«До того как принять себя, я была гомофобкой». История трансгендерной женщины, ветеранки боевых действий на Донбассе
29-летняя Виктория из Харькова — трансгендерная женщина. За плечами у Виктории — контрактная служба в Вооруженных силах Украины, участие в войне на Донбассе и боевое ранение в Авдеевке.
Виктория оставила контакты для обратной связи в специальной форме на сайте НВ — . Она решила поделиться своей историей и рассказать о предубеждениях, стереотипах и дискриминации, с которой сталкивалась в процессе осознания себя как женщины.
Репортер НВ Саша Горчинская поговорила с Викторией через Zoom. Сейчас Виктория находится в процессе своего трансгендерного перехода и считает, что ее внешность еще далека от того, какой она для себя видит. Поэтому попросила скрыть свое лицо на видео.
Публикуем рассказ Виктории в виде монолога.
О собственной самоидентификации
Первые мысли о своей инаковости, о том, что нахожусь не в своей тарелке, начали появляться у меня в раннем детстве, где-то в возрасте 5−7 лет. Точно вспомнить не могу. Да еще с детства я чувствую, что живу не в своем теле. В школе я видела, как одеваются девушки, но не могла выглядеть так же, как они.
Один из стереотипов — вроде ЛГБТ становятся дети, которые воспитывались в неблагополучных семьях. Это — неправда. Я росла в счастливой, полноценной семье. Мой отец не имел проблем с алкоголем, не бил мать, оба родителя работали. Я имею двух старших братьев, оба служат, оба имеют собственных детей.
Я понимала, что со мной что-то не так, но из-за физиологии не могла выглядеть женственно, скорее — более маскулинно. Поэтому мир для себя я разделила на две части, в соответствии с бинарной системой, и пыталась всячески выбирать все то, что якобы относится к «мужской» части. Так выбрала для себя профессию электросварщика, потому что это профессия, в которой преобладают мужчины.
Об участии в АТО
В 2009 году мне исполнилось 18 и пришла повестка в военкомат, и в апреле 2010 года я пошла служить по контракту. Отслужила по этому контракту до 2013 года — ко мне не было никаких замечаний как к военнослужащему. Затем сменила одну, вторую, третью работу.
Во время службы многие интересовались моей личной жизнью: почему у меня нет женщины, детей или хотя бы девушки. Тогда еще я выглядела маскулинно и не делала никакого каминг-аута, не признавалась никому о том, как чувствую себя на самом деле.
В 2016 году я подписала второй контракт в ВСУ недалеко от моего родного города. Через месяца три пришла телеграмма из штаба о том, что из тыловых частей перевести трех человек на боевые позиции: один вызывается самостоятельно, второго перевели добровольно-принудительно, третьим добровольцем стала я — сама предложила себя, когда не могли найти третьего кандидата. Это была бригада воздушных сил, но она была боевой, ведь мы выполняли непосредственно боевые задачи по охране границы. Тогда находились на второй линии боевых действий, где было относительно спокойно.
Еще через пару месяцев после этого в часть пришла телеграмма из Генштаба о том, что 58 ОМБр заходит в зону АТО и ей необходимо доукомплектование из тыловых частей. Так я туда и попала: подумала, раз надо, значит, пойду. Потом выяснилось, что 58 ОМПБр заходить не будет, а будут вместо нее заходить 72-я и 30-я бригады. Меня и ребят из моего батальона отправили в 72-ю бригаду. Мы зашли на полигон Ширлан. Это был период, когда выводили всех мобилизованных и заводили регулярные воинские части.
В начале осени 2016 года я попала на Донбасс. Во время одного из боев в Авдеевке меня ранили, после чего эвакуировали. Далее была реабилитация, но я старалась дослужить этот контракт, и потом даже хотела подписать еще один. Но поняла, что по состоянию здоровья больше не могу служить. Было трудно находиться на службе из-за ограничений по внешности для военных и стандарта уставов. В тот период мне было очень сложно морально — больше не могла скрывать свое «я».
О начале трансгендерного перехода
В 2019 году летом решила, что либо пан, либо пропал: либо я принимаю себя такой, как есть, или просто покончу с собой. Первое, что сделала — обратилась к психологу, который разбирался в ЛГБТ-тематике. С психологом хотя бы частично удалось стабилизировать свое психологическое состояние.
Даже несмотря на то, что я много читала об ЛГБТ, узнала много информации о трансгендерных людях, все равно не могла принять себя до последнего. Некоторое время даже думала, что у меня, наверное, шизофрения. Ведь в моем мире трансгендерность — это было что-то противоестественное.
До принятия себя я была трансфобкой и гомофобкой, высмеивала других представителей ЛГБТ-сообществ. Но когда оставалась наедине, то искала об этом информацию в интернете, смотрела видеоролики, сюжеты, интересовалась абсолютно всем. Узнавала о людях, которые осуществили трансгендерный переход, христианские ролики, в которых говорили, что это все — извращение, Содом и Гоморра…
Возможно, если бы у меня был доступ к этой информации лет на десять раньше, моя жизнь сложилась по-другому. Но получилось, что я смогла принять себя только в возрасте 28 лет.
В реальной жизни раньше я ни с кем не общалась о своей гендерной идентичности и самоидентификации. И нашла силы рассказать об этом подруге — она призналась, что с стороны кое-что во мне замечала, и после этого у нее сложились все пазлы.
Я находилась в депрессивном состоянии, из-за чего решила обратиться к медицинским специалистам. Попала к эндокринологу в военном госпитале, там меня отправили к терапевту, терапевт — к психиатру и на сдачу клинических анализов. Пообщалась с психиатром, но умалчивала о своей идентичности. На что психиатр поставил диагноз по психиатрии и направил на стационарное лечение.
Когда я поступила в клинику, первое, что сделала — это каминг-аут перед руководителем клиники. Потому что не могла быть собой в таких условиях. Меня положили на дневной стационар. Затем заявили, что должна 10 дней пролежать в стационаре. Моя трансгендерность при этом замалчивалась — весь процесс лечения сопровождался диагнозом «расстройство адаптации».
Тогда врачи собрали целый консилиум, чтобы понять, что со мной делать. И тогда один из врачей, кандидат психиатрических наук, предложил мне побыть «обезьянкой» перед его студентами-медиками, ведь у меня, как ему показалось, очень нестандартный случай: военный с хорошей характеристикой, боевым ранением и гендерной дисфорией одновременно.
Так официально мне поставили диагноз «расстройство адаптации», хотя я хотела получить диагноз F64, который дал бы возможность осуществить трансгендерный переход — это могло бы стать отправной точкой для меня.
После этого я продолжила общаться с психологом и параллельно искала врачей, которые бы помогли мне. Сейчас я уже более пяти месяцев принимаю гормоны. Моя внешность меняется: думаю, что старые знакомые сейчас меня бы уже не узнали.
После полученной контузии мое здоровье с годами ухудшилось: звон в ушах, проблемы по неврологии и прочее. Сейчас работаю над тем, чтобы оформить группу инвалидности из-за боевого ранения. Параллельно с этим планирую и дальше продолжать свой переход. Сначала — обращение к психиатрам, подтверждение диагноза, затем — к эндокринологам, чтобы зафиксировать, что проводится коррекция пола с помощью гормональной терапии, изменение документов, и тогда — пластические операции.
Не исключаю, что мне придется переехать за границу, если климат в нашем обществе не изменится. Конечно, мне жаль будет покидать страну, которую я защищала, но сложно жить здесь, когда ты — такая.
О дискриминации и трансфобии
Многие кричат, во всем виновата пропаганда или что-то такое, но на самом деле ЛГБТ не передается воздушно-капельным путем. Это — не вирусная болезнь. Это не психиатрическое заболевание. Гомосексуальность по международной классификации болезней больше не считается заболеванием. Трансгендерность же перенесли в раздел о сексуальном здоровье, сейчас этот диагноз официально называется «гендерная дисфория».
В свой адрес я слышала также и такое, будто я хочу осуществить трансгендерный переход ради партнера или партнерши, а не потому, что мне самой это нужно. Также сталкивалась с обращениями «оно» в свой адрес в комментариях в Фейсбуке.
Слышала также о предубеждении, будто трансгендерные люди нарушают личное пространство других людей тем, что появляются в публичных местах, рассчитанных на представителей не своего биологического пола: в уборных, раздевалках и тому подобное. Но здесь речь идет не о каких-то извращенцах, которые просто натянули на себя женское платье и зашли туда. Нет, это о людях, которые уже начали процесс перехода: принимают гормоны, консультируются у специалистов и все такое…
Есть у нас такое понимание как гендерно-маркированное пространство: туалеты, душевые, раздевалки и так далее. Если убрать слово «гендер», вы получите общее пространство для всех. И получите равенство. Но не равноправие. Потому что равенство и равноправие — это совершенно разные слова и совершенно разное понимание. Собака не будет равна попугаю, так же, как кот не будет равен собаке. Но они могут иметь равные права как животные, на то, чтобы жить в любящей семье, или в дикой природе.
Нужно понимать, что набор хромосом делает человека мужчиной или женщиной. Трансгендерные люди не виноваты в том, что они такими родились. Так же, например, как и люди интерсекс — это просто вариация, которая отличается от стандартной. Но они есть и они часто остаются невидимыми. Причем интерсекс-людям обычно переход делают еще в детстве, решая за них. Чаще всего делают не мальчика, а девочку, ведь это технически легче. И хорошо, если угадают и выбранный пол будет соответствовать гендерной самоидентичности. А если нет…
Другой распространенный стереотип — будто гомосексуальность и трансгендерность — одно и то же. Трансгендерный человек, например, может быть геем, а может быть гетеро — то есть ему могут нравиться девушки, и эти отношения будут гетеронормативными. Потому что гендерная самоидентификация и сексуальное влечение не имеют между собой ничего общего.
Я себя отношу к демисексуаливам и панромантикам: для меня не важны ни гендер, ни пол человека. Для меня важен человек как личность. Секс в отношениях для меня — не на первом месте, гораздо важнее — романтическая составляющая. Я смогу переспать с человеком только в случае, если между нами сформируется сильная эмоциональная связь и привязанность.
Некоторые люди ошибочно считают, что трансгендерность — это что-то вроде шизофрении. На самом деле, нет. Одно из проявлений шизофрении — когда человек выдает себя за другого, например, Наполеона или Сталина. Таким людям без разницы, что это были конкретные реальные личности, которые давно умерли. Больные шизофренией в этом случае просто стирают свою личность, и, так сказать, натягивают на себя чужую.
В случае с трансгендерностью же, люди прекрасно понимают, что родились человеком одного пола, а чувствуют себя принадлежащими к другому. То есть, что тело физиологически и анатомически не соответствует определенному при рождении биологическому полу. Тело — это как футляр, в который тебя поместили и заставляют ходить в этом.
Вся моя жизнь до начала перехода мне напоминала игру в киносериале, по конкретному сценарию и это очень трудно делать, особенно когда тебя заставляют играть в нем, потому что контракт подписан на всю жизнь.
