“В маленьком городе им нелегко”. Учитель из Мелитополя рассказала о своем опыте общения с ЛГБТ-учителями, подростками и их родителями
“ЛГБТ-подростки? Нет, не слышали! В нашей школе их нет”, – распространенный ответ педагогов. Но статистика подтверждает не только наличие таких детей, но и свидетельствует об их сложной школьной жизни. В 2019 году было проведено национальное исследование школьной среды. Опрос молодежи, которая относит себя к ЛГБТ, показало: 88% из них испытывают словесную травлю, а 53% – физические издевательства. Как с этим обстоят дела в Мелитополе рассказала учитель из Мелитополя Елена Кидалова.
Таких детей меньшинство, но они есть, просто о них не знают, или не замечают, или (еще хуже!) Давят, потому что они – другие. Иногда достаточно лишь подозрения – и школа становится местом ежедневного испытания для ребенка, которому и без того нелегко понять себя.
Как ребенок переживает осознание гомосексуальной идентичности и как на это могут отреагировать учителя?
Издание нашло собеседниц, готовых говорить о собственном опыте по этой теме. Это Настя Кконфедерат, военная аеророзведчица, и Наталья Кидалова, педагог мелитопольской школы.
Настя закончила школу в 2004 году. Добровольно ушла в АТО и 7 месяцев в 2015 году выполняла задачи по аэроразведка в зоне боевых действий – была оператором беспилотника и картографом.
Сейчас она живет в Киеве, работает фитнес-тренеры и фотографом, администрирует группу в Facebook “Военные ЛГБТ и наши союзники”, открытая лесбиянка.
Наталья работает учительницей в средней школе №23 города Мелитополь. В 2019 году стала победительницей Global Teacher Prize Ukraine, проходила обучение в Калифорнийском университете в составе группы из 20 педагогов из разных стран мира. Наталья имеет опыт общения с детьми на тему ЛГБТ.
Настя вспоминала, как это было в нее, а Наталья говорила о ситуации в школах сейчас.
В каком возрасте приходит сексуальное самоопределение?
Настя: К сожалению, взрослые не признают, что взросление начинается раньше, чем они думают.
Я осознала, что мне нравятся девушки года в три. Но так нельзя было, потому что я девочка.
В детстве я была не согласна с этим, протестовала. Помню, что в школе всегда называла себя в мужском роде.
Осознание гендерной роли и сексуальная ориентация – разные вещи. Но это другая тема, где я не специалист, я вернусь к моему опыту.
Итак, до 11-12 лет я чувствовала себя мальчиком, а потом началось половое созревание – и мое тело приобретало признаки женственности. Я начала воспринимать себя как девочку.
Переходный возраст, первые поцелуи …. И свойственный подросткам поиск себя: достаточно хороша? или не очень? какой видят меня другие?
Некоторые ЛГБТ-дети, как мне приходилось наблюдать, замыкаются в комнатах, прячут глаза, испытывают подозрение, страх … Со мной ничего такого не было. Возможно, я просто везунчик или такой у меня характер, но я не воспринимала свою инаковость как трагедию.
Как только позволила себе быть собой – стала обычным подростком. Начала проявлять симпатию, у меня была первая влюбленность. Я сразу призналась, и очень странно, что это было взаимно. Мы встречались с моей лучшей подругой …
В 15-16 лет я точно осознала, кто я есть. То есть, ЛГБТ-подростки – не выдумка, а конкретные дети.
Наталья: Я считаю, что учителям стоит задуматься над положением ЛГБТ-подростков в школах, потому что это – в первую очередь! – о безопасности конкретных детей.
К сожалению, большинство случаев буллинга случается именно в школах, но очень редко учителя становятся доверенными лицами в сложных ситуациях.
Вопрос безопасной среды должен быть приоритетом.
Знаете, как понять: вы в безопасной среде или нет? Когда вы можете быть иным в коллективе и чувствовать себя свободно – экспериментировать с одеждой, прическами или макияжем, что-то предлагать или отрицать, проявлять свою принадлежность к чему-то или отрицание любой принадлежности – а окружающие не будут оценивать вашу личность по критерию “правильно-неправильно” .
Настя: О-о-о! Я точно не укладывалась в стандарт и была одна такая на весь район.
Меня дразнили “девка-пацан”, а в школе вызвали посреди урока к психологу, давали какие-то глупые тесты как бы невзначай спрашивали: “Ты девочка или мальчик?”
Сейчас оцениваю это как психологическое насилие, а тогда не слишком болезненно реагировала, но четко фиксировала – если меня спрашивают, значит со мной что-то не так.
Выходила от психолога и начинала беспокоиться, это было похоже на страх за плохой поступок, которого я не совершала.
Мне было бы гораздо лучше, чтобы взрослые просто демонстрировали такую позицию: “Деточка, ты – нормальная, нам необязательно знать о твоих предпочтениях, а тебе необязательно говорить об этом в глаза; но если ты чувствуешь себя по-другому, не как все девочки, то это нормально “.
Наталья: У меня был случай, когда ребенок остался наедине со мной после урока и спросила: “Вы знаете, кто такие ЛГБТ?”
Это было неожиданно, я растерялась, но ответила, что знаю.
“И что вы о них думаете?” – спросила ребенок.
Ответила, что это обычные люди, и уточнила, что именно интересует. Мои слова звучали неуверенно.
“Ну вот, чтобы вы знали: я принадлежу к ним”. Не зная, как действовать в подобных ситуациях, я интуитивно чувствовала, что таким образом ко мне обращаются за поддержкой. Ответила: “Это хорошо, классно”. Все.
После этого я стала более внимательно присматриваться к общению между детьми в этом классе. Было важно не пропустить момент, если вдруг понадобится моя помощь …
Также хотелось поговорить с этим ребенком, но я решила, что не следует быть инициатором такого разговора.
Необходимости не возникло, надеюсь, ребенок справился с ситуацией. Возможно, ему было достаточно просто получить принятия взрослого человека.
Настя: Спасибо, меня это очень вдохновляет. Значит, система меняется.
Я не знаю, как правильно, но школьная среда очень важна: многие гомосексуальные или трансгендерные люди с раннего детства знали, что они такие … Даже задолго до школы.
И даже те, кто вам скажут, что осознание пришло с началом полового созревания или половой жизни, они согласятся, что ниточка тянется с дошкольного возраста.
Предполагаю, что в 90-е – начале 2000-х, когда я училась, люди были более закрыты и не было информации о ЛГБТ, поэтому педагоги просто не знали, как реагировать на меня. Я была нестандартной, а система не допускала такого.
Советские стереотипы в фундаменте украинской школы
Наталья: Школа действительно является уменьшенной копией системы.
Это одна из самых консервативных, застывших институтов. Если в обществе изменения уже происходят или произошли, то школа продолжает жить по-старому, по инерции. В школы низкий уровень динамики.
Могу говорить о школе, где работаю. Говорим ли мы о ЛГБТ? Нет.
В целом, как мне кажется, можем наблюдать три поведенческие модели у работников школы: отрицание, игнорирование или осуждение.
По первому варианту педагоги отрицают даже статистику, которая свидетельствует о наличии ЛГБТ-детей в школьных коллективах. Но очевидно: в большой школе все не могут быть гетеронормативнымы.
Вторая модель – осознанное игнорирование. То есть, “другие” люди якобы ходят в шапках-невидимках, а мы их не замечаем. Даже если необходимо отреагировать, взрослый отмахнется и скажет: “А, пустяки!”
Ну, и худший вариант – когда учитель инициирует травлю, или любым способ транслирует неприятие, давит и навязывает свою позицию.
Настя: Кстати, мне кажется, что школьная среда еще более враждебно к ЛГБТ-взрослым. То есть, к ЛГБТ-учителям или ЛГБТ-родителям.
Если камин-аут ребенка могут принять как шутку, мол, ребенок сознательно провоцирует или экспериментирует, камин-аут ЛГБТ-учителя или учительницы трудно представить.
Наталья: Знаю нескольких педагогов, скрытых представителей ЛГБТ.
Они живут в постоянном стрессе: если другие узнают, то эти люди могут потерять репутацию.
Сомневаюсь, что их станут защищать родители, которые обычно были довольны уровнем преподавания конкретного педагога. К сожалению, на первый план выйдет принадлежность к ЛГБТ, то есть – интимные вещи, куда вообще никто не имеет права вмешиваться, а профессиональные качества педагога не будут иметь значения.
Жаль, что в наших реалиях уважение к многообразию существует декларативно.
Настя: Мой камин аут состоялся в прошлом году.
Лучшие друзья давно об этом знали, а мама – нет.
Точнее, мы до сих пор ни разу не поговорили. Вместе с тем, я уверена, что она точно знает.
Моя мама просто никогда не мешала и позволяла быть собой: хочешь штаны – носи брюки, коротко стричься – на тебе, мечтаешь о пистолетиках – бери.
Наталья: Родители для детей являются важными взрослыми, это правда.
Иногда сами родители принадлежат к ЛГБТ. Я знала семью, где мама была лесбиянкой, жила вдвоем с ребенком. Они придерживались стратегии незаметности.
Мне кажется, особенно в небольших городах выбирают такой вариант – не показываться, замолчать, переждать.
Не так давно моя ученица писала научную работу для МАН о воспитательном потенциале книги Ларисы Денисенко “Майя и ее мамы”. Публикация этой детской книги была, мягко говоря, резонансной.
Работая над научной работой, ученица провела опрос учителей начальной школы. Поинтересовалась, согласились бы они провести урок внеклассного чтения по этой книге, согласились бы включить в обязательную программу?
80% учителей были против обязательного изучения. 30% допускали возможность работать с книгой на внеклассное чтение.
Одна учительница согласилась бы провести внеклассное чтение, она разработала рекомендации для возможного урока.
Большинство говорили: “Нет, мы не готовы”. Хотя, читая эту книгу с детьми, не надо специально говорить на тему ЛГБТ, просто в тексте упоминается, что девочка живет с двумя мамами.
Считаю именно такой подход правильным, когда тема многообразия вплетена в контекст, без акцентирования внимания, а просто как жизненный факт.
Педагогам надо учиться, в том числе – у детей
Настя: Дети, действительно, более доброжелательно относятся к проявлениям инаковости.
По моему мнению, когда они подрастают, то теряют часть этой толерантности. Общественное мнение начинает давить и дети пересматривают свои собственные восприятия под влиянием взрослых.
Наталья: Меня с детства привлекают люди, которые отличаются внешне, позицией, поведением.
Всегда стараюсь уважать свободу выражения не на словах Выбор иметь зеленые волосы, несколько сережек в ухе, нарисованные черным ногти у парня, потому что он чувствует себя рок-музыкантом. Для меня это означает, что человек ищет себя.
А когда еще экспериментировать, если не в подростковом возрасте? Так заложено природой.
У многих учителей срабатывает стереотипное представление о внешности.
Фото Irrmago / Depositphotos
Настя: Кстати, если говорить о внешнем виде, гендерной экспрессии, то существует также стереотипное представление о том, как выглядит гомосексуал или лесбиянка, хотя на самом деле внешность никак не коррелирует с сексуальной ориентацией.
Например, пацанка, типа меня, может быть гетеросексуальной женщиной. Еще более маскулинные женщина может быть гетеросексуальной, или нет.
Наталья: Действительно, у многих существует стереотипное представление о внешности.
Я для себя тоже не так давно его опровергла и поняла: экспрессия не равна полу. Думаю, причина этого стереотипа в том, что мы склонны упрощать понятие, а это не всегда хорошо.
На уроках литературы говорю с учениками, что мир сложнее и разнообразнее, а то, что мы видим – лишь верхушка айсберга.
Использовала бы эту метафору, говоря в целом о многообразии, о свободе самовыражения, вероисповедания, о восприятии и тому подобное.
Если мы будем с детства воспитывать детей в атмосфере свободы и уважения к многообразию, то со временем они будут воспринимать инаковость как одну из сторон этого многообразия.
Настя: Взрослые не хотят разрушать собственные шаблоны и видеть различие.
Мир нормальный – вот их позиция. Так безопаснее и проще.
Наталья: Действительно, есть психологические барьеры, но также не хватает знаний. Очень мало учителей, которые готовы работать с этой темой.
В прошлом году я была в США на стажировке в Калифорнийском университете. Профессор рассказывала, что для учителей делают специальные курсы о гендерной идентичности.
Например, есть простой способ разобраться в понятиях «гендер”, “пол”, “ориентация”. Для объяснения используют прием “Гендерный пряник”: голова олицетворяет гендерную идентичность, сердце – влечение к другому человеку (оно может быть и сексуальным, и романтическим, платоническим), уровень гениталий – биологический пол человека, и плюс самовыражение, то есть гендерная экспрессия, она может не совпадать с тем гендером, каким ты себя чувствуешь.
В одном человеке может быть разный набор многих опций, то есть, в целом наша идентичность далеко не бинарная, она – множественная. И это не прихоть, не мода и не извращение.
Учителя в США проходят такие курсы. Конечно, они чувствуют себя увереннее, когда надо адекватно отреагировать на ситуацию в детском коллективе или ответить на “неудобные” вопросы ребенка.
А еще украинским учителям не хватает живого общения с представителями ЛГБТ. Обычно все новое вызывает страх, если нет личного опыта.
Мне кажется, очень важно создавать поводы для личного общения, например, живые библиотеки или другие публичные события, где учителя смогут увидеть в человеке человека: успешного врача или инженера, спортсменку, музыканта.
Настя: Да, поэтому я открылась. Я сначала рассказала друзьям, а потом и в публичных дискуссиях.
Это курьезно выглядело, когда кто-то из знакомых говорил: “ЛГБТ Что это? Никогда не слышал и не видел.”
А я отвечала: “Ты уверен? Я лесбиянка, и мы с тобой знакомы уже 10 лет”.
Считаю мой опыт взросления, самоопределение и камин-аут мегапозитивные, но другой человек может иметь противоположный опыт. Когда это ребенок, то рисков очень много.
Самоопределиться и сделать открытие – это тяжелый шаг, не каждый и не каждый способен.
Если вы видите в ребенке проявления инаковости, просто похлопайте по плечу, не выделяя и не акцентируя внимание. Это – не хуже и не лучше, а просто личное дело.
Лариса Гориславец, менеджерка проектов ОО Кременчугский информационно-просветительский центр “Европейский клуб”, специально для УП.Життя
