реализован в рамках «Лаборатории форматов» от ОО «Ассоциация медиа» (НАМ).
