Игорь Захарченко : “Основная проблема в том, что тебя могут избить, убить, как угодно над тобой издеваться – государство не сделает ровным счетом ничего”
Тридцатипятилетний Игорь Захарченко – законопослушный гражданин Украины. К сожалению, очень скоро к этому определению прибавится приставка “бывший”. На вид – молодой парень лет 25, спортивный, подтянутый. Всегда аккуратно одет и приветлив. Работал менеджером по персоналу одного из крупнейших украинских банков, а также в украинском офисе компании adidas. Даже фриланс оформил через ФОП, не став скрывать свои доходы от государства. По сути – о таких гражданах как он, страна должна заботиться с большим рвением, ибо именно такие люди формируют ее бюджет.
Но Игорь вынужден бежать из Украины, спасая свою жизнь. Полиция отказывается защищать его от тех, кто угрожает убить Игоря и его семью. Не потому, что Игорь олигарх или преступник. А потому, что Игорь – открытый гей.
Сегодня он со своим молодым человеком живет во Франции, проходит процедуру получения статуса беженца. О том, почему молодые, перспективные люди вынуждены бежать из Украины, а также о том, почему наша страна пока еще не Европа, Игорь рассказал в интервью Українським Новинам.
Когда ты написал на своей странице, что не намерен возвращаться в Украину, я подумал, что это очень печально, когда хорошие люди вынуждены покидать свою родину…
Знаешь, у нас недавно было интервью парижскому онлайн-телевидению, снимающему цикл передач на тему “ЛГБТ-беженцы во Франции”. Они брали интервью у пары из Индии (транс-женщина и ее муж), у нас и несколько дней назад – у пары из Нигерии. И нам сказали, что наша история один в один похожа на историю парней из Нигерии. Тебе не кажется, что для Украины это печальное сходство?
Как долго ты являешься открытым геем?
Наверное, с того момента, когда я переехал обратно в Украину, после двухлетнего проживания за рубежом. Хотя здесь сложно сказать: первое официальное заявление у меня вышло года 4 назад, но и до этого, если меня спрашивали, гей ли я, я всегда отвечал абсолютно честно. На моей работе в банке “Финансы и кредит” этот вопрос всегда обходили стороной, но в коллективе знали. В компании adidas мне этот вопрос никогда не задавали.
По возвращении в Украину, я понял, что устал быть в “полушкафу”. Дверца уже открыта, но из шкафа ты не вышел. Хотя все мои друзья и родственники, начиная с моих 20 лет, знали о моей сексуальной ориентации, что мне нравятся парни и что к девушкам у меня нет ровным счетом никакого интереса.
А как рано ты это сам понял?
Мне было где-то лет 15. Потом у меня были долгие искания и трения с самим собой, я много читал об этом. Единственные медийные персоны на эту тему в то время были Боря Моисеев и Сергей Пенкин (российские телезвезды), и я со страхом думал: “Господи, неужели мне надо одеваться так и вести себя так, если мне нравятся парни? Нет, наверное, парни мне не нравятся, что-то в этой сказке неправильно”.
Когда ты столкнулся с первыми проблемами из-за собственной ориентации?
В самый первый раз я столкнулся с проблемами на первом свидании с парнем, когда мы целовались на скамейке в парке. Нас поймали менты. В итоге нашего общения с правоохранительными органами он лишился мобильного телефона, а я лишился всех денег, которые у меня были. Мне было тогда 20 лет. Ему сказали, что если он будет куда-то писать, то они всем расскажут, что он “пи**р” и так далее. Люди при погонах.
А как часто ты сталкиваешься с подобными ситуациями?
Скажу за последние два года. До этого, когда моя позиция была в “полушкафу”, на улицах периодически хамили, в спину я мог слышать “Пи**р”, но дальше этого ничего не шло. Но когда моя позиция как ЛГБТ-активиста обозначилась и для меня, и для всего социума, начались все эти проблемы.
Можешь подробнее рассказать о каких-то запомнившихся случаях?
Кроме оскорблений и плевков в спину, первое избиение было, когда мы с уже бывшим бойфрендом возвращались из караоке. Часа в 4 утра мы шли по центру города, и нас очень сильно избили. Нас гнали почти два квартала от ул. Пушкинской до круглосуточного магазина. Периодически заваливали на землю, били ногами – мы поднимались и продолжали бежать. И так несколько раз. А когда мы забежали в супермаркет – охрана ничего не сделала, и в супермаркете нас продолжали избивать.
Потом приехала полиция и задержала нападавших практически рядом с дверями супермаркета. Полиции они рассказывали, какие они молодцы, что они “отп**ли п**аров”, что их нужно срочно отпустить, потому что “такие чуваки, как они – правильные, они с телками е*тся и вообще ок”, а вот мы – неправильные, и таких “п**аров”, как мы, “мочить надо”.
Два часа нас держали в отделении полиции в одной комнате с ними, где мы слушали все это время, какие мы “п**ары”, как нас нужно “мочить” и что такие, как мы, вообще жить не должны. Все было спущено на тормозах, расследование было проведено полностью, но в прокуратуру дело так и не попало, до суда не дошло.
К следователю у меня нет никаких претензий – она даже просила нас, чтобы наш адвокат написал на нее жалобу, чтобы ей дело вернули из области. Представляешь градус маразма? Потому что дело 3 дня находится у следователя, потом на месяц его забирают в область, и нужно вернуть дело, чтобы она подшила в него все документы, а потом оно опять уходит в область. Так в области оно и зависло. Прошел год, а если за год никаких действий не предпринято, то дело в суд не попадет. Притом, что у меня лицо было синее, как слива, и нос хрустел потом еще месяца 4 – но, разумеется, это все были легкие телесные повреждения, меня ведь не разрезали! Я выходил на улицу только вечером, потому что было стыдно пугать людей своим видом. А с нападающими все ок, они даже штрафом никаким не отделались.
Второе мое избиение было после “КиевПрайда”. Сейчас, складывая два плюс два, я могу предположить, что за мной уже тогда целенаправленно охотились. Потому что из всего “КиевПрайда” серьезно избили только меня одного. При том, что я отходил с точки дислокации не первым, вместе с девочкой, в кепке, нигде не “светил” локацию, где мы сидим – но меня нашли.
Ты связываешь это с активизмом, с тем, что ты открытый гей, или с какой-то личной ненавистью?
Я думаю, что здесь сыграли роль все факторы вместе.
Игорь, ты выглядишь как обыкновенный спортивный парень, каких-то особенных замашек или манер у тебя тоже нет. И при этом ты часто сталкиваешься с негативным отношением на улице. Из-за чего это может происходить?
Мои фотографии часто мелькают в Интернете. Я одеваюсь достаточно стильно. Мой настоящий цвет волос практически полностью седой, а мне не хочется выглядеть старше, чем я есть, поэтому я часто крашу волосы. Может быть, это у них проходит под графой “пи*ар”. Я не знаю.
Если говорить о том, из-за чего вы уехали – какие основные проблемы Украины для ЛГБТ-людей ты можешь назвать и какие пути их решения ты видишь?
Проблемы, из-за которых мы уехали, очень просты. Первая – мне просто хочется жить. Я не хочу, чтобы в подъезде моего дома или на улице, или где-то еще исполнились те угрозы, которые мне написали люди, избившие меня и моего парня в подъезде. Мы живем на 4 этаже, нас избили, когда мы поднимались по лестнице между 3 и 4 этажом. Мы шли по лестнице, потому что увидели, что какие-то люди заходят в лифт. А так как мы знаем наш дом, что даже если ты будешь орать: “Насилуют! Убивают!” – двери никто не откроет, мы решили: “Ну его к черту, поднимемся по лестнице”.
Но между третьим и четвертым этажом, где нас и поджидали, с криками: “О, попались, пи**ры!” на нас набросились двое. Они шли сверху, света не было – лампочки от третьего до пятого этажа вообще не горят. Там было темно, лиц мы практически не разглядели. Один был выше, другой ниже и чуть крупнее, первый был ростом примерно как я и комплекции, может, чуть худощавее. Они были в куртках, поэтому сказать сложно. Плюс к этому всему, они спускались сверху, я точно не могу сказать их рост – приблизительно одного со мной роста.
Я их перетянул обоих на себя, потому что у моего парня, Сережи, проблемы со здоровьем. Его уже избили один раз, и я знаю, что ему хватит одного пропущенного удара в голову – и все, смерть. Поэтому я крикнул ему: “Беги!”. Не помню точно – то ли “Беги, вызови полицию”, то ли просто “Беги”. Сережа побежал, но его сбили с ног и он растянулся на лестничной клетке. Но я их все равно завязывал в драку с собой обоих, потому что если Сережу начнут бить ногами по голове – все, Сережа закончится… Один меня очень сильно толкнул на стекло, стекло с ужасным звоном разбилось. Я думал, кусок этого стекла сверху упадет и разрежет мне пол-лица, но оно разбилось в другую сторону, мне как-то повезло.
Вам удалось вызвать полицию?
Полиция приехала где-то через минут 10. Сережа говорит: “На нас напали в парадной, мы выйти боимся”. А сотрудники Полиции на это нам: “А чё, мы к вам будем подниматься?” Я говорю: “На нас напали рядом с квартирой, нам страшно”. Они перезвонили через минуту: “Мы все посмотрели, все нормально, спускайтесь”. Мама накапала Сереже корвалола, еле уговорили его спуститься, чтобы написать заявление. Мы все в крови, побитые. Они спрашивают: “А на кого вы будете писать заявление?” Я говорю: “Вы понимаете, на нас напали в парадном, мы лица очень слабо разглядели”. “Нет, ну, а че вы тогда заявление писать будете, на кого? Вообще, нахер это надо?” Я такой: “Знаете, заявление писать будем” – “Ну, ладно, едемте в участок”.
Мы все в крови, кровь капает на документы, которые мы пишем. В полиции сказали, что на нас напали, были угрозы и все остальное в связи с сексуальной ориентацией. С нас хорошо так поржали. В итоге из документов, которые мне удалось из них выбить – это медицинская комиссия на снятие побоев – и всё. Я три раза спрашивал: “Это все документы, которые необходимо подать?” “Да, это все”.
То есть, номера заявления вам не выдали?
Нет, никакого номера заявления. На следующий день я пришел туда уже с адвокатом. И только после адвокатского запроса и жалобы они нам выдали номер регистрации. То есть наше заявление никто регистрировать даже не собирался. Более того, этих людей можно было бы поймать, если бы провели какие-то следственные действия по горячим следам. Это было часов в 11. Если бы в течение каких-нибудь 10-15 минут осмотреть близлежащие районы, возможно, мы бы даже смогли их опознать. Но никаких следственных действий предпринято не было. Полицейские не попросили нас показать место происшествия, не попросили нас детализировать что-то, они не поехали с нами по горячим следам по кварталам – они просто отвезли нас в отделение. Более того, мы спросили: “А домой нам идти пешком?” – “Ну, а че, вы уже заявление написали, идите домой”. Отлично просто.
А какие еще, кроме агрессивных идиотов и неадекватной полиции, проблемы открытых геев ты можешь назвать?
Основная проблема в том, что тебя могут избить, убить, как угодно над тобой издеваться – государство не сделает ровным счетом ничего. Государство палец о палец не ударит, чтобы как-то тебя защитить. Ты полностью бесправен, стоит тебе сказать о том, что с тобой это произошло на почве ненависти. То есть, если бы мы не сообщили о том, что мы геи, что нас избили на этой почве – может, они бы еще что-то сделали.
Но стоит тебе сказать, например, что тебя хотят убить… У нас на парадном написали: “Смерть п**арам” – а здесь двучтений не предусмотрено. Возможно, нападавшие даже достали бы нож, будь у них больше времени. Возможно, они лучше подготовятся к следующему разу – но у меня нет желания узнавать это.
В стране, гражданином которой я являюсь, никто ничего не сделает, даже если меня будут убивать на людной улице. И даже если этих людей потом найдут, все опять спустится на тормозах. У нас уже были в Одессе убийства. И я знаю как минимум четырех человек, которые попадали под такое “сафари на геев”.
Есть какая-то информация о том, кто это делает? Хотя бы какая-то “видовая принадлежность”?
Это, скорее всего, какие-то организованные группы.
По каким признакам можно судить, что они организованные?
Для того, чтобы следить за домом, двух человек, как минимум, мало. У тех моих знакомых, у которых были до того инциденты, были неудачные свидания: их под предлогом “Приходи на свидание” приглашали в квартиру, а в этой квартире уже находилось 4-5 человек. Может быть, это такие группы, может, другие группы отморозков. Не знаю, и мне уже не интересно это знать.
Основная причина, почему я уехал – что бы ты ни делал, какие бы связи у тебя ни были (а у меня в сообществе ЛГБТ связи достаточно обширные, есть доступы к лучшим адвокатам с международной сертификацией, я знаком лично практически со всеми правозащитниками, всеми правозащитными группами) – на данный момент в Украине нет ни одного дела, которое было бы доведено до суда, в котором присутствовал бы мотив или хотя бы упоминание мотива гомофобии. Ни одного.
Я был на круглом столе с полицией около года назад – по первому своему инциденту, по второму инциденту. Нам там рассказывали: “Всё на контроле, всё будет”? И что? Ничего.
Когда ты сталкиваешься угрозой своей жизни, когда ты понимаешь, что тебя могут выловить, отследить где угодно, и что бы ты ни писал, какие бы хорошие адвокаты у тебя ни были… Знаешь, я уже устал, что меня избивают – да нет, просто п**дят. И мне почему-то не хочется, чтоб меня убили. И мне не хочется присутствовать на похоронах своего парня.
Но почему Франция, и как вы решились на столь кардинальный переезд?
Мы достаточно долго планировали отпуск. Хотели на полтора года нашей совместной жизни поехать в Европу. Сережа никогда не был в Европе, никогда дальше Украины не выезжал, а у меня была мечта – показать ему мир. Кроме того, у Сережи в Париже живет его школьный друг вместе со своим мужем – ну, уже на данный момент мужем. Они не виделись достаточно давно, и Коля предлагал: “Давай, вы приедете сюда, отдохнете, я вам покажу Париж” и все такое.
Это инцидент с избиением случился за 4-5 дней до нашей поездки. Каких-то дополнительных денег, чтобы думать о поездке в США или Бельгию, или какую-то другую страну – у нас не было. У нас были билеты, и мы этими билетами воспользовались. Мы поговорили об этом с Колей, он сказал: “Я понял, что у вас тяжелая ситуация, я постараюсь вам помочь. Какое-то время вы можете перекантоваться у меня, возьмите с собой максимальное количество денег, какое сможете, потому что здесь очень долгие процедуры беженства”. Собственно говоря, мы так и сделали. Да, мы подались – у нас первое собеседование в организации будет 11 декабря.
А почему так долго?
А потому что у них очень много беженцев.
Если у вас получится остаться во Франции – ты и дальше планируешь быть активистом, или забьешь на это все?
Ты знаешь, активизм не отпускает меня даже сейчас. После всех этих инцидентов мне достаточно часто пишут: вот, я сталкиваюсь с этим, с этим… Я не закончу быть активистом, несмотря на то, что все права, которые мне хотелось получить в Украине, во Франции у меня уже есть. Но я прекрасно понимаю, что есть люди, которые оказались в той же ситуации, в которой оказался я. Возможно, я направлю свои усилия на помощь этим людям. Возможно, я буду дальше контактировать и поддерживать ЛГБТ-сообщество в Украине, насколько это возможно.
И вопрос, который я хочу максимально донести до читателя: почему открытость? Что для тебя быть открытым геем? Почему ты решил не мимикрировать под натурала?
Попробую объяснить… Когда ты всю жизнь проживаешь прячась – ты живешь не своей жизнью. Каждый день, выходя на улицу и маскируясь под кого-то, ты убиваешь часть себя. Живешь не своей жизнью, не так, как хочешь, не с тем, с кем тебе хочется. И все это ужасно удручает.
Представь себе, что каждый день вместо того, чтобы идти по улице, дышать свежим воздухом и улыбаться, тебе надо надевать противогаз, надевать бронежилет и вываливаться в каких-то перьях. Да, тебе хотелось бы ходить в удобном для тебя костюме. Но нет, ты вынужден. Потому что так принято.
Мне надоело жить так, что когда меня спрашивают: “а как ты провел выходные?”, я вынужден уходить от темы. Потому что никто не захочет слышать, что мы с моим парнем ездили туда-то и круто провели время. Открытость означает, что тебе нет необходимости врать – как себе, так и всем окружающим.
А в Украине ты вынужден всю жизнь жить во лжи и так, как хочется кому-то – потому что есть страх огласки. Если ты заявляешь, что ты открытый гей, у тебя начинаются проблемы с семьей. Для того, чтобы уладить проблемы с мамой, мне понадобилось – на минуточку представь себе – 15 лет!
Но сейчас вы общаетесь уже нормально?
Последние полтора года, что мы встречаемся с Сережей, мы жили вместе с мамой. То есть, мама спустя очень длительный период времени, меня приняла. Благодаря программам TERGO (родительская инициатива, содружество родителей и друзей лесбиянок, геев, бисексуальных и трансгендерных лиц, поддерживающих выбор своих детей), благодаря всем этим вещам. Один из моих первых выходов как активиста был в том числе потому, что меня достало, что мама пытается меня с кем-то сосватать.
Многие считают, что они не светятся и мимикрируют под гетеросексуальных парней – но на них тоже нападают. Только при этом я, как открытый гей, могу себе позволить пойти и заявить в полицию после инцидента – пусть это и не будет иметь никакого значения, но я хотя-бы могу поднять из этого шумиху. А те, кто не открытые – они не могут этого сделать. И это дает определенную гарантию людям, которые них нападают: бей, насилуй, отбирай мобильные телефоны, грабь, угрожай, устраивай “ловли-сафари”, вымогай деньги – и никто ничего не напишет. Потому что они сами, тем, что находятся в “шкафу”, гарантируют нападающим , что никто из них даже не пикнет.
А если они пытаются мимикрировать под гетеронорму, почему на них нападают? Или плохо мимикрируют?
Зачастую это происходит следующим образом: списывается кто-то с парнем.
– Симпатичный парень, пошли выпить кофе?
– Пошли!
– Ой, ты мне так понравился, у меня хата свободная есть, пошли, познакомимся поближе…
Вроде парень симпатичный, все ок, заходят в квартиру – а там уже пятеро. Или еще лучше: “Иди прими душ, я пока подготовлюсь”. И пока он в душе, в квартиру заходят пятеро. А потом начинается избиение, заставляют разблокировать телефон, копируют все контакты на телефоне, делают видеозапись, где заставляют говорить о себе “Я пи*ар”. И соответственно, угрозы о том, что это видео будет разослано на работу, по всему контактному листу, всем родственникам и так далее – если он не выложит достаточно крупную сумму денег. Вот у меня в Одессе трое знакомых так пострадали.
Сейчас у ЛГБТ-сообщества самое начало пути к видимости, к признанию его существования. Потому что до этого все сидели тишком-нишком, было три известных гея на всю страну, и все считали, что из геев у нас только Борис Моисеев и три активиста, которые хотят парад организовать. Но если у вас больше 10 знакомых, – а по мировой статистике, 7- 10% всего общества составляют геи или бисексуалы – и среди ваших знакомых них нет ни одного гея, лесбиянки или бисексуала, это значит только одно – скорее всего, вам просто об этом не говорят.
Как вам живется во Франции? Чем жизнь там для ЛГБТ-пары отличается от жизни в Украине?
В первую очередь обращаешь внимание на то, что когда мы рассказываем свою историю – журналистам, нашим новым знакомым, ЛГБТ-организациям – все они удивляются, что где-то еще существует такое отношение к геям. Что кому-то может быть не все равно, кто с кем встречается.
В Европе даже у людей с очень консервативными взглядами просто не возникает мысли о том, что гомосексуальность можно “распропагандировать”. Для них кажется абсолютно дикой идея о том, что вид держащейся за руку на улице гей-пары может гетеросексуала внезапно сделать гомосексуалом или хотя-бы бисексуалом. Здесь идущие за руку по улице однополые пары – это так же нормально, как идущий по улице темнокожий человек, женщина в хиджабе, рабочий со стройки.
Во-вторых, хочется отметить общее отношение к людям. Здесь ЛГБТ-организации помогают нам с изучением французского языка, организовывают различные культурные мероприятия, встречи для таких же беженцев, как мы. Так, недавно нас возили на экскурсию в Версаль.
Все действительно настолько радужно?
Все иначе. У французских ЛГБТ-организаций, с которыми мы сейчас общаемся, есть свои проблемы. Они говорят, что во Франции все еще есть гомофобия, а иногда происходят даже преступления на ее почве. Но такие преступления обязательно расследуются, находятся на контроле у государства, на контроле у полиции. И мотив гомофобии является отягчающим для любого преступления.
Основные проблемы с неприятием таких людей, о которых мне рассказывали – в основном случаются в школах и в маленьких городах. Так, в школах дети, которые осознают свою отличную от гетеросексуальной ориентацию, нередко подвергаются буллингу со стороны своих одноклассников. И сегодня во Франции большие силы направлены на то, чтобы вести работу со школьными учреждениями, поддерживать таких школьников. Несмотря на то, что Франция уже многого достигла в части защиты прав ЛГБТ, здесь все еще считают, что работы по данному направлению еще очень много.
Также во Франции бывают и случаи трансфобии. Но здесь транс-люди активно отстаивают свои права – устраивают марши, манифестации, митинги. 20 ноября был день памяти трансгендеров, погибших от трансофобии, но, к сожалению, я не смог принять участия в этой акции, поскольку у нас на это же время была назначена встреча с нашим куратором по поводу детализации наших историй для интервью с миграционной службой.
