Мужчина ищет мужчину. Три истории об однополой любви, испытанную временем
– По-настоящему я начал жить в 33. Мы с Сашей только съехались: я впервые вышел на работу из нашего общего дома – и как попал в замедленную съемку. Чувствовал на своей шкуре каждый луч солнца, запомнил каждый свой шаг к такси. Мир был тот же, но я в нем стал совсем другим – свободным от общественного осуждения и наконец способным сказать: «Да! Я – гей».
Спустя более 17 лет с того самого дня известный украинский парикмахер, как сам себя называет «легенда нулевых», 50-летний Александр Сытников, уже не оглядываясь на мнение социума, открыто говорит о своей гомосексуальности. Нарезает на кухне своего частного дома собственноручно приготовленный штолен и между делом констатирует: «Несмотря на смену современности, взрослых геев и лесбиянок сейчас почти не видно – вероятно, большинство привыкло прятаться, как это было прежде».
До обретения Украиной независимости в 1991-м гомосексуальность не просто осуждалась общественным мнением. Еще 30 лет назад, согласно статье 154 Уголовного кодекса УССР, геев за одну только сексуальную ориентацию могли посадить на срок от трех до пяти лет.
И хотя до реальных решений суда доходило нечасто, мужчин, которым нравятся мужчины, решением партсобрания могли также отправить на принудительное лечение в психиатрию.
В 2021 году, несмотря на победу революции Достоинства и заявленное следование к европейским ценностям, в Украине все еще опасно быть открытым представителем ЛГБТ+. За любовь без ограничений людей бьют прямо посреди улиц, морально выжимают, увольняют с работ и прижимают в юридических вопросах.
«Впрочем, и это, – говорят геи старшего поколения, – все равно лучше, чем так, как было прежде. В наше время ты даже не знал, кем являешься на самом деле, – такой терминологии, как ЛГБТ, просто не было».
Тракторист с Тернопольщины
Спортивный зал одной из школ Луганска заливает весеннее солнце. Его лучи, еще не теплое, но очень яркое, как нарочно ослепляет школьников, едва собранных вместе строгим физруком.
На дворе закаляется начало 80-х: в мире уже давно закончилась сексуальная революция, а в СССР все еще табуируют публичные разговоры о сексе. Тогдашнее общество сознательно растит детей в духе строгих и традиционных семейных ценностей, когда надо «как-то выучиться, скорее жениться и завести хотя бы двоих детей». Те, кто не разделяют такой жизненной прошивки, часто становятся отшельниками.
Впрочем, все это еще не слишком беспокоит 15-летнего Андрея Кравчука – одного из тех, кого в спортзале слепит весеннее солнце. Невысокого роста, худощавый и неприметный внешне, школьник с восторгом смотрит на одноклассников: вытянутые как прутья, чуть ли не все с заметным румянцем, они перепрыгивают через «козла» и громко гогочат. Андрей тоже улыбается, но в какой-то момент отводит взгляд – странно же так просто глазеть на людей.
– В школе, – рассказывает, – мне казалось, что смотрю на ребят потому, что хочу быть похожим на них. Ни о какой сексуальной составляющей не шло речи. Откуда бы мне почти 40 лет назад было знать, кто такие геи. Это все пришло значительно позже – вплоть во время службы в армии.
Теперь 52-летний Андрей, искренний человек с серо-голубыми глазами, вспоминает, как из-за общества, где все по умолчанию должны быть гетеросексуалами, долго не мог самоидентифицироваться и просто не знал, кто такие геи. Первую более или менее вменяемую информацию о ЛГБТ+ мужчинах нашел в конце 80-х в уже не помнит каких книгах и прессе. А осознал себя, как тогда говорили, «голубым» еще позже – во время армейской службы в Беларуси и обучения в университете в Москве. Не последнюю роль в самоидентификации человека также сыграло телевидение. В 1991-м Кравчук впервые увидел передачу российского журналиста Сергея Шолохова «Тихий дом», где, помимо прочего, говорили и о ЛГБТ.
– Я смотрел, слушал, читал – информацию о том, кто такие геи, черпал из всех доступных источников. Самого момента осознания уже и не вспомню, потому что все происходило постепенно. Родителям в своей сексуальной ориентации я решил признаться, когда мне было лет 26-27. Просто подошел и сказал: «Мам, знаешь, мне кажется, что я -” голубой “». Мама отреагировала спокойно. Думаю, она догадывалась, что я не просто так не встречаюсь с девушками. Касательно поддержки со стороны семьи, мне вообще очень повезло – у нас всегда были классные отношения. И моя ориентация на них никак не повлияла.
Вне семьи каминг-аут Андрей сделал во время первой встречи с другим геем. Сразу после возвращения из обучения в родной Луганск мужчина не решался искать себе партнера. Да и, собственно, негде было – разве вот так просто, среди собственного круга общения. Впоследствии, примерно во второй половине 90-х, в разделе «Знакомства» одной из местных газет стали появляться единичные объявления, где мужчина искал мужчину. На одно из таких охотно откликнулся Андрей – говорит, прежде всего хотел просто поговорить с кем-то таким, как и сам.
– Кардинально отношение к ЛГБТ в Украине начало меняться и формироваться, думаю, где-то в 2000-х. Когда появился интернет и широкий доступ к информации. Стало легче самоидентифицироваться, ты по крайней мере знал, как называется притяжения к людям твоего же пола, понимал, как чувствовать себя кем-то чужеродным и как быть одиноким.
Последние 20 лет, с тех пор, как попал в Луганске в общество единомышленников и нашел любовь своей жизни, Андрей борется за равенство между гетеросексуалами и людьми ЛГБТ+. Вместе с командой правозащитного центра «Наш мир» он предоставляет, в частности, юридическую и правовую поддержку, занимается адвокацией законодательных изменений по защите прав сексуальных меньшинств, а также фиксирует нарушения прав человека.
– За 2020-й год, – подчеркивает – мы зафиксировали 230 нарушений прав ЛГБТ, из них около 80 – это преступления на почве нетерпимости. Остальные – инциденты, которые не являются нарушением существующих законов: те же, например, словесные оскорбления.
За годы правозащитной деятельности Кравчук собрал тысячи фактов дискриминации представителей ЛГБТ+, но больше всего запомнил письма от значительно старшего себя мужчины – тракториста из Тернопольщины, которому выпало родиться во времена, когда быть геем фактически означало быть одиноким.
– Он описывал, как тяжело работал и как даже не решался мечтать о любви. В письме нашей организации то уже, считайте, дед писал, что единственной радостью в его жизни была возможность поехать в райцентр, где была Плешка – место встречи геев.
Это сейчас все свободны ходить на свидания, иметь собственное мнение, не отвечать чьим-то ожиданиям. А тогда, представьте только, как оно – раз в полгода, раз в несколько месяцев выезжать в город, чтобы схватить там хотя бы крошку радости.
А остальное время бежать от собственной сущности и жить среди людей, которые никогда не примут и не поймут тебя настоящего.
По словам Кравчука, большинство представителей ЛГБТ его возраста осознают себя людьми, которые выросли на рубеже эпох. До 12 декабря 1991 гомосексуальность считали в Украине уголовным преступлением, поэтому геи, которым сейчас за 50, преимущественно еще с юности привыкли вести закрытый образ жизни. Они меньше обращаются за помощью в случае нарушения их прав, реже выходят на прайды и, несмотря на изменения общества, даже на пенсии далеко не всегда позволяют себе быть собой.
– И в этом, – заключает правозащитник и открытый гей, – тоже есть своя трагедия. Ибо все люди, независимо от пола и сексуальной ориентации, имеют право на счастье и семью. Я, например, главным событием своей жизни считаю встречу с моим партнером, которая произошла более 20 лет назад. Мы вместе жили еще в Луганске, а когда началась война – вдвоем перебрались в Киев. Я счастлив любить и быть любимым. И не важно, 50 мне, 60 или 70 лет.
Гей-жизни
55-летний Станислав Науменко, как сам говорит, был «заказным ребенком»: семья его отца, ортодоксального еврея, не благословила брака с христианкой, мама колебалась, стоит ли в таком случае сохранять беременность, а баба и дед сказали: «Не смей. Рожай. Сами воспитаем ».
– Так вот и родился, – рассказывает, – «на заказ» старших родственников. И хотя мы с мамой жили в соседних дворах, настоящей эмоциональной близости у нас не было ни разу. Пожалуй, с того и началась моя внутренняя сдержанность. Потому что еще с детства привык, что мои проблемы – это мои проблемы.
Полностью седой, в темно-синей куртке и таких же джинсах, Станислав шагает небольшим сквером в одном из спальных районов Киева. В руках держит журнал «Stonewall» – издание, рассказывающее о жизни ЛГБТ+ в Украине, где работает редактором.
В отличие от большинства других открытых геев старшего возраста, Науменко скорее с негативом вспоминает 90-е и присущую им раскованность. Не потому, что считал те изменения неправильными по сути, а потому, что жизнь ЛГБТ в 1990-х и в начале 2000-х не совпадала с его пониманием любви.
– Это было такое, знаете, словно дорвались. Не всегда и, конечно, не у всех, но отношения геев тогда нередко становились просто удовлетворением собственных сексуальных потребностей. Встречи были где-то, грубо говоря, в кустах или туалетах. Не мое это. И не про меня.
В 1982 году, когда Станислав окончил школу, а в СССР на смену умершему генсеку Леониду Брежневу пришел КГБист Юрий Андропов, о ЛГБТ, мягко говоря, было известно немного. И хотя Науменко в то время уже осознавал, что ему нравятся парни, а не девушки, из-за присущей себе замкнутости, сначала даже не пробовал искать объяснения своим сексуальным предпочтениям.
– Мне было все равно, что там подумают другие, – подчеркивает. – Ну, хорошо, вы все ходите с девушками парами, а мне хорошо и самому. Ни в 80-х, ни в 90-х или 2000-х меня не пугало одиночество – наоборот, лучше быть одиноким, чем соответствовать чьим-то ожиданиям или же просто удовлетворять сексуальное желание.
Еще с мужчина человек увлекался транспортом, поэтому сразу после выпускного выучился на водителя троллейбуса и устроился на работу в депо. Говорит, уже ближе к 90-м в одном только черкасском «троллейбусном» работали по меньшей мере несколько геев. Их не оскорбляли и не травили – казалось, обычным людям уже тогда было все равно на то, кто и какой половой жизнью живет. На самом деле в то время только отменили уголовную ответственность за гомосексуальность: геи стали чувствовать себя немного свободнее и объединялись в круга общения. А уже в 1998-м в Киеве появился первый в Украине гей-клуб «Росток».
– Не скажу, что все, но какая-то часть моих сверстников-геев еще в 80-х самоидентифицировались благодаря старшим себя представителям ЛГБТ. Взрослые мужчины соблазняли молодых, и я даже иногда думаю, что, может, лучше было бы, чтобы и меня в свое время так же привлекли. Но потом оглядываюсь назад и понимаю, что все так, как должно быть. Я сам занимался собственной самоидентификацией, и, наконец, ни разу не подумал, что ошибся с ней. Об отношениях с женщинами не было даже мыслей. И это мое собственное, сознательное решение.
Станислав говорит, в СССР и еще некоторое время в независимой Украине гей-жизни на самом деле не было. Старшее поколение часто навязывало ситуативные однополые связи, а о том, чтобы бороться за что-то постоянное и настоящее, не следовало даже думать. В 1990-х и в начале 2000-х, как считает мужчина, геи понемногу стали выходить из тени, но в основном не решались на то, чтобы искать себе партнеров не для развлечения, а на всю жизнь.
– И вот только сейчас, – признается Науменко – в Украине начинается то, что я мог бы назвать настоящей гей-жизнью. Когда все имеют доступ к информации, самоидентифицируются и выбирают для себя комфортный уровень отношений.
Тема и закон
В 80-х в шахтерском селе Нижняя Крынка, что в Донецкой области, жизненные сценарии для всех словно заранее были одинаково прописаны. Ребята после школы поступали в горное училище, девушки – шли в медицинское. Одни потом работали на шахте «Ясиновка-Глубокая», другие, если повезет, – устраивались в местный лечебный комплекс. Все обязательно должны жениться, родить детей и, в идеале, осесть в родном селе – чтобы развивать Крынку, как когда-то делали деды и бабы.
– Но меня не устраивала такая перспектива. Еще лет в 10 я понял, что хочу быть парикмахером, и пусть какую высокую стипендию не предлагали бы в горном, я точно должен воплотить свою мечту в жизнь, – рассказывает Александр Сытников.
Теперь, уже 50-летним, с кучей парикмахерских наград, признанием и собственным салоном красоты в центре Киева, мужчина с улыбкой вспоминает, как был среди односельчан белой вороной. Как сразу нашел поддержку среди близких и как в конце концов доказал, что, родившись мальчиком в рабочем селе на Донбассе, не обязательно становиться шахтером.
– Но если стереотип о профессии мне удалось преодолеть еще в юности, – говорит уже без улыбки, – то с другим стереотипом, тем, что касается сексуальной ориентации, пришлось, скажем так, немного пожить.
Впервые Александр женился в 20 лет. Его жене было 18, вместе прожили всего 10 дней. Во втором, значительно более длительном браке, у парикмахера и его жены родились две дочери, но и он в конце концов распался – Сытников решил пойти за чувствами. За чувством к другому мужчине.
– Знал я, когда женился, что является геем? – спрашивает, смакуя выпечку в просторной кухне собственного дома. – Конечно, да. Но в вопросе создания семьи давление гетеросексуального общества был настолько сильным, что я не смог ему сопротивляться.
Да, у меня есть чудесные дети, 25-ти и 27-ми лет, я горжусь ими и очень их люблю. Но если говорить обо мне самом, то оба брака были насилием над собой. По-настоящему я начал жить только в 33 года, когда встретил Сашу.
44-летний Александр Изотов приехал в Киев с Латвии, как сам говорит, за предыдущей любовью. Однако отношения не складывались, и мужчина начал искать себе нового партнера в чатах ICQ, куда из любопытства и уже без сил скрывать свою гомосексуальность зашел Сытников.
Мужчины встретились буквально через пару часов после первой онлайн-переписки: сразу же поняли, что нравятся друг другу. Через несколько месяцев поселились вместе.
– Вот так, – говорит Сытников, – мы и живем уже более 17 лет. Не знаю, как описать те первые ощущения словами, – я просто как-то сразу понял, что Саша – мой человек. Влюбился. Мы с ним вместе построили дом, воспитали моих детей, завели собак и кота, развиваем парикмахерский бизнес, а несколько лет назад еще и поженились в Дании. Наш брак признают в ЕС, но он не имеет юридической силы в Украине. Мечтаю, когда доживем, что и дома будем считаться официально женатыми.
О том, что сын уходит из семьи, чтобы жить с другим мужчиной, родители парикмахера, мама-учительница и папа-шахтер, узнали через аутинг (от англ. Outing – публичное разглашение информации о гендере или сексуальную ориентацию человека без его согласия). Вместо Александра правду о его сексуальной ориентации свекрам рассказала его бывшая жена – то ли в ответ на причиненную боль, или просто случайно. Хотя и были ошарашены, родные в конце концов смирились и приняли выбор сына.
– Несмотря на то, что я был на седьмом небе от счастья и мы, наконец, достаточно цивилизованно поделили воспитание детей, а они, кстати, пока росли, жили и у нас, и у своей мамы, я понимал, как сильно оскорбил бывшую жену . С одной стороны, я себя все время обижал – под давлением общества бежал от своей сущности, страдал оттого, что не могу быть тем, кем есть на самом деле, пытался строить то, чего на самом деле никогда и не мог построить. А с другой стороны, для внешнего мира в этой ситуации именно я оказался плохим – это я ушел из семьи, это я всех подвел.
С момента, когда почувствовал себя свободным и по-настоящему счастливым, Сытников зарекся больше никогда не бежать от собственной сущности и позволять себе быть собой. Они с Александром являются открытыми геями, не скрывают своих отношений на работе, но, вместе с этим, особо не проявляют чувств на людях.
– Если мы в компании друзей, то можем, например, взять друг друга за руку, – говорит Изотов. – А просто на улице – нет, мы не целуемся и не обнимаемся. Но здесь дело не в возрасте или сексуальной ориентации. Просто нам так удобнее. Есть статус об отношениях друг с другом в фейсбуке. Ничего не скрываем, однако, например, снимать в нашей спальне не позволим – у всех пар должны быть интимные места, то вполне скрытое от глаз других людей.
С дискриминацией против себя как представителей ЛГБТ+ Изотов и Сытников в реальной жизни столкнулись всего раз: на отдыхе в Коктебеле охранник одного из развлекательных заведений начал их словесно унижать и требовать 50 гривен.
– Зачем он то делал, – вспоминает парикмахер, – мы так и не поняли. Сказали, что никаких денег не дадим и сейчас вызовем полицию. Охранник после этого ушел.
Между тем в соцсетях мужчины все же нередко видят гомофобию. Чуть ли не самыми обидными для Сытникова были высказывания активистов, с которыми он стоял бок о бок на Майдане. Говорит, во время Революции Достоинства те люди, казалось, боролись в том числе и за европейские ценности, а в конце оказались совсем далеки от понятий «уважение» и «равенство».
– Когда мы были на баррикадах, все было хорошо. Затем активисты начали френдить друг друга в фейсбуке: часть из них увидела, что я в отношениях с мужем, и, скажем так, позволила себе лишнего. Я вообще никого в своих соцсетях не держу: что-то не нравится – удаляйся. Просто же оставайтесь при этом людьми.
По словам мужчин, большинство людей ЛГБТ+ старшего возраста почти незаметны в Украине, потому что живут в собственной пузырьке – среди людей, для которых не нужно быть кем-то другим. Между тем в развитых странах Европы геям нет смысла создавать себе раковины – у них дома сексуальная ориентация уже давно не является предметом обсуждений.
– Например, в Лондоне, где я раньше часто бывал по делам, – рассказывает парикмахер, – гей-кварталы буквально вымирают. Их посещают или туристы, или ЛГБТ старшего поколения. Люди просто по старой памяти собираются в гей-клубах, опрокидывают бокальчик и вспоминают, как боролись за свои права. Вспоминают, потому что теперь им уже не за что бороться – в цивилизованном мире не осуждают за любовь. ЛГБТ имеют такие же права, как и гетеросексуалы. Тема сексуальной ориентации в Европе вообще перестает быть темой.
И хотя Украине еще далеко до адекватного восприятия такой любви, Сытников и Изотов уверены, что изменения, которые уже начались в стране и благодаря которым существует тот самый прайд, уже нечего остановить.
– Ну и что, – говорят в один голос, – что колонны на прайде охраняют полицейские. Это нормально, в других странах тоже так было. Главное, что продолжение изменений неизбежно. Если не мы, то молодое поколение уже застанет времена, где права ЛГБТ будет защищать действенный закон, а обсуждать, человек, случайно, не гей, будет так же странно, как спросить: «А вы что, гетеросексуал?».
[Репортаж создан при поддержке Посольства Королевства Норвегия в Украине. Взгляды авторов не обязательно совпадают с официальной позицией правительства Норвегии.]
Ольга Омельянчук
