Основательницы ЛГБТ-фестиваля «Бок о Бок» о квир-кино
23 АПРЕЛЯ СТАРТУЕТ КИНОФЕСТИВАЛЬ «БОК О БОК», в рамках которого показывают новое мировое кино на ЛГБТ-темы. Мы поговорили с основательницами фестиваля, активисткой Гулей Султановой и культурологом Мэнни де Гуэр, и расспросили их о том, сложно ли делать ЛГБТ-фестиваль в России, что такое квир-кино и как фильмы о геях, лесбиянках и трансгендерах делают людей более открытыми и толерантными.
ВЫ ДЕЛАЕТЕ ФЕСТИВАЛЬ С 2008 ГОДА. СИЛЬНО ЛИ ПОМЕНЯЛАСЬ СИТУАЦИЯ С ТЕХ ПОР?
ГУЛЯ: Ситуация в корне изменилась. Нельзя сказать, стало лучше или хуже — стало кардинально иначе. В 2008 году мы работали в совершенно иной общественно-политической ситуации, при другом отношении к ЛГБТ. В то время для городских властей и общества появление фестиваля было неожиданно: о лесбиянках, геях и трансгендерах знали, но об этом считалось неприличным говорить вслух. Реакция прессы была схожей. Постепенно и городские власти, и СМИ к нам привыкли, и до определенного момента у нас хорошо складывался диалог. Ведь фестиваль — это диалог с обществом через кино, искусство, дискуссии, снятие каких-то комплексов и табу. Но с 2011 года политика изменилась, в Петербурге появился Милонов со своими инициативами, потом поощрение гомофобии перешло на федеральный уровень. В 2013 году приняли закон о запрете так называемой пропаганды, и назревавшая в обществе гомофобия была подхвачена мощными потоками ненависти, которые были санкционированы сверху. Начались нацистские нападения, ведущие государственных телеканалов стали позволять себе почти фашистские высказывания. В такое время фестивалю работать очень сложно. Площадки, на которых мы хотим его проводить, боятся репрессий.
ПРОЕКТ ЕЛЕНЫ КЛИМОВОЙ ПОКАЗАЛ, ЧТО ПРОПАГАНДА ГОМОФОБИИ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО РАБОТАЕТ. КАК В ТАКОЙ АТМОСФЕРЕ НЕНАВИСТИ НАХОДИТЬ СИЛЫ ДЕЛАТЬ ЛГБТ-ФЕСТИВАЛЬ?
МЭННИ: Надо не забывать, что есть и другая часть общества, которая поддерживает ЛГБТ, относится к нам нейтрально или пока не определилась со своим отношением, и наша задача обращаться к ней. Треть нашей аудитории не принадлежит к ЛГБТ, но мы получаем много положительных отзывов: благодаря фильмам и их обсуждениям люди начинают понимать, о чём идет речь, избавляются от гомофобии, становятся более толерантными. Да, действия государства усложняют нашу задачу, но мы всё равно видим, что ситуация меняется. Фестиваль дает поддержку людям, которые идентифицируют себя как ЛГБТ, они становятся более открытыми, многие наши волонтеры или посетители фестиваля в итоге сделали каминг-аут. В прошлом году на улице в Питере ко мне подошла молодая девушка и рассказала, что благодаря фестивалю решилась открыться своим консервативным родителям, они не выгнали ее из дома и идут на диалог. Такие истории подтверждают, что нужно продолжать то, что мы делаем.
ФЕСТИВАЛЬ ДЛЯ ВАС — ЭТО БОЛЬШЕ КИНО, ИЛИ ПОЛИТИКА?
МЭННИ: На это очень влияет окружающая среда — когда мы начинали фестиваль, то были настроены положительно, может быть, немного наивно…
ГУЛЯ: Думали, что это про культуру.
МЭННИ: Но даже в 2008 году уже было понятно, что речь не только о культуре, но и о положении ЛГБТ. Мы организовывали много острых обсуждений, приглашали активистов, выпустили первую брошюру о том, как разобраться в себе, принять свою гомосексуальность, признаться в ней.
А ВЫДЕЛЯЯ ЛГБТ-КУЛЬТУРУ В ОТДЕЛЬНУЮ НИШУ, НЕ СПОСОБСТВУЮТ ЛИ ФЕСТИВАЛИ, НЕВОЛЬНО, ИЗОЛИРОВАННОСТИ ЛГБТ-СООБЩЕСТВА, ВМЕСТО ТОГО ЧТОБЫ ИНТЕГРИРОВАТЬ ЕГО В ОБЩЕСТВО?
ГУЛЯ: В идеале, конечно, группы должны быть полностью интегрированы в общество, но при этом не потеряв свою идентичность. Эти особенности должны не возводиться в абсолют, но сохраняться как часть личности. Подобные кинофестивали или, например, ЛГБТ-федерации спорта как раз поддерживают эту часть человеческой идентичности, не дают ей потеряться в обществе. Важная задача таких инициатив, как бы парадоксально это ни звучало, чтобы люди могли открыться в более открытом пространстве, где мы зачастую не видим каких-то особенностей. В частности, у нас на фестивале будет дискуссия осексизме и гомофобии в спорте. К сожалению, в спорте, особенно российском, практически невозможно сделать каминг-аут. Получается, что, будучи геем, лесбиянкой или трансгендером, ты не можешь проживать эту часть своей идентичности так, как это делает гетеросексуальный человек. Он, безусловно, не пишет на щите «я — гетеросексуал», но вся его жизнь предполагает следование каким-то определенным нормам. А ЛГБТ ограничены в проявлении своих чувств, мнений и базовых прав.
Соответственно, инициативы, подобные нашей, являются силой, которая противостоит попытке замалчивания или дискриминации. Конечно, если все эти вопросы будут решены, не понадобятся никакие ни ЛГБТ-фестивали, ни ЛГБТ-федерации спорта. Но, будем реалистами, это вряд ли случится. К сожалению, маленькие группы всегда будут на обочине, в лучшем случае не замечаться, а в худшем — просто забиваться. Поэтому очень нужны различные проекты, которые бы поддерживали их и говорили большинству — мы с вами, но мы остаемся теми, кто мы есть: евреями, узбеками, лесбиянками или колясочниками. Например, сейчас в России нет сильного движения за права людей с ограниченными физическими возможностями, и из-за этого мы их не видим, хотя они существуют.
СОБСТВЕННО, НА ПРОТЯЖЕНИИ XX ВЕКА РАЗНЫЕ ГРУППЫ, ОБЪЕДИНЯЯСЬ ТАКИМ ЖЕ ОБРАЗОМ, ОТСТАИВАЛИ СВОИ ПРАВА И ДОБИВАЛИСЬ ПРИЗНАНИЯ В ОБЩЕСТВЕ — БУДЬ ТО ЖЕНЩИНЫ ИЛИ АФРОАМЕРИКАНЦЫ.
ГУЛЯ: Потому что общество никогда само не будет готово. Люди, не связанные с какими-то проблемами, не соберутся и не скажут: а давайте мы с вами сейчас обсудим права инвалидов. Их проблемы для большинства не существуют, о них не думают.
НАЧИНАЯ ПРИМЕРНО С 60-Х ВРЕМЯ ОТ ВРЕМЕНИ ПОЯВЛЯЮТСЯ ФИЛЬМЫ НА ГОМОСЕКСУАЛЬНУЮ ТЕМАТИКУ, КОТОРЫЕ В ИТОГЕ СТАНОВЯТСЯ КУЛЬТОВЫМИ. ОДНАКО БОЛЬШИНСТВО ИЗ НИХ ЯВЛЯЕТСЯ ЧАСТЬЮ МЕЙНСТРИМА. ЧТО ТОГДА ТАКОЕ КВИР-КИНО?
МЭННИ: Действительно, за последние 10–20 лет появляется всё больше таких фильмов и они становятся коммерчески успешными. Но до 80-х подобных работ было мало. Затем стали появляться независимые, малобюджетные фильмы на ЛГБТ-темы, для которых возник термин new queer cinema, его ввела Руби Рич. Эти фильмы сперва приняли среди ЛГБТ-сообщества, и уже в 90-е большие продюсеры заметили это движение и поняли, что на этом тоже можно зарабатывать. И дальше уже эти темы начали проникать в мейнстрим. Сейчас, пожалуй, отдельной волны квир-кино уже не существует.
В ПРОШЛОМ ГОДУ У ВАС В ПРОГРАММЕ БЫЛО БОЛЬШЕ ГРОМКИХ РЕЖИССЕРСКИХ ИМЕН — КСАВЬЕ ДОЛАН, КЕШИШ, А В ЭТОМ ИХ ПОЧТИ НЕТ. С ЧЕМ ЭТО СВЯЗАНО? ИХ НЕ УДАЛОСЬ ПОЛУЧИТЬ ИЛИ ПРОСТО МАЛО СНИМАЛИ?
ГУЛЯ: Просто Долан снял последний фильм не о ЛГБТ (смеются). Предполагается, что (в «Мамочке». — Прим. ред.) главный герой гей, но это, скорее, подтекст и не главная тема фильма.
МЭННИ: В 2014-м был фильм «Гордость», который взял один из призов в Каннах, но мы его не показывали, потому что он был в широком прокате, у людей и без нас была возможность его посмотреть. По этой же причине мы не показывали на фестивале Альмодовара.
ПРИ ЭТОМ АЛЬМОДОВАР — ХОРОШИЙ ПРИМЕР РЕЖИССЕРА С МОЩНОЙ ЛГБТ-ИДЕНТИЧНОСТЬЮ, КОТОРЫЙ ОЧЕНЬ ПОПУЛЯРЕН В РОССИИ. ВЫ СТРЕМИТЕСЬ СКОРЕЕ ПОКАЗАТЬ ЗРИТЕЛЮ НЕИЗВЕСТНОЕ? ВЕДЬ ИСПОЛЬЗОВАТЬ МЕЙНСТРИМ — ЭТО ТОЖЕ СПОСОБ ПОКАЗАТЬ ПУБЛИКЕ, ЧТО ТЕМА ЛГБТ НАХОДИТСЯ НЕ В МАРГИНАЛЬНОЙ ЗОНЕ.
МЭННИ: Показывать крутое, известное кино — это очень полезный способ. Тот же Долан — уже мейнстрим, и когда мы показывали его два года назад, к нам пришла новая аудитория, много молодых…
ГУЛЯ: Хипстеров. Но мы Долана показывали еще в 2010 году, «Я убил свою маму» был у нас фильмом открытия. Каждый год у нас есть возможность показать 30–40 фильмов, снятых разными режиссерами из разных стран. Но надо понимать, что даже в США или других продвинутых западных демократиях получить финансирование на очень хороший фильм, в котором присутствуют «маргинальные» сюжеты, до сих пор значительно тяжелее. Если это не Франсуа Озон, не Альмодовар или Гас Ван Сент. И то, даже у них бывают сложности. ЛГБТ-кино сейчас стало намного больше, но оно всё равно еще с трудом пробивает себе путь.
В РОССИИ, ВИДИМО, С ЛГБТ-КИНО ВСЁ СОВСЕМ ПЛОХО?
ГУЛЯ: Есть пример арт-хаусных «Кино без границ», которые всегда брали лесбийские, гейские фильмы, кино на трансгендерные темы. Сейчас им практически не дают жить, даже с «Жизнью Адель» были сложности, несмотря на известность фильма. Наличие премий тут никак не помогает. Есть прекрасный российский фильм «Зимний путь», получивший кучу призов, но ему практически не дали прокатиться по стране. Именно после того, как этот фильм стал на слуху, его стали обвинять в пропаганде, в разных городах были наезды на кинотеатры, которые его брали. Россия — это экстремальный случай, но и во всём мире, если вы хотите получить деньги на обычный фильм или на фильм с ЛГБТ-тематикой, вы почувствуете разницу.
У ВАС В ПРОГРАММЕ БЫЛ, НА МОЙ ВКУС, ЛОБОВОЙ ПОЛЬСКИЙ ФИЛЬМ «ВО ИМЯ» МАЛГОЖАТЫ ШУМОВСКОЙ О ГОМОСЕКСУАЛЬНОЙ СТРАСТИ В РЕЛИГИОЗНОЙ СРЕДЕ. ОН ВЗЯЛ ЛГБТ-ПРЕМИЮ «ТЕДДИ» НА БЕРЛИНАЛЕ, ХОТЯ ТАМ В ТОМ ЖЕ ГОДУ В ПРОГРАММЕ «ПАНОРАМА» ПОКАЗЫВАЛИ ПРЕКРАСНЫЙ «IT’S ALL SO QUIET» НАНУК ЛЕОПОЛЬД, В КОТОРОМ ЛГБТ-ТЕМА БЫЛА ВВЕДЕНА КУДА БОЛЕЕ ТОНКО. НО ОН ПРОШЕЛ СОВЕРШЕННО ПОД РАДАРАМИ «ТЕДДИ». У ВАС НЕТ ОЩУЩЕНИЯ, ЧТО ЛГБТ-ПРИЗЫ ДАЮТ СКОРЕЕ ЗА ГРОМКОЕ ВЫСКАЗЫВАНИЕ, ЧЕМ ЗА ДОСТОИНСТВА САМОГО ФИЛЬМА?
МЭННИ: Необязательно. Мы показывали в программе «Маттерхорн», где есть элемент ЛГБТ-тематики, но это прекрасный фильм в общечеловеческом контексте. Лишь в его финале становится понятно, в чем заключается внутренний конфликт героя. Что касается Teddy Award, то это очень политический приз, и я, и Гуля были там в жюри. Создатель премии Виланд Шпек всегда произносит речь о том, почему важно дать приз именно этому фильму. Жюри может выбрать что угодно, но цель этого приза — огласка для подобных фильмов и поднятых в них тем. Поэтому, вероятно, жюри порой выбирает фильмы, где тема донесена более доступно и ярко.
В ПРОГРАММЕ «БОК О БОК» МНОГО ФИЛЬМОВ О МОЛОДЕЖИ. ЧТО ЭТО — РЕФЛЕКСИЯ О ВАЖНОМ ЭТАПЕ СТАНОВЛЕНИЯ СЕКСУАЛЬНОСТИ ИЛИ ЭТО СЛЕДСТВИЕ КУЛЬТА ЮНОСТИ, КОТОРЫЙ ЕСТЬ В ГЕЙ-КУЛЬТУРЕ?
МЭННИ: Действительно, существует некий образ, что гей-культура — это всегда молодые. Но сейчас в ЛГБТ-кино появилась тенденция снимать кино о пожилых людях — например, месяц назад мы показывали в Москве фильм Айры Сакса «Любовь — странная штука» про пару пожилых геев. Да, фильмом открытия у нас будет бразильский фильм о подростке, который дает очень положительный пример каминг-аута — это история мальчика, который особо не переживает по поводу того, что он гей. В то же время мы показываем «Виолетту» о писательнице, которая влюбилась в Симону де Бовуар, это история 40-летней женщины. «52 вторника» — одновременно про 16-летнюю девушку и ее мать, которая в зрелом возрасте решила сделать операцию по коррекции пола.
В ПОП-КУЛЬТУРЕ И ГЛЯНЦЕ СЕЙЧАС ТАКЖЕ СНИМАЕТСЯ ТАБУ НА ВОЗРАСТ. ВЕРОЯТНО, ГЕЙ-КИНО ТАК ЖЕ РЕАГИРУЕТ НА ЗАПРОСЫ ВРЕМЕНИ?
МЭННИ: Да, сейчас в мейнстриме звучат жалобы на то, что для зрелых актрис нет хороших ролей. На «Оскаре» Патрисия Аркетт произнесла речь о неравной оплате труда, Мерил Стрип поднимает вопрос о том, что нет сильных ролей для пожилых женщин.
ГУЛЯ: Мне кажется, это очень классно. Потому что люди гораздо разнообразнее, чем то, как их представляет тотальный мейнстрим: только молодыми, красивыми, гетеросексуальными, белыми, обеспеченными. Все, кто выпадает из этого ряда, остаются на обочине. И эти люди начинают требовать, чтобы они тоже были представлены в поп-культуре. А то, что в ЛГБТ-кинематографе начали снимать больше фильмов о старении, также говорит о том, что само ЛГБТ-сообщество становится старше. Движение за права началось тридцать лет назад, и тем, кто его начинал, было 20–30 лет, а сейчас 60, и они точно так же готовы говорить о себе в этом возрасте без стыда. Что у них тоже есть проблемы, не только у 15-летних подростков, которые только осознают себя. Мы становимся старше и мы знаем, какие есть интересные сюжеты, что жизнь есть и у тех, кому за 50 и 60. И очень хорошо, что эти изменения общественного сознания сразу же находят отражение в искусстве и в итоге своего зрителя. Тот же Айра Сакс, который снимал до этого фильмы про 30–35-летних геев, снял последний фильм про 60-летнюю пару, которая 39 лет вместе. И даже он волновался, как будет его фильм воспринят в Нью-Йорке, городе, который считается самым прогрессивным с точки зрения прав и свободы для ЛГБТ — не будет ли провала, в том числе в прокате. Но этого не случилось.
МОЖНО ВСПОМНИТЬ И ПРЕКРАСНЫЙ СЕРИАЛ «TRANSPARENT», ГДЕ РАЗВЕДЕННЫЙ ОТЕЦ СЕМЕЙСТВА В 75 ЛЕТ ДЕЛАЕТ КАМИНГ-АУТ. ЭТО КАК-ТО ОТРАЖАЕТСЯ В АУДИТОРИИ ВАШЕГО ФЕСТИВАЛЯ?
МЭННИ: Большая часть публики у нас — 24–35 лет. Старшее поколение боится даже ходить на фестиваль. У молодого поколения этот страх тоже есть, но у старшего гораздо больше.
ГУЛЯ: Но мы стараемся привлекать старшую аудиторию в том числе показом фильмов о людях старшего возраста. Мы показывали «Любовь странная штука» Айры Сакса о пожилой паре, и у нас была дискуссия о ЛГБТ старшего возраста. Мы хотели позвать на нее гомосексуальных людей старшего поколения, и оказалось, что их очень сложно найти. Во всей Москве мы нашли трех человек старше 60. Но здорово, что трех, думаю, в Питере мы бы нашли двух. А в других городах никто бы не согласился. Они пришли и рассказывали, как в Советском Союзе социализировались, пытались бороться за себя, даже не в плане политики, а просто на уровне бытовых вещей, на работе. Отвоевывали кусочек своей личности. С ними пришло еще наверное 5–6 человек такого же возраста, а все остальные были молодого и среднего.
