“Молился, бил поклоны, но мысли о парнях не уходили”. Гей о том, как “не мог принять себя таким”
Никите (по просьбе героя имя изменено) 20 лет, большую часть жизни он провел в маленькой деревне. С детства молодой человек начинал и заканчивал свой день молитвой, каждое воскресенье ходил в церковь. В старших классах Никита впервые почувствовал, что ему нравятся парни. Первый человек, которому он во всем сознался, был священник. «Я открылся ему во время исповеди и очень боялся, что меня за это отлучат от церкви, — вспоминает Никита. — Избавиться от твоего недуга, сказал батюшка, можно через покаяние». Никита стал сильнее молиться, бил поклоны, жил в монастыре. В какой-то момент понял: ничего не помогает, и принял себя таким.
Уже четыре года Никита живет в Минске. У него есть парень и тайна, которую он боится открыть друзьям и родителям.
— Недавно обсуждали с приятелями, что в Германии ввели третий пол. Ребята считают: таким людям нужна не отдельная запись в документах, а талон к врачу, — молодой человек сразу переходит к наболевшему. — И это мнение молодежи. А что скажет мой отец, которому за сорок? Который держит свиней, кур и до сих пор копает огород руками? Думаете, он примет сына-гея? Лет шесть я мирился со своим секретом, но сейчас понимаю: мне недостаточно молчать.
В редакцию Никита пришел сам, причина у него следующая:
— Дома у меня стопка благодарственных писем из школы, гимназии и универа. В вузе я ведущий концертов, участвую в проектах, — перечисляет он свои достижения. — Я активный человек. Почему тогда я должен себя стыдиться? Почему я должен переживать, что меня, гея, вдруг примут за психа и отправят в лечебницу?
Эти вопросы он задает мне, хотя, кажется, спрашивает себя. Ответов нет.
— У моих родителей много религиозных книг, — Никита мысленно возвращается в детство, в свой деревенский дом. — Это жития святых и мучеников. Класса с шестого я их читал, искал ответы на свои вопросы и много молился.
Деревня у нас маленькая, своего храма там нет. Каждое воскресенье я просыпался в 7 утра, шел с местными на междугородний автобус и ехал на службу в соседнее село. У нас был очень хороший батюшка, я старался равняться на него и два года был прислужником.
Классе в девятом я стал понимать: мальчишки мне интереснее девушек. Все это происходило неосознанно, просто мне нравилось смотреть на парней. Потом захотелось сходить с парнем на свидание.
Почему? Не знаю, я не мог объяснить.
Тогда я даже не знал слова «гей». Дома у нас была маленькая книжечка о том, как подготовиться к исповеди. Рядом с добродетелями там перечислялись грехи, в которых можно покаяться. Один из них — мужеложство. Я интуитивно понимал: это о том, что происходит со мной. «Забил» это слово в поисковик — интернет у меня тогда был только на телефоне — и прочитал, насколько это плохо.
Мне попалось интервью священника, который говорил: мужеложство — смертный грех, но, как и от других грехов, от него можно избавиться. Каждое утро минут за 20 до того, как мама заходила разбудить меня в школу, я просыпался, молился и бил поклоны. То же самое делал и перед сном. Думал, все это избавит меня от злых духов и порочных мыслей.
— Что говорили родители? Они ведь замечали, что вы усиленно молитесь.
— Учитывая, что я был прислужником, вряд ли их могли смущать молитвы. Наоборот, они радовались, ведь у них растет такой верующий ребенок.
«Я смотрел на фотки с гей-парадов, и мне было неприятно»
В 10 классе я поступил в лицей и уехал учиться в город. Там было много мероприятий, новых людей — и жизнь казалась интересной даже без любви. Парни, с которыми я заселился в комнату, считали меня слегка с приветом. Посмеивались, что я хожу в церковь, но я не обращал внимания. Утром и вечером я закрывался в душе и молился.
Сразу скажу, я не лузер-одиночка. По натуре я лидер, люблю быть в центре внимания. В лицее у меня сразу появилось много новых друзей. Я хорошо учился, выступал на сцене, на дискотеке девчонки часто подходили знакомиться. Они и сейчас часто подходят.
Но, по сути, я был подростком, которому не с кем даже поговорить. Не знаю, сколько бы я еще молчал, если бы не религия.
— Религия?
— Нерассказанный грех — это еще один грех. А я хотел быть настоящим православным, поэтому и решил поговорить с батюшкой. К тому же я ему доверял. В 10 классе, когда приехал домой на выходные, пришел на исповедь и сказал: «У меня регулярно появляются мысли о мужеложстве». Батюшка помолчал, потом ответил: такое бывает, нужно молиться и просить у Бога прощения. А потом он стал шептать, что прощает мне грехи.
В этот момент у меня была такая благодарность Богу. Я думал, меня освободило, я обещал себе больше никогда не думать о парнях. Мне стало легче, но, как оказалось, мои мысли никуда не ушли. Потом было еще несколько исповедей, батюшка повторял: «Нужно еще сильнее молиться».
Периодически у меня случались срывы, и я хотел сходить с парнем на свидание. В 11 классе я нашел группу геев в соцсетях и стал писать ребятам, у которых в профиле стояла фотография. Почему таким? Раз они не прячут лиц, значит, приняли себя. Мне хотелось с ними поговорить. С одним мы встретились. Оказалось, это классный человек — он пел, участвовал в конкурсах. У меня в тот момент как камень с души упал: парень совершенно нормальный.
— А кого вы хотели увидеть?
— Ну я же читал новости про гей-парады. Смотрел на фотки раздетых, целующихся на грузовиках мужчин. Мне это было неприятно. Понимал: я никогда таким не буду.
После каждого срыва я еще сильнее себя ненавидел. К концу лицея на каникулах уехал жить в монастырь. Зачем? Чтобы больше молиться. Не помогало.
«Если друзья узнают о моей ориентации, доверие, уважение — все исчезнет»
Осознание, что я гей и мне хорошо, появилось, когда я влюбился. Макс (по просьбе героя имя изменено) из Европы. Мы случайно познакомились, потом долго общались. Когда случилась первая любовь, я понял — это хорошее чувство, а геи — совершенно адекватные люди. И для меня, и для него это был первый опыт. Мы стали друг другу открываться.
Забавно… мы представляем себе Европу такой, очень свободной. Родители Макса — католики, и они тоже не готовы принять сына-гея.
Я часто думал, можно ли быть геем и оставаться религиозным? Я понимал, ценности православия будут для меня важны, независимо от моего отношения к мужчинам. Но со временем молитвы «стали уходить». Я все реже бывал на службах. Почему? С детства я ходил в храм не потому, что хотел быть хорошим мальчиком. А потому, что это было близко моей душе. В какой-то момент я понял, жизненные принципы, которым меня учит религия, не сходятся с тем, что я испытываю к Максу.
В какой-то момент я подумал: ну о’кей, я такой, и что дальше? Тогда я сказал себе стоп! Жить, как я живу, неправильно. Неправильно постоянно чистить историю в браузере, чтобы никто не заметил ссылки на сайты и статьи о геях. Неправильно следить за каждым своим словом, только бы не проболтаться. Неправильно страдать бессонницей из-за страха. И я рассказал сестре — мне полегчало. Но я понимаю: если друзья или в университете узнают о моей ориентации, доверие ко мне, уважение — все это исчезнет. Но почему так? Ведь с тайной или без я все тот же Никита.
В ближайшие пару лет я хочу начать свое дело. Финансовая уверенность многое упростит, хотя много мне и не нужно. Все, чего я, как и большинство геев, хочу, — спокойно жить с любимым человеком, работать и не бояться, что от меня все отвернутся или что меня примут за психа.
